О том, что он талант, Коленька Глебов узнал второго сентября, когда с несколькими друзьями из первого “А” спрятался за трансформаторную будку позади школы, чтобы покурить, но припрятанные еще до уроков спички и смятая сигарета оказались безнадежно отсыревшими.

Разочарование ребят было огромным. Коленька, который хотя и обрадовался в душе, что курить не придется, все же ощутил некоторое сожаление. Ему очень хотелось узнать, настоящий ли он мужчина, и предложение присоединиться к компании курильщиков воспринял как почетное. Поэтому, когда с последней сломавшейся спичкой все надежды рухнули, у него вдруг появилось неистовое желание сделать нечто необыкновенное, из ряда вон выходящее, что-то такое, что останется потом в памяти людской. И он знал, что надо сделать.

— А ну, дайте мне, — решительно сказал он, отодвигая плечом рыжего Вовку, и взял драгоценную, но, увы, сырую сигарету, сунул ее в рот и, скосив глаза, уставился на самый ее кончик. Через несколько секунд сигарета начала тлеть, и от нее потянулся легкий голубой дымок.

— Ну, ты даешь! — восхитился Вовка. — Прямо фокус-покус. А затянуться можешь?

— Ребята, да он талант! — радостно завопил Сережка. — С ним в походе не пропадешь. Будет под дождем костер зажигать! Или…

Что будет дальше, Коленька не расслышал, потому что как раз в это время глубоко втянул в себя дым, и что-то страшное и омерзительное обожгло ему легкие. Он судорожно закашлялся, сигарета упала в лужу и погасла. Но ребята даже не заметили, что курить больше нечего. Как предполагает автор, они, пожалуй, даже обрадовались этому, поскольку согласились курить помимо желания, только из чувства мужской солидарности.

Перспектива использования неожиданно открывшихся Коленькиных способностей взбудоражила фантазию ребят, и она разыгралась вовсю.

— Тебе надо в разведчики идти, — заявил Петя. — Ты подползешь к складу боеприпасов, только посмотришь, а он — раз, и взорвется!

— Или мост поджечь! — вдохновенно забормотал Вовка. — Часовые бегают, бегают — никого нет, а мост горит. Они погасят, а он в другом месте загорелся.

— Коль, а ты бородавки можешь прижигать? — показал на свою руку Алеша Тургаев. — Так, чтобы не было больно?

Но попытка повернуть обсуждение в русло скучного утилитаризма не увенчалась успехом. Большинство присутствующих признавало только глобальные масштабы, и Алеше даже не дали докончить мысль.

— А если на тебя танк поползет, ты сможешь его прожечь? — спросил кто-то.

— Н… не знаю… Тренироваться надо… — скромно ответил Коля, до сих пор не задумывавшийся над такими проблемами.

— Вот будет здорово! Танк и туда, и сюда, а от взгляда ему не убежать. Ты его р-раз и насквозь!

— Как гиперболоид инженера Гарина, — высунулся начитанный Вовка.

— Как лазер! — уточнил не менее начитанный Петя.

— А лазером можно зубы сверлить без боли, — снова подал свой голос практичный Алеша. Но его опять никто не поддержал.

Общее суждение было таково: Коля — талант, может быть, даже гений. Приговор был, как говорится, окончательный и обжалованию не подлежал.

До сих пор Коля искренне верил, что у него никаких талантов нет. Как он мог в это не верить, если Мама с железной настойчивостью вела поиск его необыкновенных способностей чуть ли не с самого дня его рождения!

В два года было фигурное катание. Скользить по льду Коленьке понравилось, и вскоре он добросовестно выучил изящную фигуру под названием “кораблик”, приведя Маму в крайнюю степень восхищения. Однако дальше этого дело не пошло. Грянули холода, Коленька чуть не отморозил палец на ноге, и мальчика пришлось отстранить от льда, потому что на теплый крытый каток Маме пробиться не удалось.

В три года поиск таланта из горизонтальной плоскости переместился на вертикали. Мама узнала, что на Ленинских горах работает секция горнолыжного спорта. В квартире Глебовых пахнуло ветром с вершин. Самыми ходовыми словами в тот период были такие, как “маркер”, “эланы”, “россиньоли”, “соломоны”, “карреро“”, “альпины—юниор”, “ альпины—демон”, “альпины—скорпион”, звучавшие для непосвященного как шаманские заклинания, хотя были всего лишь названиями всемирно известных фирм. За этими таинственными словами скрывались лыжи, ботинки, палки, очки, крепления наипоследнейших моделей. Лыжи сами надевались на ногу и сами снимались, очки то темнели, то светлели в зависимости от яркости солнца. Все это стоило бешеных денег, но Мама не скупилась.

Экипированный по последнему слову спортивной науки, Коленька выезжал на склон, провожаемый восторженными охами Мамы и несколько ироническими взглядами других мам и пап. Довольно быстро он освоил соскальзывания — прямые, косые и скругленные, поворот в плуге и в упоре. Затем дело затормозилось — юный горнолыжник предпочитал мчаться напрямик, куда глаза глядят, благо внизу был безопасный выкат, а не заниматься скучным совершенствованием горнолыжной техники.

Мама решила, что мальчик явно тяготеет к скоростному спуску, но отсутствие подобающих склонов тормозит его спортивный рост… Бедный папа, услышав такие слова, в ужасе схватился за голову, предвидя неизбежный переезд семьи куда-нибудь в Бакуриани или Цахкадзор, но тут несчастье помогло: на одном из лихих спусков Коленька не вписался в вираж и здорово загремел. Самосъемная лыжа почему-то не снялась, и в результате ему пришлось походить на гипсовой ноге. После этого Коленька сделал первый в своей жизни решительный поступок, забросив драгоценный инвентарь в кладовку, где хранились папины равнинные лыжи и раскладушка для гостей.

Музыка и гимнастика обрушились на ребенка почти одновременно. В доме появились рояль, скрипка и шведская стенка. Мама вела поиск с беспощадной решительностью автомата. Иногда у нее случались сбои — так, окончились ничем попытки внедрения в балетное училище и конноспортивную секцию. Зато от изостудии и шахматного кружка отвертеться не удалось. Коленька освоил рокировку, “киндермат” и научился рисовать кубик по законам перспективы. Затем начался штурм лингвистических высот. Страстное желание сделать сына полиглотом и специалистом по цейлонской живописи заставило ее временно забыть про весьма гипотетические шансы проникнуть в кружок юных космонавтов, который, по слухам, вот-вот открывался в Звездном городке.

Приведенный выше далеко не полный перечень путей и средств поиска таланта в юном Коленькином организме имел неутешительный итог. Каждый очередной этап жизни мальчика резюмировался Мамой огорчительно, но точно: “нет, чемпион из тебя не получится”, — говорила она и несла в комиссионный магазин заграничные чудо—коньки. “Нет, Килли из тебя не получится” (на толкучку отправились умопомрачительные лыжи, ботинки и очки). “Нет, Ботвинник из тебя не получится” (дорогие шахматы карельской березы укладывались на самую дальнюю полку серванта). “Нет, Гагарин из тебя не получится” (и к букинистам переехал чемодан с литературой по астрономии и космонавтике, включая уникальную “Астрономию для дам” Камилла Фламмариона).

Да, у Коленьки не было никаких талантов. Чуть не ежедневно Мама обнаруживала все новые и новые доказательства этому. “Да, Пушкин из тебя не получится…” “Да, Бетховен из тебя не получится…” “Мама, а кто из меня получится?” — спрашивал мальчик, но не получал ответа. Бедная Мама! Бедные мамы! Знать бы им заранее, кто из нас получится!

Коленьке было известно, что почти каждый мальчишка в его классе или очень талантлив или чем-нибудь знаменит. Один уже знал всю таблицу умножения и сколько будет А плюс Б, другой мог подтянуться десять раз на турнике, третий два года жил на Камчатке, видел северное сияние, моржей и белых медведей, четвертый так похоже нарисовал на доске учительницу, что она долго смеялась и все не хотела стирать рисунок, а пятого брат катал на вертолете над Москвой и даже позволил немного подержаться за ручку управления.