– Привет. Давно ждешь?

– Какого дьявола. Почему так долго? – не выдержал Клинг.

– Когда я уже уходил, позвонил Гроссман из лаборатории.

– Ну и что?

– Он возится и с рукой, и с сумкой. Обещает дать заключение завтра.

– Выйдет у него что-нибудь с отпечатками пальцев?

– Он очень сомневается. Кончики пальцев тщательно срезаны. Послушай, не лучше ли нам поговорить за чашкой кофе, а не под дождем. Кроме того, мне хотелось бы взглянуть на карту пропавшего, прежде чем разговаривать с его женой.

– От чашки кофе я не откажусь.

– Жена этого парня знает, что мы собираемся ее навестить?

– Нет. Ты считаешь, мне следовало ей позвонить?

– Нет. Пожалуй так лучше. Может застанем ее врасплох с трупом в чемодане и зажатым в кулаке топориком.

– Это уж наверняка. В середине следующего квартала есть закусочная. Давай заскочим туда выпить кофе. Ты сможешь познакомиться с картой, пока я буду звонить Клер.

– О'кей.

Они зашли в закусочную и, заняв одну из кабин, заказали две чашки кофе. Пока Клинг ходил звонить своей невесте, Карелла изучал карту, потягивая маленькими глотками кофе. Он прочел ее дважды. Вот как выглядели занесенные в нее данные: (смотри на развороте).

Когда Клинг вернулся к столику, на его лице блуждала улыбка.

– Что-нибудь приятное? – полюбопытствовал Карелла.

– Ничего особенного. Отец Клер уехал в Нью-Джерси и вернется только в понедельник.

– Отсюда следует, что квартира в вашем распоряжении на весь уик-энд, – развил его мысль Карелла.

– Ну... Я об этом не думал.

– Конечно, нет.

– Но это было бы здорово, – признался Клинг.

– Когда ты, наконец, женишься на этой девушке?

– Она прежде хочет получить степень магистра.

– Почему?

– Откуда мне знать? Наверно, думает, что это поможет ей самоутвердиться. – Клинг пожал плечами. – У нее в этом отношении психоз. Не могу понять, почему это для нее так важно.

– Что же она собирается делать после того, как получит магистра? Захочет доктора?

– Возможно. Послушай, каждый раз, когда мы встречаемся, я делаю ей предложение. Нет, ей приспичило получить сперва степень магистра. Ну, что я могу поделать? Я люблю ее. Не могу же я послать ее ко всем чертям.

– Конечно, не можешь.

– Да, не могу, – Клинг задумался. – Знаешь, Стив, я пришел к заключению, что если уж женщина хочет получить образование, Бог с ней. Я же не могу лишить ее этого права.

– Разумеется.

– Ты, например, смог бы отказать в этом своей Тедди?

– Не думаю.

– Вот видишь.

– Да...

– Ну, что мне остается, Стив? Ждать ее или отказаться от мысли жениться на ней?

– Действительно, одно из двух, – ответил Карелла.

– А так как я хочу жениться на ней, у меня нет другого выхода. Я жду. – Он опять задумался. – О Господи Иисусе, я надеюсь, она не из тех женщин, которые одержимы идеей вечного познания. – Он опять замолчал. – Как бы то ни было, мне остается только ждать. Это единственное, что я могу делать.

– Звучит вполне разумно.

– Да. Единственное, что меня смущает... Видишь ли, Стив, сказать по правде, я боюсь, что она забеременеет, и тогда мы вынуждены будем пожениться. Ты понимаешь меня? Это будет уже совсем не то. Одно дело, когда люди женятся по обоюдному согласию, и другое, когда их вынуждают обстоятельства. Хоть мы и очень любим друг друга, все равно это было бы уже совсем не то. О Боже, ума не приложу, что делать.

– Просто напросто будь более предусмотрителен, – посоветовал Карелла.

– Я и так. Я хочу сказать, мы так и делаем. Хочешь я тебе кое в чем признаюсь?

– В чем?

– Мне иногда хочется держаться от нее подальше, ну, ты понимаешь, о чем я говорю. Если бы ты видел, какими взглядами дарит меня хозяйка каждый раз, когда я привожу Клер к себе. Потом мне в спешке приходится провожать ее домой, потому что ее отец – джентльмен самых строгих правил, какой когда-либо ходил по земле. Удивительно, как это он оставил ее одну на целый уик-энд. Я хочу сказать... и на черта ей сдалась эта идиотская степень. Понимаешь, я не хотел к ней прикасаться, пока мы не поженимся, но не смог. Мне достаточно увидеть ее, и со мной такое творится, что я теряю всякий контроль над собой. Я иногда задаю себе вопрос, все ли влюбленные испытывают такое состояние... Извини, что коснулся интимных вещей, я не хотел.

– Это обычное состояние влюбленных, – успокоил его Карелла.

– Да, наверное. – На какое-то время он полностью ушел в себя. Затем продолжал: – Завтра у меня выходной, а в воскресенье я дежурю. Как ты думаешь, кто-нибудь согласится со мной поменяться, например, на вторник или еще на какой-нибудь день? Так не хотелось бы разбивать уик-энд.

– Где же ты собираешься провести его?

– Я же тебе сказал, что...

– Что? Весь уик-энд? – изумился Карелла.

– Ну, видишь ли...

– Начиная с сегодняшнего вечера? – не унимался Карелла.

– Ты, понимаешь, ведь так редко случается...

– Я отдаю тебе свое воскресенье, но боюсь...

– Неужели правда отдаешь? – подался вперед Клинг.

– ...ты будешь ни на что не годной развалиной в понедельник после такого уик-энда. Неужели действительно весь уик-энд?

– Ну, ведь это такая редкость, чтобы отец уехал, я же тебе объяснял.

– О, пылкая юность, куда, ты умчалась, – воскликнул Карелла, качая головой. – Считай, что воскресенье твое, если шеф не будет возражать.

– Спасибо, Стив.

– Уж не запланировала ли Тедди чего-нибудь на воскресенье, – поддразнивая Клинга, проговорил Карелла.

– Только не передумай, – обеспокоенно отозвался Клинг.

– Ладно уж. Решено. Что ты думаешь об этом? – спросил Карелла, постукивая пальцем по карте разыскиваемого.

– Кажется подходящим кандидатом. Во всяком случае, достаточно крупный. Шесть футов и четыре дюйма, и весит 210. Далеко не карлик, Стив.

– И рука принадлежала крупному мужчине. – Карелла допил свой кофе. – Ну, любовник, подымайся, давай-ка навестим миссис Андрович.

Когда они выходили, Клинг сказал: – Не думай, пожалуйста, Стив, что я какой-нибудь сексуальный маньяк. Просто, понимаешь... ну...

– Что?

– Мне это нравится.

Маргарет Андрович оказалась девятнадцатилетней блондинкой, которая из-под пера какого-нибудь талантливого романиста вышла бы грациозно стройной героиней. На нашем языке прозы ее бы назвали просто тощей. Уменьшительное «Мег» не очень вязалось с ее высоким ростом, в пять футов и семь с половиной дюймов, и упругой фигурой. В соответствии с современной модой давать стройным, высоким женщинам самые неблагозвучные имена, ей бы больше подошло уменьшительно-ласкательное «Мэгти», нежели «Мег», вытатуированное в изображении сердца на левой руке Карла Андровича. Тем не менее перед ними стояла та самая Мег во плоти, уверенная в себе и спокойная. Открыв полицейским дверь, она провела их в гостиную и пригласила присесть.

Они сели.

Ее высокая стройная фигура отличалась той угловатостью форм, которая считается неотъемлемым свойством манекенщиц. Но сейчас ее туалет не годился бы для страниц модного журнала. На ней были выцветший розовый теплый халат и пушистые розовые тапочки – стиль одежды явно не для высокой фигуры. Черты ее лица были такие же угловатые, как и линии ее фигуры, высокие скулы, четко очерченная линия рта, выделяющегося на лице даже без помощи губной помады. Большие голубые глаза, казалось, занимали большую часть узкого лица. Она говорила с едва различимым южным акцентом. У нее был вид человека, ожидающего удара кулаком в лицо со спокойствием осознанной неизбежности.

– Вы насчет Карла? – спросила она тихим голосом.

– Да, миссис Андрович, – ответил Карелла.

– Что-нибудь узнали? С ним все в порядке?

– Нет, ничего определенного.

– Ну, хоть что-нибудь?

– Нет, нет. Мы просто хотели бы узнать о нем побольше.

– Понятно, – она задумчиво покачала головой. – Значит вы ничего не выяснили.