И мне это решительно не понравилось.
— Даниэль?
— Да, Юля?
— У меня к тебе небольшой вопрос. Почему Андрэ назвал тебя шпионом?
Серые глаза моргнули.
— Потому что я им и был.
— Неужели!? Приехал и нашпионил, как последний сукин сын?
— Даниэль действительно шпионил для меня, — голос Мечислава был теплым и уютным, как мой халат. В него хотелось завернуться и никогда не выглядывать наружу. Хотелось верить и доверять. Ага, всем вам, пионерам!
— А зачем тогда было мне лапшу вешать?
У Даниэля хватило совести опустить глаза.
— Я боялся, что ты этого не одобришь.
— Ну да, одно дело — невинная жертва, а другое — разоблаченный шпион, который, в общем-то, огреб по заслугам! Нет, Дюшка хоть и скотина, но он мне не лгал! А ты хоть и называешь меня своим другом, но я не могу верить тебе ни в едином слове! — Я засмеялась, но вышло плохо. Лицо словно маской стянули.
— Неправда, Юля. Ты можешь мне верить во всем, что я говорю и рисую. Но я не клялся Андрэ в верности. И не обязан был любить и уважать его.
— А сразу ты мне рассказать все не мог?
— Я тогда совсем тебя не знал. А как бы ты отреагировала тогда, если даже сейчас…
Я задумалась. А как бы? Ну да, я доверилась Даниэлю, а он начал с того, что наврал мне о причинах попадания на пыточный стол! А я, идиотка несчастная, утешала себя сказочками о том, что он — художник. А надо бы не забывать, что он еще и вампир! И вообще, кто сказал, что художники не бывают сволочами!? Взять того же Бенвенуто Челлини. От одного его имени у половины Европы наверняка изжога начиналась! Кто сказал, что Даниэль — другой!? Я!? Просто потому, что мне так хотелось!? Грустно…
С другой стороны, я же изначально предполагала, что Даниэль меня в чем-то обманывает. Сейчас это подтвердилось. И с чего я разозлилась? В обществе серых крыс, которым являются вампиры, просто нельзя выжить, оставаясь белым и пушистым. Даниэль гениальный художник, но — увы — слаб характером. Если поставить человека в тяжелые обстоятельства…
Если судьба прижмет,
В поступках люди расходятся.
Сильный в несчастье борется,
Слабый в несчастье пьет.
Хорошо Асадов написал. И — чистую правду. Даниэль… я люблю его, но что такое любовь? Любовь — это принимать человека таким, какой он есть. Слабым, жестоким, с недостатками и достоинствами. И никак иначе. Да и … не смогу я без него…
Приняв решение, я потянулась к Даниэлю.
— Знаешь, в следующий раз постарайся от меня ничего не скрывать.
Серые глаза вспыхнули радостью.
— Юля, ты…
— Да. Я. Я могу понять и простить тебя в этот раз. Хотя мне и неприятно твое недоверие. Сам подумай, я уже при первой встрече приготовила бы форшмак из Дюшки. И то, что ты шпионил против него, и пострадал за дело, не поменяло бы моего отношения. Но в следующий раз я тебе просто не поверю. И больше никогда верить не буду. Поэтому подумай, что ты хочешь от меня скрыть и что ты сможешь скрыть. Потому что больше я оправданий не приму.
— А мое предложение?
Мечислав не упустил случая вставить свои пять копеек. Сволочь. Я зло оскалилась на него. Если Даниэль просто… такой, какой он есть, то Мечислав — хитрая самодовольная сволочь. Самоуверенная и наглая. И шанс я ему давать не стану.
— Нет, господин хороший! Фиг вам, а не моя сила. И фамилиаром я тоже ничьим не буду! Перетопчетесь! А если вас пришибут — плакать не стану!
В этот момент я была полностью уверена в своем решении. Мне жутко не хотелось быть на всю жизнь связанной с Мечиславом. Этак сама смерти запросишь. А что до партнерства — такого не бывает. Всегда в паре кто-то лидер, кто-то ведомый. Я лидером быть не смогу. Хотя бы по возрасту, по уму, по способностям, по…, по…, по… Значит главным будет вампир. И будет постоянно давить на меня. Не-ет, шалишь, господин хороший, так дашь вам пальчик — и челюсти руку по плечо заграбастают!
— Станешь, кудряшка. Даниэль, выйди вон.
— Нет!
— Пошел вон.
Мечислав даже голоса не повысил. Но Даниэль вдруг съежился и зашагал к дверям. И вышел, плотно прикрыв за собой створку. Да и у меня от его последних слов было такое чувство, словно мне льда за шиворот насыпали. Я даже сразу возражать не рискнула. А потом было уже поздно. Мечислав легко поднялся с кровати, подошел к дверям, выглянул, потом опять закрыл двери и повернул ключ в замке.
— И что это вы делаете, позвольте узнать!?
Я даже особенно не встревожилась. Кто бы мне, дуре набитой, сказал, что надо прыгать в окно и бежать без остановки до города! Никто ведь не сказал! Черт побери!
— Ты знаешь, как становятся фамилиарами, кудряшка? Это не происходит за одну ночь. У вампиров есть такое понятие, как Печать. Если я поставлю ее на тебя — это будет первый шаг.
— Неужели? — Больше я ничего не смогла из себя выдавить.
— Всего нужно четыре Печати. Три первых ставит сам вампир. Четвертую можешь поставить только ты и только по доброй воле.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Потому что еще раз прошу твоего разрешения на первую Печать.
— Нет!
Кажется, это становится моим любимым словом. Но Мечислав даже и не подумал расстроиться из-за моего отказа. Только хищно улыбнулся. И я опять залюбовалась им. Ну до чего же красив… Эти грациозные движения, невероятно красивое лицо, кожа цвета меда…
Юля! Да сколько ж можно! Опять у тебя мозги пошли налево! Я скривила физиономию, показывая, что и не таких видали, а и тех послали.
Вампир понял, что его внешность не действует — и пошел с другой карты.
— Я не стал говорить этого при Даниэле, но есть вероятность, что я проиграю.
— И какова же она?
— Пятьдесят на пятьдесят. Я понимаю, что моя жизнь тебе практически безразлична. Хорошо. Я не настаиваю на большем. Но так ли тебе безразличен Даниэль?
— Что вы хотите этим сказать?
— Ты сердишься на него, кудряшка, но ты ведь не позволишь злости взять над тобой верх. Если погибну я — погибнет и он. Медленно и мучительно. А что до тебя — ты останешься жить. Кажется, Андрэ уже пообещал тебе место в свите?
Меня передернуло.
— Это что — шантаж?!
— Нет, кудряшка, это просьба.
Голос был таким мягким, таким успокаивающим, таким… родным! Зеленые глаза — непроницаемо темными. Они очаровывали, они успокаивали, они уговаривали не сопротивляться. Но я не сдавалась!
— И насколько повысятся ваши шансы, если я позволю поставить Печать!?
— Процентов на тридцать — сорок. Ты и сама не знаешь своей силы.
— А вы уже успели узнать!? Очень мило!
— Сегодня ночью, кудряшка. Когда ты делилась силой с Борисом и со мной.
— Но вы сами сказали, что я копила это в течение всей жизни?!
— Я действительно думал так — вначале.
Вампир поднялся и заходил по комнате. Потом обернулся и посмотрел на меня в упор.
— Потом я понял еще одну особенность твоей силы. Ты не просто накапливаешь и отдаешь силу, кудряшка. То, что происходит с тобой потом — гораздо сложнее. Я готов поспорить, что ты никогда никому не завидовала. И больше любишь дарить подарки, чем получать.
Я сглотнула внезапно пересохшим горлом и кивнула.
— Прямо в точку.
— Я знаю, кудряшка. Это твоя сила. Так с тобой будет всегда. Ты будешь счастлива отдать свою энергию другому человеку или вампиру, но как только ты избавишься от нее, энергия, сила, опять хлынет к тебе — и ее станет еще больше. Отдавая, ты увеличиваешь свой потенциал. Сколько раз ты уже делилась силой с вампирами?
— С вами и Борисом был третий раз, — отозвалась я.
— Я так и думал. Я даже не представляю, что будет с твоей силой, если заставлять тебя регулярно избавляться от ее излишков. Ты станешь страшным противником, кудряшка. Или — грандиозным источником силы. И я хочу тебя.
Признание было откровенным. Похоже с моей силой — как с мышцами. Будешь использовать — будут накачиваться. Похоже на правду. Первый раз мне было плохо, второй — получше, на третий раз я и не чихнула. Может вампир и не врет. И это возвращает меня к его последнему признанию. Чего же он хочет на самом деле?