– Таких единицы.

– Если наставишь на верный путь одного, то уже прожил жизнь не зря. Или ты хочешь открыть массовое производство просветленных людей? Если так, то боюсь, что годы руководства корпорацией затуманили твой взгляд.

– Как бы то ни было, кино – это капиталоемкий бизнес, который живет по своим законам, – ответил я, немного подумав. – Если фильм не будет достаточно популярен у широкой публики, то просто не вернет вложенных в него денег.

– Что ж, Хо талантливый и энергичный молодой человек. Я надеюсь, он справится. Сделать зрелищное кино все же проще, чем постичь путь Будды.

– Дай-то бог. Пусть это будет его забота. Я никогда не умел угождать вкусам толпы.

– Зато ты умеешь заставить других угождать тебе. Это не всегда лучше.

Мы вошли в павильон. Он был поставлен на сваях у берега пруда, однако, когда я сел за стол рядом с перилами, у меня неожиданно возникло ощущение, будто мы плывем на корабле по реке с живописными берегами.

Рядом с нами раздался всплеск, и я успел разглядеть небольшую рыбу, на мгновение появившуюся на поверхности и тут же вновь ушедшую на глубину.

– Зеркальные карпы, – пояснил Ма. – Здесь они не боятся людей. Ты сможешь кормить их буквально с рук.

– Ваше поместье прекрасно, – улыбнулся я.

– Да, оно скрасит мои дни после ухода на покой.

Пожилой слуга подал нам зеленый чай и с поклоном удалился.

– Вам больше не прислуживают младшие ученики? – спросил я.

– Я закрыл свой зал полтора года назад. Теперь я принимаю только изредка тех, кто достиг высшего мастерства.

– А Ди Гоюн бывает у вас?

Лицо мастера посуровело. Он долго молчал.

– В жизни каждый человек одерживает одну главную победу, которая венчает его текущее воплощение, и терпит одно величайшее поражение, которое определяет его дальнейшие инкарнации, – ответил он наконец. – Так устроен мир. Гоюн – это мое великое поражение.

В павильоне воцарилась тишина. Некоторое время мы молча пили чай и вслушивались в шелест листьев и плеск воды.

– Ты приехал в Поднебесную, чтобы узнать про Гоюна? – спросил наконец Ма.

– Да, мастер.

– Ты заинтересовался этим сам?

– Нет. Меня просил об этом император.

– Ваш император мудр, как истинный Сын Неба. Гоюн действительно опасен, даже для России.

– Почему даже?

– Россия – одна из немногих стран мира, которая смогла объединить в себе западный рационализм и восточную мудрость. Это всегда губило вас, когда вы стремились стать западной или восточной страной, и это же всегда спасало вас от внешней опасности и с Запада и с Востока. Но Гоюн знает и Запад и Восток. Он знает людей. Он великий шахматный игрок и не останавливается перед тем, чтобы обращаться с людьми как шахматными фигурами. И, в конце концов, небо сделало его провидцем. Вам нечего ему противопоставить.

– Так ли уж нечего?

– Слепой уступает зрячему. Охваченный страстью проигрывает беспристрастному. Пребывание на вершине затмевает разум и порождает ненужные привязанности. Вам нечего противопоставить Гоюну, Маленький Дракон. Даже если вы убьете его, тигр вышел из пещеры, рыбак раскинул сеть, игрок сделал ходы. Вы уже упустили время. Когда будешь противостоять ему, не забывай, что борешься не с человеком, а с идеей.

– Вы уверены, что мы сойдемся в схватке?

Ма медленно допил свой чай и отставил в сторону пиалу.

– Боюсь, что вы обречены. Ты – единственный, кто сможет противостоять ему. Но пока ты не готов. В поединке надо противопоставить слабости силу, но силе слабость. Система давит человека, но человек разрушает систему. Ты забыл об этом, а Гоюн помнит. Подумай о том, что я сказал. На закате я буду ждать тебя в павильоне «Изначальной чистоты». Слуга проводит тебя туда и подберет тебе тренировочную одежду. Я хочу увидеть, как изменилось твое кун-фу за последние годы.

Произнеся эти слова, мастер поднялся из-за стола, поклонился мне и вышел из павильона.

Я закончил выполнение тао и застыл в финальной стойке. Энергия все еще с огромной силой циркулировала во мне. Я сбросил ее, глубоко вздохнул и повернулся к наставнику. Прочитать что-либо на лице старого Ма, как всегда, было невозможно.

– Что ж, я думал, будет хуже, – произнес он после продолжительной паузы. – Ты сумел сохранить в себе стержень, хотя твои страсти все еще владеют тобой. Твоя техника безупречна, разум спокоен, но ты не обрел полной свободы духа, а значит, уязвим. Впрочем, я боюсь, что при той жизни, которую ты ведешь, быстро избавиться от этого недостатка тебе не удастся. Но в целом я доволен. Твое мастерство растет, и это главное. Ты должен уехать в Пекин завтра?

– Да, учитель.

– Хорошо. Завтра утром я проведу с тобой занятие. Тебе пришла пора взглянуть на старые вещи по-новому. Но сейчас я хочу, чтобы ты встретился с одним моим гостем. Он приехал сюда специально, чтобы увидеть тебя.

Ма поднялся и вышел из павильона. Я последовал за ним. На улице уже стемнело, но я заметил, что в одном из близлежащих павильонов горит свет. Ма направился именно туда. Когда мы вошли в помещение, нам навстречу поднялся китаец лет сорока пяти, облаченный в богато расшитую одежду придворного. Только в Китае при дворе еще носят средневековые одежды!

– Ли Ю! – воскликнул я.

– Здравствуй, Маленький Дракон, – поклонился он мне.

Я ответил ему на поклон, но не удержался, шагнул навстречу и крепко, по-русски обнял.

– Ты меня задушишь, русский медведь, – пошутил Ли.

Мы сели за стол.

– Судя по одежде, у тебя высокий чин при дворе, – заметил я.

– После кончины отца я занял его место, – ответил Ли.

– Пусть земля будет пухом благородному Ли Ванлунгу, – проговорил я. – Я его должник. Ведь именно благодаря ему я имел честь учиться у досточтимого Ма.

– Отец всегда гордился тем, что представил тебя наставнику, – ответил Ли.

Мы недолго помолчали из уважения к почившему.

– Я приехал к тебе по делу, – произнес Ли. – Учитель сказал, что ты интересуешься Гоюном.

– Его влияние в Поднебесной велико?

– Больше, чем ты думаешь.

– Я так понимаю, что секта «Небесного предела» нашла себе много адептов в Поднебесной.