ГОРЕ (беспокойно). А ты когда ж это в поход собираешься?

СОЛДАТ. Ты что же, не слышала! Три королевства нам войну объявили. Вот бляху да пуговицы вычищу и пойду.

ГОРЕ. Не смей, солдат, в поход ходить! Я люблю дома жить, на печи сидеть да охать.

СОЛДАТ. Ничего, со мной ко всему привыкнешь - и к холоду и к голоду... Знаешь небось: воевать - так не горевать, а горевать - так не воевать!

ГОРЕ. Ох, служивый, ты мне не товарищ! Так и быть, научу я тебя, как от меня отделаться. Хочешь?

СОЛДАТ. Как не хотеть! Хочу.

ГОРЕ (тихо). Ты меня кому-нибудь обманом навяжи - в придачу дай. Как царь тебе дал, так и ты...

СОЛДАТ. Ну вот еще! Стану я из-за тебя стараться, людей обманывать. (Усмехаясь.) Живи со мной, ты мне не мешаешь.

ГОРЕ. Служивый! Родименький! Отдай меня кому-нибудь - беспокойно мне у тебя будет!

СОЛДАТ. Ишь, как солдатского житья испугалась! Нет уж, я тебя никому не отдам.

ГОРЕ. Солдат, голубчик, пожалей ты меня!

СОЛДАТ. Да я тебя не держу. Я только из-за тебя людей губить не хочу.

ГОРЕ. Худо тебе со мной будет, ой, худо! Вон гляди - у ружья твоего затвор уже сломался!

СОЛДАТ. Верно, сломался. Вот горе-то какое! Ну, да не беда, починить можно.

ГОРЕ. Тебе все не беда. А что, ежели тебя самого на войне искалечат руки-ноги оторвут? Тогда что?

СОЛДАТ. И без рук, без ног люди живут.

ГОРЕ. А ежели и без головы останешься?

СОЛДАТ. Ну, значит, голова болеть не будет.

ГОРЕ. У тебя все шутки да прибаутки на уме. Ой, погоди, скоро заплачешь!

СОЛДАТ. Это я-то заплачу? Ну, мы еще посмотрим, кто из нас раньше заплачет! (Открывает табакерку, нюхает и чихает несколько раз подряд.)

ГОРЕ. Вот ты уже и плачешь! Хе-хе! Гляди, слезы у тебя по щекам в три ручья текут. Со мной всякий заплачет - на то я и горе-злосчастье!

СОЛДАТ. Ой, не хвались! Не от тебя у меня слезы текут, а от табаку царского. Крепок больно. Заморский сорт. Коли бы ты его понюхала, так и у тебя бы небось слезы рекой потекли.

ГОРЕ. Нет, брат, я никогда не плачу. От меня плачут.

СОЛДАТ. Врешь, от этого табачку и тебя бы пробрало.

ГОРЕ. Ан нет! Ну, давай на спор. Открой свою коробочку.

СОЛДАТ. Так я тебе и открыл! Я небось за этот табачок платил пятачок, а ты даром нюхать хочешь.

ГОРЕ. Не смей, солдат, перечить мне! Уж если я чего захочу, так не отстану, покуда по-моему не будет. Комариком оборочусь, а в коробочку твою заберусь.

СОЛДАТ. Комариком?

ГОРЕ. Комариком.

СОЛДАТ. Заберешься?

ГОРЕ. Заберусь.

СОЛДАТ. Других обманывай, а я не поверю, покуда своими глазами не увижу.

ГОРЕ. Ну, смотри! Приоткрой крышку - только самую узенькую щелочку оставь.

СОЛДАТ. Ладно. Этакой довольно с тебя?

ГОРЕ. Еще чуток! Довольно. Ну, смотри! Раз!.. Два!.. Три!..

На сцене темнеет. Горе-Злосчастье исчезает. В темноте искоркой пролетает золотой комарик,

СОЛДАТ. Есть!

На сцене опять светло.

{Захлопывая крышку.) Ну вот, теперь и сиди себе в табакерке, нюхай заморский табачок на здоровье! Что, чихаешь? На волю просишься? Нет уж, я тебя не выпущу. Дорого мне царский табак обошелся - нюхай теперь ты его. (Подносит табакерку к уху.) А? Что? Будь здорова! Чего? Еще раз будь здорова!.. Ну, на всякое чиханье не наздравствуешься! Спрячу-ка я табакерочку в карман и до тех пор не выну, пока домой из похода не ворочусь. Говорят, солдат черта год со днем в тавлинке проносил. Да не солдат пардону запросил, а черт...

Издалека доносится музыка.

Эх, жалко, с матушкой и Настей проститься не пришлось. Доведется ли свидеться? Матушка стара, немощна, а Настя не своей волей живет, своей судьбе не хозяйка. (Напевает что-то без слов, в лад музыке.) Ну, да авось горе не беда! Живы будем - встретимся, а помрем - другим долго жить прикажем. Шагом марш! (Вскидывает ружье на плечо и запевает.)

Раз, два,

Горе не беда,

Шла в поход пехота,

Брала города!

Прощай, родимая сторона! (С песней уходит.)

Занавес

Большая светлая горница. Посередине стол, празднично накрытый, Настя сидит у окна и шьет.

Настя

(поет)

ГОЛОС (за окном). Желаю здравствовать, хозяева! Дозвольте солдату воды напиться. Издалека иду.

Настя. Сейчас вынесу. А то зайди, служивый, передохни малость.

ГОЛОС. Покорно благодарим. Коли не помешаю, зайду.

Настя несет воду. В дверях сталкивается с Солдатом.

СОЛДАТ. Настенька!

НАСТЯ. Ванюшка!

СОЛДАТ. Вот не думал, не гадал. Здравствуй, Настенька, здравствуй, голубушка!

НАСТЯ. Здравствуй, родной ты мой, цел ли, здоров ли с войны воротился?

СОЛДАТ. Живем покуда. И на том спасибо.

НАСТЯ. А уж как я тебя ждала, Ванюшка, - не то что дни, минутки считала. Покуда матушка твоя жива была, все к ней бегала, все спрашивала, нет ли весточки, а как померла она, с той поры и спросить про тебя не у кого стало. Проснешься ночью и думаешь: может, он на поле раненый лежит и некому его водой напоить, некому рану перевязать. И не чаяла уж, что увидимся!

СОЛДАТ. Ты что же, в услужении здесь живешь, в хоромах этаких?

НАСТЯ. Нет, дома, у дяди. Уж так я рада тебе, слов не найду! Да ты сними шинель, а сам к столу присядь. Устал, верно, проголодался?

СОЛДАТ. Настенька, давай лучше сюда сядем, в уголок. Этот стол не для прохожего солдата накрыт. (Пьет из ковша.) Ох, и вкусна водица родная, слаще меду! (Ставит сундучок на пол.) А что, дядя твой в дворниках здесь служит или дом сторожит?

НАСТЯ. Нет, он этому дому хозяин.

СОЛДАТ. Вон как! С чего же это он разбогател? Клад в лесу нашел, что ли?

НАСТЯ. Клад не клад, а вроде того. С веревочки дело пошло.

СОЛДАТ. Как же это так - с веревочки?

НАСТЯ. Понадобилась купцу одному веревочка, а дядя в это время дерево в лесу рубил. Снял он с себя подпояску да и продал купцу за алтын.

СОЛДАТ. Алтын - деньги небольшие.

Настя. Да не в алтыне дело, а в том, что дядя купцу этому горе-злосчастье свое в придачу дал. Ведь от горя-то, от злосчастья только так и можно избавиться - с себя снять и другому навязать.

СОЛДАТ (усмехаясь). Это-то я знаю.

НАСТЯ. Знаешь? Ты? Да откуда же?

СОЛДАТ. А потому знаю, что мне самому горе-злосчастье в придачу дали. Да-да, Настенька. Оно и сейчас при мне.

НАСТЯ (всплескивая руками). Ванюшка! Да неужто тебе оно досталось?

СОЛДАТ. А кому ж, как не мне? Вот в этом кармане и ношу его. Под солдатской шинелью ему и место. (Достает из кармана завернутую в платок табакерку и подносит ее к уху.) Ну как, чихаешь? То-то же! Будь здорова! (Задумчиво вертит табакерку в руке.) На войне с горем был и домой не без горя воротился.

НАСТЯ. Вот несчастье-то какое! Ну и что же - много ты бед вытерпел?

СОЛДАТ. Много, Настя. Всего и не расскажешь! Говорят, веселое горе солдатское житье. Да только я горю-злосчастью воли не даю. (Встряхивает табакерку.) У меня, знаешь, порядок строгий, военный. Захирело оно у меня в табакерочке, - еле дышит, а сколько может - досаждает. И в походе я немало с ним натерпелся, и домой пришел как на чужую сторону. Матушка померла, дом развалился...