Необходимость оттянуть резервы и внимание немцев от южного фланга советско-германского фронта привела к идее наступления на центральном участке. Западное направление было привлекательно и по другим причинам. Здесь были собраны огромные резервы. Снабжение их через Москву не создавало таких сложностей, как под Сталинградом.

Но сначала нужно было завершить битву за Воронеж. Первую битву, как я пообещал себе. К этому вопросу я обязательно вернусь.

Итоги сражения удручали. Два фронта, полмиллиона бойцов, более 90 соединений прошли через месячную мясорубку у города на Дону. Бесконечные контрудары и атаки не дали никакого видимого эффекта, принеся колоссальные потери.

Лишь половина соединений сохранили боеспособность. Танковые корпуса превратились в развалины. В танковых бригадах оставались считанные танки, стрелковые дивизии насчитывали по 2–3 тысячи человек, превратившись в тени. Ряд стрелковых и лыжных (!) бригад пришлось расформировать, отправив остатки личного состава на пополнение других частей. 3-й истребительный авиакорпус РВГК Савицкого, сформированный на Дальнем Востоке из опытных пилотов и перевооруженный на новую технику сточился почти в ноль.

Общие потери составили порядка 150 тысяч человек; немного успокаивало лишь то, что санитарные потери превысили безвозврат. Отступательная часть Воронежско-Ворошиловградской операции обошлась куда дороже; а безвозвратные потери (убитыми, а главное — пленными и пропавшими без вести) зашкаливали.

Пожалуй, два позитивных момента составляли лишь выигрыш времени, да спасение жизни Лизюкову. Пониженный до комкора-2, Александр Ильич сохранил возможность воевать. Даже в неблагоприятных условиях он сохранял способность думать и принимать тактически грамотные решения. Безусловно, он был самым подходящим на пост командарма-танкиста. Не его вина, а наша беда, что системы управления и связи РККА были ниже всякой критики. Для поднятия уровня радиосвязи Генштаб приказал снимать рации с ленд-лизовских танков(!!!).

Лично для меня Воронеж стал сильным впечатлением: первым опытом борьбы на пределе сил и возможностей, управления огромной массой войск.

Поскольку дальнейшее упрямство в попытках отбить город привело лишь к новым потерям, Генштаб приказал войскам Воронежского и Брянского фронтов временно перейти к обороне. И готовить новый удар. Акцент в будущей операции смещен был в пользу Брянского; я решил проверить предположения Рокоссовского из моей реальности опытным путем.

Но это будет потом.

Странное ощущение овладело мной. Подобное должен испытывать тренер именитого клуба, оказавшегося после первого круга где-то в середине таблицы. Борьба за чемпионство уже "не светит", а вылететь из высшей лиги не грозит — слишком большой запас очков и концентрация сильных игроков в составе. Можно играть в пол-ноги и через пень-колоду… в конце концов какая разница многократным чемпионам и обладателям всевозможных кубков, седьмое место они займут или восьмое?

Скорее всего, большинство команд так и продолжили бы.

Другие стали бы шлифовать состав, выпускать молодежь, а то и менять тренеров как перчатки.

Но бывают фантастические превращения. И встряхнувшись, скинув груз ответственности, команда раскрепощается и начинает играть задорно, весело. Забивать много голов. Радовать болельщиков. И может спасти сезон; если не в материальном, то в психологическом плане. Вот такое же раскрепощение после трагических неудач под Воронежем и на Дону испытывал и я. Даже некий душевный подъем, можно и так сказать. Вера в свои силы, заряженность на борьбу словно передавались мне от людей… от тех солдат, что стояли насмерть под Калачом и Котельниковским до Верховного Главнокомандующего, почти не смыкавшего глаз в Кремле.

И пусть чемпионами в этом году не стать, но биться и играть надо "здесь и сейчас". Возможно, это принесет свои плоды в следующем сезоне. Или просто увеличит количество болельщиков. А если повезет, и неожиданно подворачивается возможность из-за осечек конкурентов побороться за "бронзу"… все может быть.

Оптимизм и некая сверх-инъекция надежд были для меня связаны с готовящимися наступлениями под Ржевом и Ленинградом.

Нет в мире более неблагодарного занятия, чем готовиться к предстоящим сражениям. Если будет одержана победа, то все лавры достанутся командующим войсками генералам, продемонстрировавшим полководческое мастерство, и их солдатам и офицерам, явившим мужество и стойкость перед лицом неприятеля. Про кропотливую и изматывающую работу интендантов и ремонтников, снабженцев и медиков, сделавших возможной эту победу, в лучшем случае вскользь упомянут в победных реляциях. "Работа тыловых служб была организована образцово и заслуживает положительной оценки" — вот и всё, на что могут рассчитывать труженики тыла. Зато в случае поражения про "тыловых крыс" не вспоминает только ленивый. Каждый фронтовик считает своим долгом попинять на недостаточно хорошо организованное снабжение, чтобы хотя бы частично снять с себя вину за неудачу.

Справедливо ли такое распределение почестей и ответственности? Я считаю, что да. Хотя возможно это и покажется странным с учетом моего нынешнего штабного положения. Но ведь, в конце концов, за ошибки и просчеты, допущенные при подготовке операции, будут расплачиваться в первую очередь именно фронтовики, причем по самому высокому тарифу — своими жизнями. Так что почести и награды, которые они получают не в пример чаще, чем их коллеги из служб обеспечения, это лишь малая компенсация за пролитую ими кровь. Регулярно изучая рапорты с передовой, я научился очень хорошо это понимать. Поэтому сейчас, когда на фронте царит относительное затишье, а у меня появилось довольно много свободного времени, я не придаюсь блаженному ничегонеделанию и не травлю байки своим секретаршам, а старательно перечитываю отчетность управления по вооружению и боеприпасам. Пусть я не могу спасти от участия в грядущей мясорубке, сидящих в окопах под Ржевом солдат, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы у них не было оснований жаловаться на недостаточно хорошо организованное снабжение.

Итак, что же мы имеем? Во-первых, мобилизация экономики, начатая с моей подачи, идет полным ходом и валовый выпуск военной продукции все время возрастает. К зиме промышленность должна уже полностью переключиться на новый принцип работы — пушки вместо масла. Что очень своевременно — именно зимой должен разразиться серьезный кризис, связанный с неминуемым переходом русских в контрнаступление. Да еще и англо-американцы почти наверняка попытаться зацепиться за Европейский континент где-нибудь на Балканах или Апеннинах. Так что устойчивый поток вооружения от промышленности будет кстати.

Но это так сказать "в общем". В частности же мы имеем огроменный список производимых систем вооружения и боеприпасов к ним, часто дублирующихся. Такое положение вещей не есть хорошим, особенно при довольно таки ограниченных производственных возможностях. Вот, например, имеется легкое пехотное орудие, в целях конспирации именуемое "образца 18-го года". Довольно таки полезная вещь, к тому же массовая и хорошо освоенная войсками — практически в каждом пехотном полку имеется. Но параллельно с нею выпускается еще и танковая пушка с такой же баллистикой, но с абсолютно не совместимыми выстрелами — воспламенение заряда в танковых боеприпасах производится с помощью электричества, что напрочь исключает возможность обмена боеприпасами между полковой артбатареей и, скажем, батареей штурмовых орудий. Вот такие дела.

Так что едва ли не первое, что я сделал, взявшись за военное производство, — добился свертывания производства танковых "окурков", как прозвали в войсках эти короткоствольные артсистемы. Тем более, что и момент был удобный — танки PzIV и штурмовые орудия StuGIII — основные потребители этих самых орудий, как раз начали оснащать новыми, длинноствольными пушками, с другой баллистикой и боеприпасами. Казалось бы, чего проще: возьми и сними устаревшие орудия и боеприпасы к ним с производства. Так нет же! Промышленность очень не хотела терять хорошо освоенную в производстве хреновину, и в результате родились новые модификации танков PzIII, бронетранспортеров и разведывательных бронемашин под эту пушку. Соответственно, был продолжен и выпуск боеприпасов к ним. И так до самого конца войны: две разные по конструкции, но одинаковые по характеристикам короткоствольные пушки, два разных выстрела к ним. Бардак!