– Какая красивая! – воскликнула Юля.

– Это новая модель, – с достоинством пояснил Ришенгер по-русски. – Ее продажи начались только неделю назад. Когда нам сообщили, что господин Юсупов желает протестировать эту машину, мы немедленно купили этот экземпляр в Баварии и доставили сюда.

– Благодарю вас, господин Ришенгер, – я принял у него ключи. – Машину я верну в аэропорт через неделю.

Я сел на место водителя, Юля разместилась рядом.

– Оказывается, князь Юсупов тоже играет в машинки, – усмехнулась она, когда я запустил двигатель и медленно поехал по стоянке. – Все мужчины любят возиться с автомобилями.

– Ничто человеческое мне не чуждо, – ответил я.

– Погоди, а багаж? – встрепенулась она, когда я повернул к автобану.

– Доставят в отель без нас.

– В отель? Ира сказала, что в Висбадене у всех самых богатых людей есть дома.

– У меня нет. Здесь я в последний раз был года три назад. А держать недвижимость просто ради того, чтобы поучаствовать в ярмарке тщеславия, – не для меня. Я смотрю, за тот час, что ты забирала дома плюшевого мишку, вы с Ирой многое успели обсудить.

Юля смутилась.

Машина выскочила на автобан, и я вдавил педаль газа в пол. БМВ плавно ускорилась, и через несколько секунд стрелка спидометра перевалила за отметку в двести километров в час.

– Ничего себе, как в ракете! – воскликнула Юля.

– Да, хорошая машина, – подтвердил я.

– А дороги здесь неплохие, – заметила Юля после непродолжительной паузы. – Не хуже, чем в России.

– Их начал строить Гитлер в тридцатых годах, – ответил я, – когда Германия была еще единой. Кстати, в России подобные автострады появились только в начале пятидесятых. А германские дороги не везде одинаковы. Скажем, в Дармштадте и Баварии все дороги в идеальном состоянии, в Пруссии – только стратегические магистрали... их курирует военное министерство. А вот в Шлезвиг-Гольштейне дороги хуже, чем в Румынии.

– Ну, Пруссия вообще член Евразийского союза, – фыркнула Юля. – Как говорит Ира, «курица не птица, Пруссия не заграница».

– Сейчас почти все германские государства в ЕАС просятся, – ответил я. – После того, как распались США, им надо встать под чье-то покровительство.

– Тебе виднее, – усмехнулась Юля. – Это ты с Дармштадтским герцогом дружишь.

– Да какая там дружба, – засмеялся я. – Виделись несколько раз. Когда забираешься наверх, знаешь многих, но вот с дружбой всегда проблемы.

– Почему?

– Интересы убивают чувства.

– А чего может хотеть от тебя герцог Дармштадтский?

– Я думаю, он попросит, чтобы я помог вступить герцогству в ЕАС.

– Но ты ведь не министр, чтобы принимать такие решения.

– Такие решения принимает Совет Ассамблеи ЕАС. А я сопредседатель Евразийского союза промышленников и финансистов. Если наш союз выскажется за предоставление режима благоприятствования, то Ассамблея примет решение почти автоматически.

– Господи, как все сложно.

– Политика примитивна. Весь внешний антураж создан лишь для того, чтобы прикрыть истинные интересы и грязные ходы.

– Ну а ты заинтересован, чтобы Дармштадт получил этот режим благоприятствования?

– Лично я заинтересован раз в три года отдыхать в Висбадене. Но России, конечно, выгодно, чтобы германские государства стояли в очередь в ЕАС.

– Почему?

– Потому что если мы откажемся брать их в ЕАС, то они могут воссоздать единую Германию и наберут большой потенциал. Если мы не будем их контролировать, они ослабят наше влияние в Европе.

– Но ведь в свое время немцы разделились.

– Их разделили. После Второй мировой войны Черчилль предложил план раздела Германии по границам тысяча восемьсот шестьдесят девятого года. Союзники приняли этот план. В зону влияния России вошла Пруссия. В зону влияния Англии и Франции – северо-западные и западные земли. Американцы отхватили Баварию. С тех пор мы знаем Германию как сеть раздробленных государств, обитель покоя, порядка и стабильности.

– Разве Германия может быть другой?

– Ох, может. Восемьдесят лет назад она была основным инициатором войн. У этого народа в крови желание доминировать, очень сильная воля к победе и потрясающая способность к самоорганизации. Слава богу, сейчас все это направлено только на чистоту улиц и качество сборки автомобилей. Если немцам снова придет в голову покорять мир, то мало никому не покажется.

– Думаешь, покорят? – с улыбкой спросила Юля.

– Нет, конечно. Мир не может покорить никто, так уж он устроен. Но всякий раз чья-либо попытка покорить мир всегда очень дорого обходилась человечеству.

Автомобиль на огромной скорости несся по дармштадтскому автобану. Я включил радио, и из динамиков потекла чарующая музыка Бетховена.

– А ты хотел бы властвовать над всем миром? – вдруг спросила Юля.

– Зачем? – я засмеялся. – Мне семейной корпорации за глаза хватает.

– А вот Андрей хотел, – заметила Юля.

– Сдуру, – ответил я.

– Наверное, – согласилась она. – Но ты знаешь, я в свое время была очень увлечена им.

– Я это еще в «Максиме» заметил, – усмехнулся я. – Твоя лексика настолько не соответствовала твоему внутреннему миру, что я сразу понял, что здесь не обошлось без внешнего влияния.

– А ты сумел увидеть весь мой внутренний мир?

– Нет, конечно. Но несоответствие сразу бросилось в глаза.

– Значит, ты все же что-то увидел. Как?

– Интуиция. До сих пор она меня не подводила.

– Интересно, и что же ты увидел во мне?

– Что ты добрый и честный человек и ищешь истину.

– Да, ты прав. В свое время я подумала то же и про Андрея.

– Но ведь он хотел управлять миром.

– Ты думаешь, это несовместимо?

– Конечно. Управлять миром мечтают три типа людей: те, кто никогда не отвечал за других, властолюбцы и те, кто считает, что уже познали истину. Все это несовместимо с духовным поиском.

– А может тот, кто познал истину, захотеть править миром?

– Сомневаюсь. Есть китайская поговорка: «Утром познав истину, вечером можно умереть». Я думаю, что тому, кому открылись тайны бытия, уже нечего делать в нашем не лучшем из миров.

– Интересно, такие же вещи я читала у Гарри Гоюна, – сказала она. – Ты не слышал о нем?