Чувствуя себя слегка озадаченной, Энн уселась у туалетного столика. Она закрепила венок на голове шпильками для волос, размещенными среди цветов так, что их не было видно. Концы проволоки, державшей венок, она связала сзади под волосами. Когда венок был полностью закреплен, Энн взглянула на себя в зеркало, и у нее вырвалось тихое восклицание. Но прежде чем она успела что-нибудь сказать, Чарлз остановил ее:

— Я еще не закончил.

На столе оставалось около полудюжины камелий. Чарлз собрал их в небольшой нежный букет и приложил к вороту платья.

— Приколите их здесь, — сказал он, — и будьте осторожны, помните лепестки.

Энн выполнила его указание, а затем, глядя на свое отражение в зеркале, выдохнула с облегчением и восхищением.

— Хорошо, правда? — спросил Чарлз. — Новоиспеченная юная квакерша.

Да, теперь все смотрелось не просто хорошо, а превосходно.

Было что-то скромное и все же чрезвычайно привлекательное в строгости тусклого серого платья, облегченной мертвенно-белыми цветами с бархатистыми лепестками. Венок на голове Энн оттенил живую красоту ее глаз и светящуюся нежность кожи. Она больше не была унылой, бесформенной, похожей на привидение. Она стала женщиной, одетой необычно, и в ее облике ощущалось прикосновение руки гения, способного банальное превратить в чудесное одним взмахом волшебной палочки.

Энн чувствовала себя королевой в короне из цветов и была уверена в себе. Она знала, что выглядит прелестней, чем когда-либо до этого.

— О, спасибо. Это чудо. Я чувствую себя гораздо лучше.

— Вы и выглядите просто красавицей.

Он сказал это нарочито медленно. Было что-то в его глазах, что заставило Энн быстро повернуться к двери.

— Мы опаздываем.

— Пусть подождут новобрачную. Новую леди Мелтон. Он последовал за ней, и они спустились по лестнице вместе.

Из гостиной доносилось жужжание голосов, но, входя в комнату рядом с Чарлзом, Энн держала голову высоко.

На миг ей показалось, что наступила тишина, и тут же быстро подошел Джон.

— Я уже собирался пойти за тобой, — сказал он. — Я боялся, что ты заблудилась.

— Как раз это и произошло, — ответила Энн с легкой улыбкой, — но Чарлз спас меня.

Показалось ей или на самом деле незаметная тень легла на лицо Джона?

— А, Чарлз, — сказал он и без дальнейших замечаний повел Энн знакомиться с присутствующими.

Это были три пожилые супружеские пары, двое молодых людей, вдова, которая пристально разглядывала ее в лорнет, а потом Джон подвел ее туда, где, чуть обособившись от групп, у камина стоял маленький немолодой мужчина. Сначала Энн думала, что он стоит наклонившись, потом увидела на его спине горб.

— Мой кузен Синклер, — сказал Джон. — Он живет здесь и заботится обо всех нас. Разве это не так, Синклер?

— Я надеюсь, что это правда, — ответил горбун негромким глубоким голосом, в котором было странное очарование. — Временами я способен быть мудрым, а ты иногда слушаешь меня. Я ничего больше не прошу у жизни, а только надеюсь, что однажды и Энн сделает мне честь, обратившись ко мне, если ей понадобится друг.

Пожатие его руки было теплым и ласковым. Энн захотелось побольше узнать об этом кузене Джона. Красиво вылепленное лицо горбуна, изборожденное сетью морщин, как будто наложенных страданием, и все же очень привлекательное, выдавало характер человека не от мира сего. «Какая трагедия, — думала Энн, — для такого мужчины быть горбатым!» Она взяла себе на заметку расспросить Джона о нем при первой же возможности, но в это время ее взгляд упал на Вивьен, и все остальное вылетело из головы.

Вивьен была изумительно красивой. В платье, обшитом блестками цвета морской волны, она напоминала русалку. При взгляде на нее трудно было не признать, что она сверхъестественно красива. Обходя группы гостей, она приближалась к ним, улыбаясь Джону, ее длинные черные ресницы взлетали над прозрачными глазами. Потом она повернулась к Энн.

— Как чувствует себя невеста? — спросила она. — Я думаю, что все мы ведем себя чрезвычайно нескромно, подглядывая за твоим медовым месяцем, Джон.

— Наверняка были предприняты меры, чтобы это стало заметным? — ответил Джон. В его голосе послышалась стальная нотка, которую Энн прежде не замечала.

Вивьен, однако, резкий ответ не смутил. Она коснулась рука Джона:

— Не будь таким сердитым, дорогой. Ведь это самый счастливый день в твоей жизни.

Энн поняла, что Вивьен выиграла очко, но времени раздумывать, как это воспринял Джон, не было: леди Мелтон двинулась в столовую. Чарлз оказался рядом с Энн.

— Держите хвост трубой, — шепнул он. — Вы всех сшибли с ног, как Золушка, когда она явилась на бал.

— Благодаря волшебству ее крестной, — отшутилась Энн.

Он насмешливо поклонился, их разделили, и Энн обнаружила, что ее ведут к столу в большом банкетном зале. Она запаниковала.

Высокие канделябры с тонкими свечами, огромный серебряный прибор с гербами, хрупкие, как яичная скорлупа, фарфоровые блюда, заполненные оранжерейными фруктами, орхидеи, украшавшие вышитую скатерть с кружевными краями, — все это в сочетании с чужими лицами, окружавшими ее, заставило ощутить непреодолимое желание убежать и спрятаться. Она вцепилась в резные подлокотники кресла.

Спокойный глубокий голос раздался рядом с ней:

— Мне была предложена честь занять место справа от вас. Вы позволите мне сказать, как я рад этому?

Энн смотрела в добрые, понимающие глаза Синклера, но пересохшими губами не сразу смогла ответить.

— Эта комната неизменно вызывает благоговение, когда видишь ее впервые, — продолжал он, и девушка догадалась, что он понимает ее состояние и дает время прийти в себя.

— Сегодня было слишком много такого, что я видела впервые, — сказала она нетвердо. — Я впервые присутствую на таком торжественном обеде и вижу… ну, подобных людей.

— А с какими людьми вы привыкли общаться? — спросил он, и Энн почувствовала в его вопросе не только вежливость, но и подлинный интерес.

Почти невольно она заговорила о своем доме, об отце. Обед, при всей его официальности, проходил гораздо быстрее, чем Энн считала возможным. С левой стороны от нее сидел унылый прозаический сквайр, любитель охоты на лис, который приехал с женой и дочерью из соседнего поместья. Он не знал, о чем говорить с человеком, не умеющим оценить наслаждение охотой, и при любой возможности Энн с облегчением поворачивалась к кузену Синклеру. Почему-то, несмотря на их абсолютное несходство, он очень напоминал ей отца. У него было то же спокойное чувство юмора, тот же неподдельный интерес к людям и то же равнодушие к их положению и внешним атрибутам, которыми они определяли свое место в жизни.

Обед показался Энн приятным, потому что рядом с ней сидел этот человек. Она забыла, почему она оказалась здесь и кто она, и удивилась, когда услышала слова леди Мелтон:

— Мы должны, конечно, выпить за здоровье жениха и невесты.

Все сидевшие за столом встали, и Энн попала бы в неловкое положение, поскольку тоже хотела встать, если бы Синклер не положил руку на ее ладонь и не шепнул:

— Вы должны сидеть. Это тост за вас и Джона.

Бокалы взметнулись вверх.

«Жених и невеста». Ощущая, как краснеет, Энн надеялась, что не позорит Джона. Он сидел на дальнем конце стола и, казалось, воспринимал все хладнокровно, в своей обычной серьезной манере.

Гости сели.

— Спич! — потребовал кто-то, но Джон покачал головой.

— Слишком много спичей я произнес за последнее время, — сказал он. — Сегодня у меня выходной.

— Но вы же выпьете за здоровье вашей невесты, — предложил кто-то еще.

— Разумеется. — Джон поднял бокал, глядя на Энн.

Она с усилием подняла в ответ свой бокал к губам и, ощутив вкус шампанского, почувствовала всю фальшь происходящего. «Мы как будто на сцене, — думала она, — как куклы, которых дергают за веревочки. Все, что происходит здесь, не настоящее. Мы все притворяемся, играем, вместо того чтобы жить».

В ней быстро нарастала волна протеста. Ее взгляд остановился на Чарлзе. Он смотрел на нее через стол искрящимися глазами, и улыбка, которую она почему-то нашла неотразимой, кривила его губы. Поймав ее взгляд, он почти совсем незаметно подмигнул ей. Энн поняла, что если она бунтует против помпезности и высокопарной формальности, то он видит в этом забавную сторону. Для Чарлза это не трагедия, а комедия — повод посмеяться.