Стол начал собирать опустевшие стулья.
— Я не собираюсь изменять свой образ действий, — продолжал фон Риттер. — Если вам в правлении нужны только дакалки, то позвольте мне заметить: я управляю значительно меньше, чем пятью процентами акций. Мне тоже подавать в отставку?
— Боже мой, нет! Вы были нужны мне, Ханс, и еще больше будете нужны Байраму! Мне ни к чему вышколенные тупицы. Вам требуется мужество, чтобы не соглашаться со мной? Так имейте это мужество! Иначе вы тряпка. Когда человек зарабатывает для меня деньги, я хочу, чтобы он делал это интеллигентно. Вот вы, например. Вам хватало напора и сил, чтобы заставить меня изменить мое мнение, и не раз. Это нелегко, потому что я упрям. Теперь относительно дела… Давайте-ка сядем. Юнис, свистни, пусть эта тварь вернет доктору фон Риттеру стул.
Стул тут же появился, фон Риттер замахал руками, стул отступил.
— Нет времени на все эти церемонии. Чего вы хотите добиться, Йоханн?
Он выпрямился. Стол, подобравший все свои стулья, сам заскользил по направляющим к открывшейся в стене нише.
— Ханс, я специально окружал себя людьми, которые меня не любят. Тот же Байрам — он ведь получил свой пост, противореча мне и оказываясь правым. Иногда он ошибается… но на этот случай есть вы, Ханс. А Паркинсон… да, я публично нахамил ему, потому что он публично призвал к моей отставке. Это ребячество, вы правы, Ханс. Двадцать лет назад — даже десять — я бы никогда не оскорбил человека. Нельзя позволять рефлексам управлять языком. Но я впадаю в маразм, и все это знают.
Фон Риттер молчал.
— Ну так что? — спросил Смит. — Вы поддержите Байрама?
— Уф… Пока да. Посмотрим на ваше поведение… Он повернулся, чтобы уйти.
—Кончай этот гнилой базар, Ханс. Ты пацан или не пацан?
Фон Риттер оглянулся через плечо. Засмеялся.
—Пацан!..
—Я знал. Спасибо, Ханс. Ладно, вали. Что-то новое, сынок? — повернулся Смит к Байраму Тилу.
—Завтра помощник генерального прокурора прилетает из Вашингтона, чтобы поговорить с вами относительно покупки «МТД» нашим «Ноумкрафтом»…
—Поговорить с тобой, Байрам. Если эта встреча тебе не по зубам, то я в тебе ошибся. Что-то еще?
—На пятом «Морском Ранчо» мы потеряли человека. Акула.
—Черт. Он женат?
—Нет, сэр. И родители не на его иждивении.
—Ладно. Тогда просто соболезнования. У вас там есть подготовленные ролики с профессиональной озвучкой. Когда мы теряем кого-то из наших людей, пусть все думают, что мы тоже плачем.
— Особенно когда нам наплевать, — сказал Сэлэмэн.
Смит прищурился на него:
—Джейк, неужели ты так глубоко изучил мое сердце? Наша политика — быть щедрыми, когда случается смертельный инцидент. И всякие мелочи, которые так много значат…
—…и так славно выглядят. Йоханн, у тебя нет сердца — только телефон и всяческая машинерия. Да и не было его никогда.
Смит засмеялся:
—Для тебя будет сделано исключение, Джейк. Когда ты помрешь, мы попробуем все переиначить. Никаких цветов, никаких некрологов, похороны по шестнадцатому разряду на собачьем кладбище…
—Не дождешься. Я сам станцую на твоей могиле, Йоханн.
—Да ну? Давай на пари. Миллион наличными против твоих любимых налоговых льгот? Хотя нет, я не могу заключать пари: чтобы остаться в живых, мне понадобится твоя помощь. Байрам, встретимся завтра. Сестра, подождите за дверью: мне нужно поговорить с моим юристом.
—Нет, сэр. Доктор Гарсиа запретил мне отходить от вас хотя бы на три шага.
Смит растерялся.
—Так. Мисс Клизма, я выучил много разных слов задолго до того, как Верховный суд ополчился на тех, кто пишет на заборах. Но я не буду вываливать на вас этот запас. Давайте по существу: я вас нанял. Я вам плачу. Вы находитесь в моем доме. Я велел вам выйти и подождать за дверью. Что из этого следует?
Медсестра, плотно сжав губы, молчала. Смит вздохнул.
—Джейк, какой я все-таки старый. Я никак не могу привыкнуть, что они следуют своим собственным законам. Юнис, где у нас доктор Гарсиа? Пусть он снимет с поста этого часового, чтобы мы могли поговорить приватно.
Доктор Гарсиа прибыл незамедлительно, осмотрел пациента, взглянул на ленты самописцев и согласился, что отдаленного мониторинга будет достаточно.
—Мисс Макинтош, во изменение отданного распоряжения…
—Да, доктор. Вы пришлете медсестру, чтобы я могла уйти? Я увольняюсь.
—Хорошо. Сестра…
—Секунду, доктор, — вмешался Смит. — Мисс Макинтош, я приношу вам свои извинения за то, что оскорбил вас. Я впадаю в детство. Это признак очень глубокой старости. Но, доктор, если сестра Макинтош все же решит уйти — я надеюсь, что этого не произойдет, но, тем не менее, — выпишите ей премию в тысячу долларов. Ее исполнение обязанностей было совершенным. Несмотря на то, что я ей всячески мешал.
— М-м… Посмотрим. Сестра, идемте…
Когда медики вышли, Сэлэмэн сказал сухо:
— Йоханн, ты маразматик только тогда, когда это выгодно.
— Приходится использовать это оружие, — хмыкнул Смит. — Что мне еще остается?
— Деньги.
— Ах, да. Про деньги я и забыл. Так забывают про воздух. Ведь я и жив-то благодаря деньгам… Я просто злюсь, Джейк. Как человек, ни за что посаженный в тюрьму. Тюрьма называется старостью…
— Старости нет, пока ты управляешь собой, Йоханн. Я понимаю, что это заявление дурно пахнет… а впрочем, делай, что хочешь, я ни на чем не настаиваю.
— Спасибо, Джейк, ты настоящий друг. Черт, ты иногда нужен мне даже больше, чем Юнис, хотя она намного симпатичнее. Юнис, скажи, девочка: я несносен?
Секретарша пожала плечами. Это было красивое движение.
— Вы такая лапочка-вонючка, босс… время от времени. Но я научилась не обращать на это внимания.
— Вот, Джейк. Если бы Юнис хоть раз отказалась терпеть мои выходки — вот как ты, например, — то я уже был бы самый приятный босс в мире. А так я использую ее в качестве предохранительного клапана.
— Юнис, — сказал Сэлэмэн, — в любое время, как только вам надоест это опутанное проводами дерьмо, вы приходите ко мне и получаете эту же работу за такое же жалованье…
— Юнис, твое жалованье удвоено.
— Спасибо, босс, — быстро сказала секретарша, — запись сделана, время проставлено. Бухгалтерию я уведомлю сама.
— Понял, да? — закашлялся Смит. — И не пытайся перекупить ее, старый козел. У тебя не хватит «капусты».
— Маразматик, — оскалился Сэлэмэн. — Кстати, о «капусте». Кого ты прочишь на место Паркинсона?
— Еще не думал. Есть кандидат?
— До сих пор не было. Но сейчас мне кажется, что это могла бы быть Юнис.
Долгую секунду Юнис не могла скрыть изумления. Потом на ее лицо вернулось прежнее выражение.
— Об этом я не думал, — признался Смит. — Но мысль хорошая. Юнис, как бы ты отнеслась к перспективе стать директором?
Юнис отключила диктописец.
— Если это шутка…
— Дорогая моя, — сказал Смит мягко, — я никогда не шучу с деньгами. А для Джейка деньги — единственная святыня. Ты знаешь, что он продал свою дочку и бабушку в бордель в Рио?
— Вранье, — сказал Сэлэмэн. — Только бабушку. И старушка не подкачала! Благодаря ей мы прикупили еще одну спальню.
— Босс, но я полный ноль в бизнесе!
— Ну и что? Директора ничем не управляют, они только формируют политику. А про это ты знаешь больше, чем кто-либо из них, — ты же варишься в этом котелке уже хренадцать лет. Будешь исполнять все те же свои обязанности — да еще голосовать, как Джейк. Идет?
— Вы думаете, я справлюсь, сэр?
— Мы же справляемся. Загляни в старые записи — как бы мы с Джейком ни изображали перебранки, а всегда голосовали так, как договаривались заранее.
— Я это давно заметила, — сказала Юнис.
— Вся конспирация коту под хвост, — сказал Смит. — Решено, Джейк: она — новый директор. Да, и еще один тайный пункт: если нам вдруг понадобится вакансия — ты уйдешь в отставку? Ничего, естественно, не теряя.
— Конечно, сэр. И даже без отступного.
— Почему без? Очень даже с отступным… Понимаешь, Юнис, я хочу быть уверенным, что у Джейка всегда будет надежный запас голосов — причем я не хочу увольнять обскурантов без крайней необходимости. Не стоит подставлять фон Риттеру свой нос для очередного щелчка… Итак, вы директор, дорогая. Формальности — на том же собрании акционеров. Добро пожаловать в истеблишмент. Теперь ты не благородный пролетарий, а контрреволюционер, предатель, штрейкбрехер, шпик, фашистский пес. Как теперь самочувствие?