Архимандрит махнул рукой, и новгородцы бросились вперёд. Сокола зажали меж двух коней, так что ему трудно стало дышать. Третий всадник спешился и осторожно вынул меч чародея из ножен. Ещё трое новгородцев направили лошадей к княжичу.

— Не стоит, князь! — с трудом выдавил из себя Сокол.

Но Борис слушать ничего не желал. Выхватил саблю и, отпрыгнув с дороги, прижался спиной к дереву, чтобы не позволить воинам себя обойти.

— Ну что, бродяги? — крикнул он. — Кто хочет первым выполнить приказ этого безумца?

Новгородцы спешились, осторожно пошли на княжича. Борис переводил остриё клинка с одного врага на другого и те нерешительно замялись в двух шагах от него.

— Что встали, уроды? — крикнул Микифор. — Рубите щенка, раз не сдаётся.

Скоморох, до сих пор оплакивающий владыку и на которого поэтому никто не обращал внимания, вдруг, оказался за спиной архимандрита. Тихо и незаметно вытащив нож, он приставил остриё к горлу Микифора.

— Останови людей, — очень спокойным голосом приказал Скоморох. — Скажи, пусть освободят чародея и княжича. И не дёргайся, а то горло порежу…

Второй священник, сообразив, в чём дело, кинулся было на помощь товарищу, но Скоморох, заметив это, слегка пошевелил ножом. На горле архимандрита выступила кровь.

— Стойте! — заорал Микифор. — Отпустите колдуна.

Наступавшие на Бориса воины вернулись к лошадям. Тиски вокруг Сокола также разжались.

— Пусть вернут меч, — громко, чтобы услышали все, произнёс Скоморох.

Микифор кивнул. Его воины поспешили вернуть чародею клинок.

— Теперь дайте им лошадей.

Борис не стал дожидаться. Быстрым взглядом оценив животных, он выбрал лучшую, по его мнению, пару.

— Беги чародей, спасайся, — сказал Скоморох. — Владыка считал тебя другом, а он разбирался в людях. Стало быть, ты неплохой человек.

Сокол взобрался в седло. Попробовав лошадь, крутанулся на месте, после чего спросил:

— А как же ты? Тебе нельзя оставаться с этой шайкой. Василий больше не защитит тебя. Давай с нами.

— Решайся! — поддержал Борис.

Скоморох отрицательно покачал головой и только сильнее прижал нож к горлу Микифора.

Больше не медля, они погнали лошадей вскачь. Новгородцы, опасаясь за жизнь своего предводителя, остались на месте.

Не зная, долго ли продержится Скоморох, беглецы сбавили ход, только проскакав вёрст десять в сторону Великих Лук.

— Ты понял, кто это был? — спросил, отдуваясь, Сокол.

— Крыса, этот Микифор, — ругнулся Борис. — Ну, попадись он мне, как-нибудь…

— Да нет, я про второго, — уточнил Сокол. — Похож он очень на тех монахов, что шастали по Мещере, а однажды чуть не прикончили меня с мещёрским княжичем в Червленом Яру. Да и в тебя, я помню, стреляли под Муромом. Напомнил он мне тех монахов, вот только не пойму чем. Лицо вроде бы незнакомо. Может быть, взглядом или невозмутимостью своей. Заметь, он не вмешивался ни в разговор, ни в драку. Просто наблюдал свысока за всей этой вознёй.

Борис пожал плечами. Зачарованную стрелу, что пробила его доспех, он не забывал, но с нынешней заварушкой сходства не находил.

— Жаль Скомороха, — сказал княжич. — Тяжело ему придётся теперь.

Многое случилось в пути. Они потеряли лошадей, добыли новых, и опять потеряли. Им приходилось биться с непонятными ватагами и явными разбойниками, ошибочно посчитавшими лёгкой добычей старка и юнца. Много дней спустя, когда они брели уже по родным краям, навстречу им выехал странный отряд.

— Смотри-ка, чародей, твой Игрец, — узнал издалека Борис. — А что за женщина в его седле?

— Это Эрвела, владычица овд, — ответил Сокол и уточнил. — Лесных дев по-вашему. Помнишь сражение у Сосновки? Она была там. А затем и на пиру у мещёрского князя.

— Да мне не до того было, — произнёс княжич, а разглядев других всадников изумился. — А те двое, вурды, чтоб мне лопнуть!

— Точно, вурды, — подтвердил чародей. — Мои приятели Быстроног и Власорук.

— Хороши же у тебя приятели…

— Тебе они понравятся, — улыбнулся Сокол. — Тот четвёртый Роман. Большущий пройдоха, но тоже мой товарищ. И судя по всему, они ищут меня.

Так и оказалось.

— Мы уже начали беспокоиться, чародей, — сказала Эрвела, как только они поравнялись. — У Мены руки волдырями покрылись, пока она разыскивала тебя ворожбой. Не вдруг удалось.

Сокол представил княжича, которого друзья тоже узнали не сразу — под Сосновкой тогда много всяких князей воевало.

— Ты всё-таки не послушал меня и ввязался в схватку, — продолжила владычица. — Чудо, что жив остался.

— Давай-ка прогуляемся, — предложил Сокол. — Есть о чём поговорить.

Оставив Бориса на вурдов и Рыжего, он прошёлся с Эрвелой вдоль дороги. Рассказал о том, что случилось в Пскове, выслушал, чем колдуны занимаются.

— Мститель? — задумалась овда. — И твой змеевик оказался с ним связан? Этого я и боялась.

— Калика мне кое-что разъяснил насчёт Чернобога.

— Поверил теперь? — усмехнулась Эрвела.

— Имею в виду, — отозвался Сокол. — Калика тоже не знал всего.

Он помолчал, помянув товарища.

— Надеюсь, ты передашь новости Мене и остальным.

— Ты не вернёшься? — нахмурилась владычица.

— Не теперь. В Мещере слишком мало сил, а я боюсь, что большой битвы не избежать. Князь же Константин может поднять несколько тысяч отборных бойцов. Хочу переговорить с ним. Его земель и людей напасть тоже касается.

— Значит в Угарман?

— Значит так.

— Не знаю, чародей, вольному воля. Но я бы на твоём месте поискала племянницу Вихря. Уверена, она сохранила связь с колдуном, а значит, сможет помочь.

— Елена? Что же мешает тебе самой её разыскать?

— Представь себе, мы не можем. Она по-прежнему укрыта от нашего взора. И не только от нашего. Даже Мена почти ничего не смогла сделать.

— А она хоть жива, Елена-то?

— Среди мёртвых её нет. Мена утверждает, что под чужим небом Елена бродит. А большего не знает и она.

Сокол задумался. Потом сказал:

— Даже если Вихрь с Мстителем связан был, то его племянница-то каким боком замешана? А пока её искать будем, время напрасно потеряем. Нет, я в Угарман.

Владычица хотела возразить, но только рукой раздражённо махнула.

Разговор увял, они вернулись к остальным.

Эрвела что-то сказала вурдам на незнакомом княжичу языке, и те бросились освобождать лошадей от поклажи.

— Без владычицы они вряд ли потерпят нас на своих спинах, — пояснил Борису Власорук.

Княжич расстроено взглянул на Эрвелу.

— Ты не поедешь с нами? — спросил он. — Жаль, мне страсть как охота расспросить тебя о твоём народе.

— У меня дела князь. В другой раз поговорим.

Вспрыгнув с седло, она погладила Игреца. Тот коротко всхрапнул, и через мгновение лишь дорожная пыль оседала в том месте, где только что стояли четыре коня.

Липкая удушливая жара нависла над миром, иссушая землю, вместе со всем, что на ней росло и всем, что по ней двигалось. Реки мелели, обнажая веками скрытое дно, мели превращались в острова, острова — в матёрую сушу. Брошенные корабли и лодки, намертво вросшие в песок, покрывали когда-то оживлённые, а теперь замершие великие торговые пути. Вода уходила из колодцев, и люди набирали затхлую и вонючую жижу из лесных болот да поганых оврагов. Но и такой, пополам с грязью, воды оставалось не много. Солнце выжигало всё живое, пока не скрылось за длинными хвостами гари лесных пожаров.

Но никто уже не обращал внимания на свирепую засуху, сулящую полям небывалое бесплодие, на безумные пожары, пожирающие не только леса, но десятки сёл и сотни деревень, вместе со всеми их жителями, домами, скотом. Эти бедствия, которые в иной год посчитались бы карой небесной, которые непременно вошли бы в летописи и сказания, наравне с войнами и деяниями князей, теперь казались сущими пустяками, не стоящими даже случайно оброненного слова в разговоре за кружкой пива.