Думать тоже почти не получалось. Какие могут быть мысли у мёртвого человека?
Обрывки воспоминаний. В первую очередь, как будто перед сном, все ошибки и провалы.
Как в школе пытался стать парнем самой красивой девочки класса, как ему сурово дали от ворот поворот, а затем ещё несколько месяцев смеялись практически всей школой. Сейчас Александру стало понятно, что никто над ним особо не смеялся, только четыре человека, но его подростковому разуму это было сродни всему миру. Один из первых ударов по его жизненной уверенности.
Как не смог поступить в институт, как над ним смеялись более успешные одноклассники… Не смеялись. Он сам себе это придумал.
Призыв. Александр страшно тупил в военкомате, сильно не хотел служить, но его особо никто не спрашивал. После попытки к бегству, с милицией провели через медкомиссию, заперли на сутки с толпой таких же как он, а затем отправили в Мурманск. Морская пехота, «деды», вся та жесть первого года, которую переживал почти каждый парень в его возрасте…
Слабоволие в поведении с «дедами» в бытность «запахом», а потом и «духом», затем ещё более постыдное собственное обращение с «духами» на второй год службы…
Александр не мог точно вспомнить дат. Вообще, понятие «время» потеряло для него всякий смысл.
Проносились образы собственных поступков, дома, в армии, в институте, на работе, вообще везде и всегда. За что-то было безбожно стыдно, за что-то Александр гордился… Но в основном было никак.
Его жизнь – сплошной нереализованный потенциал. Сейчас он всё видел. Только посмотрев на неё со стороны, он всё понял.
А затем появились шумы и скрипы. Это было странно. И немного страшно. Он ведь умер?
Скрип начал нарастать, а затем прекратился. Но потом что-то с громким хрустом и треском навалилось на область таза и ног. В лицо упёрлось что-то деревянное и острое. Александр осознал, что снова чувствует своё тело. Чувствует, но как-то странно…
Руки оказались наполовину погружены в что-то вязкое и рассыпчатое, вроде земли.
И тут его поразило. Он умер. Его похоронили. Ткань, которая мешает поднять и без того засыпанные землёй руки – скорее всего, его торжественный пиджак.
Появилось чувство удушения. Стало как никогда страшно.
«Это всё могло быть галлюцинациями…» – панически метался разум Александра. – «И видение себя со стороны! И всё-всё-всё! Меня заживо похоронили!»
Начав резко двигаться, Александр подтолкнул процесс разрушения гроба и его ноги окончательно засыпало.
Левой рукой ткнув неуверенно куда-то вверх, он упёрся пальцами в обитую тканью крышку гроба.
Поганость ситуации усугублялась неопределённостью. Как он домой-то явится? Братец, небось, квартиру уже присвоил…
***Валерий Витковский***
Мир поделился на «до» и «после» уже давно. Сложно сказать, когда именно, но уже очень давно.
Валера стоял перед зеркалом в родительском доме и смотрел на усталого парня тридцати одного года от роду. Тощий, слабый: пять лет в исправительной колонии наложили свой отпечаток.
Короткий ёжик соломенного цвета волос, безжизненные серые глаза, волевой подбородок, слегка выраженные скулы, нос картошкой, высокий лоб: люди говорили, что он сильно похож на брата. Сейчас он признался себе, что да, похож.
Рост его метр восемьдесят, вес колеблется около шестидесяти килограмм. На левом плече татуировка с эмблемой Воздушно-десантных войск.
«Надо было на контракт оставаться, когда предлагали». – подумал Валера.
Деньги заканчивались, а ведь скоро сорок дней…
– Невер майнд, ай уилл файнд, сомуон лайк ю-ю-ю-ю-у-у… – тихо пропел Валера старую песню Адель, услышанную сегодня по радио.
Пять лет из жизни вычеркнуты. В колонии ему дали прозвище Жорж. На тюремном сленге так называют мошенников и аферистов. От обретённых в местах не столь отдалённых связей толку нет: он не собирался снова заниматься криминалом. В его случае ФСИН образцово сделали своё дело как надо – он больше не хочет нарушать закон.
С работой всё очень плохо. С криминальным прошлым куда-то устроиться очень трудно. Пока что Валера подрабатывал младшим помощником в Сабвей. Сейчас первоуральское отделение этого американского общепита испытывает тяжелые времена, от недавнего посткарантинного кризиса пострадали даже крупные предприятия и корпорации. Именно поэтому их кадровик даже особо проверять ничего не стал, просто приняв его на работу.
Сегодня у Валеры выходной и он не знал, чем себя занять.
С бывшей женой и детьми ситуация прояснилась предельно чётко: она подала в суд и выбила запрет на приближение. Валера даже СМС теперь ей написать не может – иначе серьезный штраф. Даже с детьми разговаривать нельзя.
В душе он её понимал, но от этого не становилось легче.
И что он видит теперь в зеркале?
Мужик тридцати одного года, с высшим юридическим образованием, судимостью и запретом работы по специальности на ближайшие пять лет. Он спустился на самую нижнюю социальную ступеньку и не видел способов подняться.
«В бизнес пойти?» – спросил себя Валера. – «А там то же самое, только вид сбоку».
Перестав думать о мрачной ситуации в делах, он начал одеваться.
Вообще, он допустил ошибку, когда поставил могильную плиту брату сразу. По правилам нужно ждать год, причины неизвестны, традиция, а может какой-то практический расчёт. Похоронщики его ни о чём таком не предупреждали, у них свой интерес получить деньги сразу, а не через год.
Одевшись и обувшись, Валера закрыл квартиру, вышел на улицу, достал сигарету… Положил сигарету обратно в пачку и зашёл обратно. Окно закрыть забыл.
Спустившись снова, он пешком направился на кладбище.
На месте пришлось перебираться через серьёзный снежный намёт, затем открывать скрипучие ворота и идти по глубокому снегу к могиле брата.
Он специально запомнил маршрут: мимо плиты Семецкого Ю. М., затем мимо Злотникова В. Р., налево после Гордевского В. Д., потом мимо некоего Чхартишвили Ш. Г., а после могил Никитина А. Ю. и Донцовой А. А., справа находится искомая могила.
– Эх, брат… – вздохнул Валера.
Камень слегка покосился, продавив своей массой почву. Значит, не соврали ему, что на следующий год надо было ставить…
Справа от могилы Александра находились могилки родителей. Кремированным нужно не так уж и много места…
Тяжело принять, что их больше нет. Может они и не всегда ладили, но родня есть родня. Когда могли, оказывали друг другу поддержку. И вообще, они были одними из немногих людей, к чьим советам он прислушивался. Однажды не прислушался, поехал в Волгоград…
Эта дурацкая схема…
Валерию не хотелось вспоминать об этом.
Эта глупая обида к Александру за родителей… Откуда Саня вообще мог знать?
– Эх, брат… – снова вздохнул Валерий, вытаскивая пачку сигарет из кармана.
Дерьмовый вишнёвый привкус заставил его поморщиться. Эту пачку он нашёл на балконе, посреди давно никому не нужного хлама. Видимо, Саша уронил её и не смог потом найти.
Зазвонил телефон.
– Алё. – нажал Валера на значок ответа.
– Валерий? – раздалось из трубки. – Это Георгий Викентьевич. Сегодня Лёша Семёнов заболел, нужна замена. Выйдите вместо него?
Валера задумался. Лишних денег не бывает, особенно в его ситуации.
– Да, конечно, Георгий Викентьевич. – согласился он. – Буду через сорок минут.
– Через тридцать. – требовательно поправил его начальник.
– Через тридцать. – покорно подтвердил Валера.
Посмотрев на покосившуюся плиту, он кашлянул и направился к выходу из кладбища, держа в руке окурок. Нехорошо будет мусорить в таком месте.
Вернувшись к дому, Валера открыл отцовский «Фольксваген Гольф», который за последние две недели привёл в рабочее состояние. Саша машиной не интересовался, потому она простояла в отцовском гараже все эти пять с лишним лет. Пришлось заменить аккумулятор, масло, фильтры, уплотнительные резинки, сальники, на всякий случай заменить бензопровод и прочие шланги, высушить бензобак, обновить часть электропроводки, заменить дверные и оконные уплотнительные резинки… Вот так и ушли последние деньги. А ведь машину ещё и заправлять надо…
