Джорджио считал Донну хорошей любовницей, или, как он говорил, сочной подругой. То есть женщиной, которая наслаждалась, когда ее брали. Однако его вкусы в последнее время начали склоняться к более молодым женщинам, которые брали инициативу на себя. Иными словами, брали его, пока он лежал и наблюдал. Он уверял себя, что, дескать, с Донной занимается любовью, а этих просто трахает. Но это пресловутое траханье ныне возбуждало Джорджио намного больше, чем любовь с Донной…

В камеру вошел Тимми. От него резко пахнуло карболовым мылом и шампунем «Уош энд Гоу».

— Все в порядке, Джорджио? Что-то ты какой-то пришибленный? Думаем о доме, не так ли?

Джорджио встал с койки. Замечание Тимми его нисколько не смутило.

— Вообще-то я своим домом горжусь. А что за событие тебя развеселило? Может, принести тебе поздравления с днем рождения?

Тимми дружелюбно рассмеялся.

— Этим утром Брумфильд получит сполна. Это же будет довольно нахально с его стороны, если парня посадят сюда, к нам, не так ли? Рикки выглядел словно обдолбанный лунатик из-за всего этого. Ребята намеревались сначала поиметь его в душевой. Вот почему и я пошел туда. Большой Рикки собирался растерзать его задницу! Если хочешь принять душ, то лучше иди туда сейчас, и побыстрее, пока не началось кабаре. Не вознаградишь меня ничем за догадки о том, какие тюремщики будут сидеть в первых рядах партера, а?

Джорджио молча взял гель для душа и направился в душевую. Прихватив по пути чистое полотенце из стопки, лежавшей у двери душевой. Встал под ледяную воду и быстро намылился. Немного позже, когда начал смывать пену, увидел Брумфильда. Парень с неуверенным видом топтался в дверях душевой.

— На что таращишься?! — жестко спросил Джорджио.

— Ни на что, — покачал головой парень.

Джорджио выключил душ и обернулся полотенцем по талии. Подошел к Брумфильду и встал перед ним.

— Ну что, насмотрелся?

Молодой человек был явно напуган, и Джорджио приятно взволновал этот факт.

— Ты ведь меня боишься, да?

Брумфильд кивнул.

— Получил удовольствие, насилуя маленькую девочку, не так ли? Это здорово тебя встряхнуло, да? А теперь хочешь поискать еще девочек?

Лицо Брумфильда побелело. Он определенно впал в состояние шока и полного расстройства.

Джорджио сильно ткнул его кулаком в грудь.

— Ну давай, верзила, отвечай мне! Она, наверное, кричала, когда ты сунул ей? Скорее всего, напугалась до смерти, да? Вроде того, как ты сейчас трясешься? Как ужасно бояться того, кто больше тебя, правда? Это когда ты понимаешь, что хоть в лепешку разбейся, а ничего сделать не можешь…

Джорджио размахнулся и наотмашь ударил парня кулаком по лицу. Брунфильд заплакал. Сильные рыдания душили его. Схватив молодого человека за волосы, Джорджио затащил того в душевую кабинку и прижал лицом к стене. Потом, потянув за волосы, отвел его голову назад и прошипел парню на ухо:

— Перепуган до смерти, да? А теперь расскажи мне, как у тебя было с маленькой девочкой, Брумфильд. Скажи: что ты делал с ней?

Брумфильд наконец обрел дар речи. Голос его дрожал:

— Я не собирался делать этого… Клянусь, я этого не хотел! Она сама хотела. Иначе я не стал бы. Честно, вы должны поверить мне… — Он все больше впадал в истерику, и лицо его, в слезах и в крови, напоминало безобразную маску страха.

В душевую вошел Рикки Ла Бретт. За ним — еще трое мужчин. Рикки зловеще улыбнулся Джорджио:

— Если ты хочешь его, Брунос, то поимеешь только после меня. Джорджио отрицательно покачал головой.

— Он весь твой. Кстати, Рикки, он утверждает, что маленькая девочка сама хотела этого; иначе он, мол, этого бы не сделал.

Рикки рассмеялся, наматывая ремень с тяжелой пряжкой на запястье и кисть.

— Ну конечно, она хотела. Так же, как он хочет этого сейчас. Не правда ли, маленький белый мальчик?

Джорджио успел еще увидеть, прежде чем покинул душевую, как парня швырнули на пол: Брумфильд лежал, распростертый на кафеле, и был слишком напуган, чтобы предпринять что-либо в свою защиту — он лишь издавал протяжные тихие стоны…

Джорджио уже входил в свою камеру, когда услышал донесшийся со стороны душевой пронзительный вопль: по-видимому, это Рикки насиловал парня. «Иногда гомосексуалисты бывают очень искусными, по-настоящему искусными палачами», — подумал Джорджио.

Он сел в камере и принялся болтать о пустяках с Тимми, а между тем страдальческие крики из душевой продолжали разноситься по всему отсеку.

Но никто из крыла, будь то надзиратель или заключенный, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Брумфильду.

Радио Левиса было как всегда настроено на классическую волну: концерт для гобоя Моцарта служил, таким образом, аккомпанементом групповому изнасилованию в душевой.

— Сегодня ты выглядишь лучше, Донна.

— Я и чувствую себя лучше, намного лучше. Прошлой ночью я прекрасно спала. Думаю, тебе не стоит утруждать себя сегодня приготовлением завтрака. Достаточно будет одного чая.

Долли молча кивнула, про себя выругалась. В духовке стояла яичница с беконом. Долли понимала, что Донна не могла не уловить ее запах, пока блюдо готовилось…

— Если меня кто-нибудь спросит, я у Маэв. Ладно?

Долли опять кивнула и проводила Донну взглядом, пока та выходила из комнаты.

Затем Долли подождала того момента, когда раздалось урчание заработавшего мотора машины, после чего прошла к задней двери. Там, снаружи, находился Терри Роулингс. Он курил сигарету и пил из кружки чай.

— Она поехала к свекрови. Не останавливайся слишком близко от этого проклятого дома. Иначе она что-нибудь заподозрит. Входи, у меня для тебя есть полная тарелка еды…

Терри усмехнулся. Он вытащил мобильный телефон и позвонил Большому Пэдди, чтобы сообщить тому, куда направляется Донна. Затем прошел на кухню и уселся перед большой тарелкой с яичницей с беконом.

— Прошлой ночью все было в порядке? — поинтересовалась Долли.

Терри кивнул — рот у него был набит беконом. Прожевав, он ответил:

— Даже шепота не было слышно, миссис Паркинс. Я думаю, Левис что-то замыслил. Что-нибудь вроде нападения на автомобильную стоянку. Но сейчас наша подопечная в безопасности.

Долли громко фыркнула:

— Я не доверяю этому проходимцу. Хорошо бы запустить в него чем-нибудь!

— Мы тоже ему не доверяем, миссис Паркинс. Так что перестаньте зря волноваться, — улыбнулся Терри.

Долли приготовила себе еще чашку чая и закурила пятую сигарету за утро. Она мечтала о благополучном исходе, но не могла побожиться, что так же верит в абсолютную безопасность Донны, как этот парень.

— Ну, ты же сам говорил Пэдди, что она смышленая, моя Донна; мол, она разведает про вашу опеку и слежку, раньше или позже.

Терри не стал утруждать себя ответом: он просто поглощал завтрак.

Маэв была почти счастлива. Все ее сыновья отсутствовали, папаша Брунос поехал на оптовую распродажу, и она могла сесть и почитать газету в относительном покое. Маэв как раз читала середину страницы, где речь шла о всяких и всяческих проблемах, — это было ее любимое место в газете, единственное, из-за чего она покупала «Сан», — когда услышала громкий стук в дверь. Маэв в раздражении тяжело поднялась с места (она вынуждена была лично спуститься и открыть дверь) и сердито протопала по ступенькам вниз. Но при виде силуэта Донны за дверью ее настроение переменилось: Маэв настежь распахнула двери и прокричала:

— Привет, дорогая! Входи же. Я тебя сегодня не ждала.

Донна улыбнулась.

— Я тут подумала: а не заскочить ли к вам перед поездкой на работу?..

Она пошла за Маэв вверх по крутой лестнице и вошла в квартиру. Пока свекровь суетилась с чайником, Донна сняла жакет и уселась за кухонный стол.

В комнатах царил привычный беспорядок, но беспорядок этот производил впечатление уюта. Здесь никогда не бывало ни грязно, ни неопрятно. Джорджио всегда терпеть не мог суматошную возню матери по дому. Но Маэв считала, что дом нужен для того, чтобы жить в нем. Джорджио же мечтал о чем-то вроде тех показательных домов, какие часто появляются на обложках глянцевых журналов. Донна много лет спорила с ним об этом, приводя основательные аргументы: мать поднимала большую семью — четырех мальчиков и двух девочек, и все это в четырехкомнатной квартире. Задача была не из легких. Каждый пенни, что удавалось отложить папаше Бруносу и Маэв, шел на одежду для детей, на их образование. Или возвращался опять в дело. Их ресторан был хорошо известен в Кэннинг-тауне, и Маэв с мужем работали в нем с раннего утра до позднего вечера. Джорджио, как и всем мальчикам в их семье, пришлось поработать в семейном ресторане официантом. Но в отличие от других сыновей Джорджио терпеть этого не мог. Он с болью в душе вспоминал те дни.