Прошел караван столетий (сборник) - i_055.jpg

«А что бы ты купил, если бы деньги принадлежали тебе, а не твоему отцу?» Якуб сам себе задал этот вопрос, но не сразу смог ответить. Много здесь соблазнов, но к чему это? Вот седло для рослого коня и сбруя посеребренная. Но ведь нет у тебя коня. Вот красивые ковры, доставленные сюда кочевниками… А дома разве мало ковров? Здесь много дорогой шелковой одежды, но это для знатных царедворцев. Очень хорош белый ослик с большими печальными глазами. А чем плох Серый верный помощник Абдуллы? «Кроме засахаренного миндаля, тебе и покупать нечего?..» Якуб посмеялся сам над собой и купил себе лакомство. Теперь можно идти к стеклодуву Али.

Мастер радостно приветствовал Якуба. Да, он отлично помнил шустрого черноглазого мальчугана, сына уважаемого Мухаммада. Но, право же, трудно узнать в этом достойном молодом господине того мальчишку, который разбил голубую вазу для цветов.

– Не помнишь? – смеялся Али. – Но ведь это было давно! Ты был маленький.

Али повел Якуба в крошечное помещение, совсем лишенное воздуха, где было жарче, чем в бане. Но какие красивые вещи стоят на полках! Тут и вазочки для цветов из голубого стекла, крошечные сосуды для лекарств, пузырьки для мазей, масел и благовоний. Одни гладкие, нежных, приятных цветов, другие с барельефами и украшениями. Умелый стеклодув Али с гордостью показывал свою работу. Он хвастал, что сделанные им сосуды для благовоний не раз уже увозили ко двору китайского императора. Заметив недоверие в глазах Якуба, Али стал сыпать клятвами и уверять, что слова его справедливы. К тому же совсем недавно к нему прибыл гонец от самого хорезмшаха и пожелал купить голубые флаконы для благовоний. «Этот гонец, – уверял стеклодув, – говорил мне, что в мои флаконы будут налиты благовония, доставленные жене шаха из Египта».

Али бережно упаковывал драгоценные сосуды. Он завертывал их в мягкую вату, а затем осторожно укладывал в ивовую корзинку, устланную сеном.

– В такой упаковке ты можешь доставить это стекло даже в Китай, – говорил он Якубу. – Здесь его никак не повредишь.

Возвращаясь в Ведар, Якуб радовался тому, что сумел выполнить поручения отца. Ему казалось, что он сделал это очень уверенно и разумно. Правда, он совсем не стал торговаться с Али и уплатил стеклодуву ровно столько, сколько тот потребовал. Подумав об этом, Якуб вдруг приуныл. Он вспомнил, как благодарил и низко кланялся ему стеклодув, прощаясь с ним. Не потому ли, что дорого взял за свою работу? И как это он, Якуб, мог поступить так легкомысленно – отдал деньги, нисколько не поторговавшись! Так не делает ни один уважающий себя купец. И где это видано, чтобы товар продавали без запроса! Ох, и хитер же этот болтливый Али! Совсем заморочил голову своими хвастливыми рассказами о дворе китайских императоров. Где уж тут торговаться! Голова пошла кругом. А отец, наверно, будет браниться. А может быть, и не будет… Ведь он не знает, какие сейчас цены на стеклянные сосуды. В Бухаре мало стеклянных сосудов. Купцы продают их с большим барышом. К тому же отец приготовил их для каравана, который должен пойти в Китай. Нет, отец не должен сердиться за то, что он сделал это упущение. Если бы он часто занимался этим делом, то сумел бы торговаться до хрипоты. Уходил бы и возвращался, как делают на базаре…

Пробыв несколько дней в Ведаре и получив нужные ему товары, Якуб стал собираться домой. Но ткач Ибрагим предупредил его, что в пути может случиться неприятность, если попадешься в руки телохранителей правителя Самарканда. Вот уже несколько дней, как они рыщут по городу в поисках лазутчиков, будто бы прибывших в Самарканд под видом купцов, странников и суфиев.[45] Только вчера Ибрагим стал свидетелем такой несправедливости: при нем был уведен в тюрьму молодой красивый купец из Нишапура. Его назвали лазутчиком, хотя он клялся именем всемогущего аллаха, что понятия не имеет об этом скверном деле.

– И его увели? – спросил испуганный Якуб. – Бросили в яму?

– Увели! Бедняга кричал на всю улицу, доказывал, что ни в чем не виноват, а его потащили…

– Как же мне уехать от тебя? – забеспокоился Якуб. – Я знаю: если угодишь в яму, то живым оттуда не уйдешь. Я видел яму у дворца бухарского хана. Я приносил несчастным еду. Там был старик, прикованный к столбу. Он лежал рядом со скелетом давно умершего узника и сам был похож на скелет. Я не слышал его голоса. За долгие годы от крика и воплей старик совсем потерял голос и что-то бессвязно бормотал синими губами. А рядом с ним был совсем молодой. Он не переставал плакать и стонать. Я бросил им свежих лепешек и немного плодов инжира. Я видел, как они ели, обливаясь слезами. Знаешь, Ибрагим, надо что-то придумать. Я не хочу попасть в яму.

– Я помогу тебе. Я попрошу самаркандского купца, который поведет караван в Бухару, взять тебя с собой. Этот человек всегда имеет охрану. Он так богат, что не может подвергнуться опасности. Его знает правитель Самарканда. С ним ты можешь спокойно возвращаться домой.

– Спасибо тебе, Ибрагим, ты добрый человек.

Прошел караван столетий (сборник) - i_056.jpg

Наср ал-Балхи, о котором говорил Якубу ткач, был очень богат. Он делал поставки самому султану и пользовался всеобщим уважением. Наср хорошо знал Мухаммада ал-Хасияда и, когда услышал, что сын его в опасности, велел своим погонщикам заехать за Якубом в Ведар. Люди, посланные Насром, задержались в караван-сарае, дожидаясь горячей похлебки. Они не торопились в Ведар, и Якуб, не дождавшись их, стал раздумывать, не отправиться ли ему в путь одному со своими людьми. Он навьючил верблюдов и пошел к воротам посмотреть, не едут ли за ним погонщики Насра. И вдруг у двора Ибрагима появились всадники в одежде охранников самаркандского хана. Они спешились, окружили Якуба и стали расспрашивать, кто он, откуда, и тут же стали кричать, что поймали лазутчика. Они бросились к поклаже и стали развязывать вьюки. Но в это время из дома вышел Ибрагим. Он уже успел предупредить своего сына. Тот вылез в окно, пробрался к навесу за домом и, вскочив на коня, помчался в Самарканд за купцом ал-Балхи.

– Зачем торопиться? – спросил Ибрагим у непрошеных гостей. – У меня есть хорошее угощение. Вы очень кстати пришли в дом ткача, когда он празднует окончание большой работы. Все, что моя семья наткала за весь год, уложено в эти вьюки, и все это должно быть отправлено в Бухару. Давайте отпразднуем такое событие.

Старший в отряде остановился, бросил вьюк и внимательно посмотрел на ткача.

– А ты не врешь? Не выдумываешь? Разве все это не принадлежит молодому лазутчику?

– Какой же это лазутчик? И разве не видно, что здесь нет ничего, кроме ведарийской ткани?

Ибрагим стал развязывать узлы и вытащил несколько кусков желтой ткани. Якуб, бледный, с глазами, полными ужаса, ждал, чем же закончится этот разговор.

А старший отряда не унимался. Он громко кричал, что нарушен порядок и ткач, осмелившийся спрятать в своем доме лазутчика, предстанет перед судьями хана.

– Я готов предстать перед ханом, но зачем вам отказываться от доброго угощения? Отведайте питья и свежего барашка…

Ткач знал, что люди из охраны хана прослыли в округе не только стяжателями, но и обжорами. Он не поскупился на угощение, и охранники, позабыв о Якубе и его поклаже, пожирали молодого барашка. Якуб видел, как Ибрагим подливает охранникам сладкое медовое питье и предлагает им печеные овощи. Развалившись на мягких кошмах и перебивая друг друга, они стали рассказывать о том, как много лазутчиков поймано в Самарканде и как доволен этим сам правитель.

– Они называли себя и купцами, и знахарями, и суфиями, – рассказывал низкорослый коренастый человек с круглыми, как у быка, глазами, – но все они прибыли с недоброй целью и угодили в яму…

Язык у него заплетался, а он все хвастал, не давая другим рассказать о своих доблестях. Якуб с ужасом прислушивался к этому разговору. Он уже видел себя в яме, где узники похожи на скелеты и где несчастным нет спасения.

вернуться

45

Суфии – аскеты, проповедники.