– Я дорожу благорасположением великого шаха, – отвечал ал-Бируни, низко склонившись перед правителем Хорезма.

Он и в самом деле ценил доверие. Просвещенность хорезмшаха Мамуна, его стремление разумно использовать науку нравились ученому. И сейчас, когда правитель Хорезма предложил ему трудную и ответственную должность мираба, которая должна была отнять у него много времени и оторвать от очень важных научных опытов, он с радостью брался за эту работу. Абу-Райхан, так же как и правитель страны, желал Хорезму процветания и богатства. Но ведь главное богатство страны – это плодородная земля: не случайно персы прозвали Хорезм «Землей Солнца».

Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове ученого, когда он, отвечая хорезмшаху, должен был сказать «да» или «нет». Конечно, «да» – он будет мирабом и астрономом, но пусть будет мир на земле Хорезма.

– Я хотел бы многое сделать, великий шах, – сказал ал-Бируни, – но трудно предвидеть, что ждет нас впереди. Я с большой верой начинал свой путь в науке в дни моей юности в Хорезме. Помню, это было еще в 384 году хиджры,[32] я производил астрономические измерения на левом берегу Джейхуна. Я только успел установить крайнюю высшую точку эклиптики[33] для селения Бушкатыр, как началась смута. Знать Хорезма не поладила с шахом, а мне, начинающему вникать в науки, пришлось прервать свои занятия и искать убежища на чужбине. Долго еще бушевала буря в сердцах людских. Не скоро время сжалилось над нами. Когда все усмирилось, я принялся за свое дело. Если будет покой на нашей земле, поверь, великий шах, я не оставлю своего дела. Для того я и прибыл сюда, в твое царство.

– Теперь другие времена, – ответил с уверенностью хорезмшах. – Могу тебя заверить, все будет хорошо. Небо Хорезма ясно и безоблачно…

Они долго еще вели беседу – правитель великого Хорезма и ученый. Они расстались добрыми друзьями, но каждый постарался показать другому, что он верен себе. Мамун хотел показать великому ученому, что он не только правитель прекрасного Хорезма, но и человек, сведущий в тонкостях математики и астрономии, а Бируни хотел показать хорезмшаху, что наука для него священна и что нет такой силы, которая бы заставила его изменить ей.

Ал-Бируни был увлечен мыслью сделать Хорезм страной изобилия. Он принялся изучать систему орошения. Стараясь вникнуть в причину неудач, которые привели к гибели некогда цветущие оазисы, ал-Бируни понял, что люди, занимающиеся распределением воды, не всегда сознавали, сколь важно их дело. Они нередко забывали, что владеют главным сокровищем Хорезма. Они экономили на недозволенном и зачастую от скаредности и тупоумия делали преступные вещи. Ученый долго в задумчивости стоял среди занесенных песками земель, которые совсем недавно были садами и виноградниками. Как это случилось? Почему пустыня отобрала у людей эту землю? Почему она оказалась сильнее людей? И ученый сам себе отвечал: незнание тому причина, невежество!

Мало кто мог ему сказать, в какое время зарождается бурный поток воды, идущий от снежных вершин. А если узнать об этом точно, то можно предсказать большую или малую воду и соответственно подавать ее в каналы.

Когда ученый потребовал у сахибдивана[34] людей, которых надо было расселить вдоль берегов реки, тот удивился: для чего так много людей? И ал-Бируни объяснил ему, что, если вдоль реки поселятся люди, которые будут постоянно жечь костры и давать сигналы, говорящие о том, какая идет вода, тогда мирабу удастся разумно распределить воду по всей оросительной системе. Вначале сахибдиван не соглашался: посчитал, что будет дорого, но потом согласился, и замысел ал-Бируни воплотился в жизнь.

На берегах Джейхуна были установлены наблюдательные посты. Люди следили за движением воды. Они передавали свои сообщения при помощи костров. Один, два, три дыма означали известное количество воды, которого можно было ожидать в ближайшее время. Имея эти данные, можно было разумно распределять воду реки по каналам и подавать ее на пахотные поля, в сады и виноградники. Ученый сделал много ценных наблюдений, ознакомился с опытом старых земледельцев и на основании всего этого хорошо рассчитал работу всей оросительной системы. Настало время, когда он мог отлично предвидеть успех земледельческих работ и сообщить хорезмшаху Мамуну, какой предвидится урожай плодов и злаков, будет ли урожайным год.

Видя по ночам пламя костров на берегах реки, хорезмийцы знали, что от костра к костру передаются сведения, которые собираются в одном диване и позволяют шаху знать, сколь богатые дары даст ему хорезмийская земля.

– Не займет ли это слишком много времени? – спрашивал Абу-Райхана его друг, математик абу-Наср Аррак. – Когда же ты займешься небосводом?

– Вода поистине главное сокровище Хорезма, – отвечал ал-Бируни. – А для звезд небесных есть ночь, я не оставляю их без внимания. Поверь, друг мой Аррак, тайны небесных светил не дают мне покоя.

Мухаммад ал-Хасияд возвращался в Бухару счастливым. Он с точностью выполнил все указания ученого и покинул караван-сарай ровно через неделю, когда Якуб был уже совершенно здоров и весел. Мухаммад непрестанно думал о том удивительном дне, когда судьба столкнула его с ученым-хорезмийцем. Он воспринимал это как чудо. И, как только они тронулись в путь, он почувствовал, как радость обуяла его, словно Он обрел бесценный дар. Да и в самом деле, может ли быть дар более драгоценный! Ведь он обрел сына, который погибал. И чем отчетливее он представлял себе то страшное утро, когда ему казалось, что Якуб уже никогда не подымется, тем радостнее было ему сейчас.

О встрече с великим хорезмийцем вспоминал и Якуб. Чудодейственное исцеление и разговор с благородным ученым надолго запомнились юноше. Как прост и приветлив ал-Бируни! А ведь этот человек обладает такими знаниями, что мог бы гордиться. Разве мало есть ученых, которые, возомнив себя великими, стали недоступны простым людям? Юноша вспоминал прочитанную им книгу ученого и все думал о том, с каким бесконечным терпением ученый собирал все эти сведения о жизни и быте разных народов. Сколько же он знает языков? Ведь надо было прочесть книги, рассказывающие о прошлом этих народов. И где он добывал эти книги?

– Эта была счастливая встреча, – говорил Мухаммад сыну.

– Воистину посчастливилось! Но эта встреча что-то сделала со мной, отец. Я почувствовал, что мысли мои уходят все дальше от базаров и все больше приближаются к книгам. Ты знаешь, о чем я призадумался, отец?

– О чем, сын мой?

– О недозволенном, отец. Я знаю, что это мне недоступно, однако думаю об этом. И даже во сне не забываю.

– О чем же это, сынок? – Счастливый отец с любовью смотрел на сына, только недавно возвращенного к жизни. Сейчас он был на все готов, только бы порадовать сына. – Что же недозволенное манит тебя?

– Мне хотелось бы, отец, проникнуть во дворец бухарского хана. Я знаю, туда не попадешь, но если бы ты знал, что рассказывал о библиотеке хана наш старый мударис! Он говорил, что там собрано все, что написано мудрейшими людьми на земле. И нет такой области знаний, какая не раскрылась бы жаждущему, как только он попадет в эту сокровищницу. Правда, многое сгорело во время большого пожара, но и то, что осталось, – это бесценные сокровища.

– А я думаю, что не так уж трудно попасть туда. Я давно уже убедился, сынок, – деньги открывают путь к самому недозволенному. А разве хранителю этих сокровищ не нужны деньги?.. В этом я могу тебе помочь. Но меня другое тревожит, Якуб. Ты забыл, что судьба твоя связана с торговыми делами, и я думаю, что тебе сейчас не до книг. Как только вернемся, ты тотчас же примешься помогать мне сбывать товары, закупленные в Булгаре. Тебе надо побывать при дворе хана, но совсем по другому делу: мне хотелось бы узнать, нужны ли хану пушистые шкурки соболей. Я знаю, наш правитель любит дорогие и редкие меха. А ведь соболя и горностаи не всегда встречаются на бухарском базаре. Пока оставим развлечения, сынок. Я понимаю, ты хочешь позабавиться веселым чтением, но десять лет в медресе – вполне достаточно для сына купца. Ведь ты будешь купцом, а не вазиром…