— В деревенской церкви в Литтл Копл, — ответил Джон.

— И кто присутствовал?

— Несколько деревенских жителей, сестра Энн Майра и ее маленькие брат и сестра, близнецы.

— Да-да, помню. Ты написал о них. О дорогой! Но это должно было выглядеть чересчур буднично, неофициально. Хорошо, что ты не пригласил меня: я бы этого не одобрила.

— Именно поэтому вас там и не было, матушка. Я знаю, вы любите, чтобы все было сделано по полной форме и эффектно.

— Смею заметить, не считаю это недостатком, — сказала леди Мелтон. — Ну, Энн, расскажите мне о вашей семье. Джон говорил, что ваш отец был доктором. А из какой семьи была ваша мать?

— Фамилия моей матери была Уинтер.

— Уинтер, Уинтер… Дайте-ка подумать. Из какого графства она родом?

— Ее семья жила в Сомерсете.

— Не могу припомнить никаких Уинтеров из Сомерсета. А ты, Джон?

— Нет, — ответил Джон, — я тоже не могу. Уверен, в Сомерсете великое множество людей, которых я не только не могу вспомнить, но никогда и не знал.

Леди Мелтон посмотрела на него:

— Помилуй, Джон, кажется тебя возмущают мои расспросы. Но если ты уведомляешь меня о появлении невестки всего за минуту, вряд ли ты можешь рассчитывать, что я не проявлю любопытства.

Над чайным столом взоры сына и матери скрестились. Совершенно неожиданно Энн почувствовала, что не вынесет этого. Обдумывая свое замужество, силясь разобраться в своих чувствах, она забыла, что семью Джона тоже следовало принять во внимание. Она уже собралась заговорить, сказать что-нибудь — что именно, она не знала, — как вдруг дверь распахнулась и в гостиную вошла девушка — высокая, худая, исключительно пропорционально сложенная. Ее волосы, сияющие как полированное зерно, падали на плечи с обеих сторон характерного и чрезвычайно привлекательного лица.

— Джон! — закричала она и побежала к нему. Джон встал ей навстречу, она положила руки ему на плечи и нежно поцеловала в щеку. — Добро пожаловать домой. Мы все крайне взволнованы новостями. Ты счастлив?

Она пристально смотрела в его лицо, затем, не дожидаясь ответа, повернулась к Энн:

— А это, должно быть, Энн! — Она протянула руку, и браслет с амулетом на ее запястье звякнул.

— Моя кузина, — объяснил Джон, — Вивьен Линтон.

— Здравствуйте, — тихо сказала Энн.

— Вы хотите сказать, что Джон не говорил вам обо мне? — спросила Вивьен. — Какая рассеянность с его стороны! Или это делалось намеренно? — Она смотрела на Джона, слегка искривив красные губы, словно в создавшейся ситуации ее что-то забавляло.

— У меня не было времени рассказывать Энн о всех своих родственниках, — серьезно ответил Джон.

— Что, может быть, даже неплохо, — подхватила Вивьен.

Она села в кресло с другой стороны стола и положила ногу на ногу — длинные, тонкие и очень стройные ноги, обтянутые прозрачными шелковыми чулками.

На ней было платье из крепдешина, очень простого фасона, но прекрасно сшитое, с двумя золотыми застежками на вороте, усаженными разноцветными камнями. Энн знала, что рядом с этим прелестным созданием она выглядит тусклой и неприметной.

«Я знаю, на кого я похожа в ее глазах», — думала она. И ее потянуло почти с физической силой к Майре и близнецам, к своему окружению, к людям, которых она знала и понимала.

— Чаю, Вивьен? — предложила леди Мелтон.

— Нет, спасибо, кузина Маргарет. Я пила чай у Лофтонов. Я сказала Сэму, что ты женился, но он мне просто не поверил. Он считает, как думали и все мы, что ты убежденный холостяк.

— Ну уж нет. Просто я ждал, когда встречу женщину, на которой по-настоящему захочу жениться.

— И какое счастье, что наконец встретил, — ответила Вивьен медовым голосом, но на языке ее чувствовалось остренькое жало.

— Да, я считаю себя очень счастливым, — сказал Джон.

— А как себя чувствует новая леди Мелтон? — обратилась девушка к Энн. — Вы должны простить нас за то, что мы несколько обескуражены. Видите ли, мы годами умоляли Джона жениться, но он всегда отговаривался тем, что вполне располагает временем. И вдруг время оказалось последним, что имело значение для вашего брака.

Энн неосознанно подняла подбородок чуть выше:

— Сожалею, что стала причиной столь серьезного потрясения. Но видите ли, Джон очень мало говорил о своей семье и родственниках, так что я приняла во внимание только своих.

Она говорила очень мягко и в то же время внутренне была уверена, что дала достойный отпор. Ей даже показалось, что во взгляде Джона она уловила что-то похожее на одобрение.

Леди Мелтон протянула руку к чашке сына.

— Еще чаю, Джон? — спросила она и добавила: — Ну ладно, дело сделано, и, я полагаю, сожаления пользы не принесут. И все же, я думаю, нам надо быть готовыми к объяснениям.

— И я готов их дать, — сказал Джон. — Чаю больше не надо, спасибо, матушка.

— Как чудесно! — воскликнула Вивьен. — Но разумеется, член парламента должен быть специалистом в ответах на щекотливые вопросы.

— К счастью, этот не относится к щекотливым, — парировал Джон.

— Неужели? — Вивьен вскинула брови, выщипанные до тонкой линии и подведенные черным карандашом. Энн не могла отвести от нее глаз. Девушка была очень эффектна, этого никто не смог бы отрицать, но лицо ее было жестким. «Она не очень молода, — думала Энн. — Старше меня». Но даже при желании быть критичной она не могла не восхищаться легкостью и грацией, с которыми эта странная девушка развалилась в кресле, элегантностью длинных пальцев, волосами, обрамлявшими лицо.

Джон встал.

— Я иду переодеваться, — объявил он. — Мне жарко. И хочу показать Энн ее комнату. Куда мне ее проводить, матушка?

— В Королевскую спальню, конечно, — ответила леди Мелтон. — Ее приготовили, как только я получила письмо. Ты должен помнить, что невесты Мелтонов всегда занимали эту комнату.

— О да, я и забыл, — сказал Джон. — Мы не можем отступать от традиций, не так ли?

— Кажется, ты делаешь это вполне успешно, — вмешалась Вивьен. — Невесты Мелтонов всегда венчались в фате из брюссельских кружев и прабабушкиной диадеме, за исключением тех случаев, когда они по каким-то странным причинам убегали из дома, или других.

— Данный случай относится к категории других. — Джон подхватил под руку Энн, нерешительно стоявшую рядом с ним. — Пошли, Энн, проинспектируем Королевскую спальню. А диадему прабабушки ты наденешь на первый же придворный бал. Мы им покажем!

Он вел ее по полированному паркету, и Энн чувствовала, как две пары глаз, безмолвно провожавшие их, впились в ее спину, пока дверь за ними не закрылась. Когда они пересекали холл и поднимались по лестнице, все еще держась рядом, Энн молчала. Джон открыл дверь на широкую площадку, и она взглянула на его лицо: ей показалось, что подбородок Джона стал более квадратным, чем обычно, а губы сжались в твердую линию.

Они вошли в комнату, очень большую и величественную, со стенами, затянутыми блекло-голубой парчой. Царила в комнате резная золоченая кровать. Четыре стойки с султанами из страусовых перьев на концах поддерживали балдахин из парчи в тон стенам, а на покрывале был вышит королевский герб.

— Шесть королев Англии прославились тем, что спали в этой кровати в разное время, — сказал Джон, но в этот момент Энн повернулась к нему; он увидел ее лицо и замолчал.

— Мы совершили ужасную ошибку, — быстро сказала Энн. — Ты не должен был привозить меня сюда. Ты не должен был жениться на мне. Ты расстроил свою мать, и совершенно очевидно, что она невзлюбила меня.

Джон с минуту не отвечал, потом вздохнул.

— Послушай, Энн, — наконец сказал он. — Я очень сожалею, но я предвидел все это. Моя мать очень сильная женщина. Я ее единственный сын, и, боюсь, она чувствует себя задетой моей женитьбой, которую она не одобрила и о которой даже ничего не знала.

— Тогда зачем ты это сделал? — спросила Энн. — Я не думала об этом, не понимала, что ты делаешь. Не знаю почему, но я вообразила, что твоя мать инвалид. Видимо, я должна была расспросить тебя подробнее. Вместо этого я думала о себе и своей семье.