говцами и торгующими рабочими. При помощи
забастовки покупателю отказывают в товаре
<труд>. Посредством забастовки противной сто-
роны - локаута - отказывают покупателю <де-
нег>. Запасная армия рабочих обеспечивает сбыт
товара продавцам денег, а запасная армия пред-
принимателей (недостаток рабочих рук) обеспе-
чивает сбыт продавцам труда. Забастовка - это
отличительный признак несоциалистичности
марксизма, классический признак его проис-
хождения от философии торговцев, к которой
Маркс примыкал по инстинкту и привычке.
Напротив, в государстве труд не товар, а обя-
занность по отношению к целому. Прусская де-
мократизация состоит именно в том, что она не
делает никакой разницы в оценке нравственно-
го достоинства труда: судья и ученый <трудят-
ся> так же, как рудокоп и плавильщик железа.
Таким образом, когда во время немецкой рево-
люции рабочий физического труда стал грабить
остальной народ, выжимая за возможно мень-
шее количество работы большее количество де-
нег, и обнаружил стремление поднять значение
своего <товара> по сравнению со всяким дру-
гим, то это было проявлением английского ду-
ха. В основе забастовки как средства борьбы ле-
жит предположение, что нет народа как госу-
дарства, а существуют только партии. Идея сво-
бодной борьбы за заработную плату и исключи-
тельное право устанавливать эту плату после
победы пролетарской партии - идея марксист-
ская и, следовательно, английская.
Прусская идея состоит в беспартийном, госу-
дарственном регулировании заработной платы
123
за каждый род труда, сообразно с общим хозяй-
ственным положением; плата эта планомерно
распределяется по профессиям, в интересах все-
го народа, а не одного лишь отдельного профес-
сионального класса. Это порядок определения
содержания чиновников, распространенный на
всех трудящихся. Он включает в себя запреще-
ние забастовки как противогосударственного
и торгашеского частного метода. Право опреде-
ления ставок на труд должно быть отнято и у ра-
ботодателей и рабочих и передано общему хо-
зяйственному совету, так чтобы обе стороны счи-
тались с вполне определенной величиной, как
это уже издавна практикуется с другими ставка-
ми сообразно стоимости управления промыш-
ленным предприятием и стоимости жизни*.
Марксизм с точки зрения прирожденных
свойств пруссака-социалиста лишен смысла.
Он может их отрицать и стремиться ослабить,
но они в конце концов окажутся сильнее, как
все живое и естественное по сравнению с теори-
ей. Там, где господствует английский дух,
марксизм у себя дома, здесь его лучше понима-
ют, чем истинный социализм, и здесь, с возник-
новением серьезного единоборства между обеи-
ми хозяйственными партиями, парламентаризм
*При этом следовало бы установить систему, по которой
каждый трудящийся, офицер и административный чи-
новник так же, как рабочий физического труда, имел бы
текущий счет в своего рода государственной сберега-
тельной кассе, куда все обязанные что-либо вносить
должны направлять свои взносы. Отдельным лицам на
основании определенного правила распределения пола-
гается известная сумма, соразмерная с числом лет служ-
бы и величиной семьи.
124
старого склада обречен на гибель. Обе партии
имущих, образовавшиеся из представителей
высшего класса, были организованы как объе-
динения политического характера и в конце
концов оказывались солидарными в хозяйст-
венных вопросах. Даже борьба за систему сво-
бодной торговли, в которой к 50-м годам XIX ве-
ка - последней эре классического парламента-
ризма - победили виги, закончилась полным
соглашением. Тори и виги отличались друг от
друга только постольку, поскольку одни отдава-
ли предпочтение войне и покорению, другие -
купеческому проникновению, смелости и хит-
рости пирата. Ныне же экономические противо-
речия порождают две новые партии - партию
денег и партию труда - и эта борьба не может
более вестись парламентскими средствами.
Здесь спор идет уже не о форме, но о самой сущ-
ности, и поскольку обе партии отказываются
подчиниться чуждому им принципу, принципу
государства, его беспартийному авторитету, нет
выхода, кроме окончательного подчинения од-
ной хозяйственной партии другой.
XX
Маркс распространил на всю историю картину
промышленной Англии, воспринятую им и без
того в весьма схематическом и сомнительном по-
нимании. Он утверждает, что его хозяйственная
система годится для всего человеческого общест-
ва, прибавляя при этом, что она - самое сущест-
венное в ходе истории. Маркс похож здесь на
Дарвина, который также исходил из Мальтуса,
125
и утверждал, что его система сохраняет значение
для <всех организмов>, между тем как на деле
она приложима только к высшим человекопо-
добным животным, и становится абсурдной, ес-
ли отдельные законы, такие, как половой под-
бор, мимикрию и наследственность, серьезно
применять к грибовидным или кораллам.
Материалистическое понимание истории, ко-
торое признает экономическое состояние причи-
ной (в физическом смысле слова), а религию,
право, нравы, искусство и науку лишь функция-
ми экономики, несомненно в нашей поздней ста-
дии развития обладает какой-то убедительнос-
тью, так как оно обращается к мышлению безре-
лигиозных и лишенных традиций людей боль-
ших городов. Материалистическое понимание
истории убедительно не потому, что хозяйствен-
ное положение действительно стало <причи-
ной>, а оттого, что искусство и религия стали
бессильными, пустыми и внешними и на деле
производят впечатление теней единственно
сильно развитой формы, выражающей совре-
менность. Все это прежде всего английское - ре-
лигия как Cant, искусство как Comfort для выс-
шего класса и подаяние для низшего (<искусство
для народа>), - проникли в другие страны вме-
сте с английским жизненным стилем.
Гегель стоит над уровнем исторической дей-
ствительности, его же ученик Маркс - ниже
этого уровня. Если устранить метафизику Геге-
ля, то в его лице выступает политический мыс-
литель, обладающий таким сильным понима-
нием действительности, какого второго не зна-
ет новая философия. Он ставит, как пруссак по
126
духовному сродству, в центр своего весьма глу-
бокого, почти по-гетевски задуманного разви-
тия государство, с той же уверенностью, с ка-
кой Маркс, как англичанин по духу, ставил
в центре своего механически-дарвинистическо-
го понятия <эволюции> (по-немецки <прогрес-
са>) хозяйство. Государство, по Гегелю, есть
творческое начало истории, политика - это
история. <Человеческое общество> - не его
слово. Высшие чиновники поколения Бисмар-
ка были по большей части строгими гегельян-
цами. Маркс же мыслит историю вне государ-
