Алан Кокс заработал своей первый настоящий кусок, пятьсот фунтов, на задворках склада обувной фабрики в Ист-Тилбери. Проведя двадцать шесть боев, он сколотил себе небольшое состояние, ездил за границу, чтобы драться и там. Проиграл же всего дважды: один раз — в Лос-Анджелесе, громадному ирландцу, которого звали Рурк, а второй раз — во Франции, в местечке под Тулузой, французу по имени Парду. Но он не смог бы вспомнить имен тех, кого побил в остальных двадцати четырех боях.

Алан улыбнулся Донне, и она увидела отличные белые зубы; между передними верхними имелась небольшая щель, но она отнюдь не умаляла общей красоты его лица, а похоже, лишь подчеркивала ее.

— Значит, вы — жена Джорджио? Очень рад познакомиться с вами, миссис Брунос! — Голос Кокса имел низкий, чистый тембр звучания. И хотя он произносил слова довольно отчетливо, отголоски диалектов Ист-Энда все же у него прослушивались. Алан даже не пытался скрывать этого.

Донна почувствовала, как ее ладонь крепко, но в то же время нежно пожимает большая, сильная рука.

Алан Кокс улыбался от непритворного восхищения. «А эта старушка Бруноса — неплохая штучка!» — думал он.

— Садитесь, дорогая. Освежи нам напитки, Риккардо. И принимай звонки.

Метрдотель слегка согнулся в поясе, и Алан заметил мелькнувшую на лице Риккардо многозначительную ухмылку. Он и сам чуть заметно ухмыльнулся: «Риккардо знает меня лучше, чем я сам».

Донна расположилась в глубоком кожаном кресле, изящно скрестив ноги. Она сразу заметила, с каким откровенным мужским интересом смотрит на нее Алан Кокс, и мысленно упрекнула себя за беспечность: «Мне надо было надеть брюки. У Алана Кокса такой вид, будто он пожирает женщин на завтрак, разбивает им сердца в ланч и страшно устает от них к ужину».

Алан занял место за своим огромным, обтянутым кожей столом, взял свежую сигару, отрезал у нее кончик, а затем положил сигару в большой стакан с пивом. Донна с изумлением наблюдала за его манипуляциями.

— Это придает сигаре лучший вкус, милая… — Алан вытер платком пальцы от попавшего на них пива и не спеша раскурил сигару, совершая нужные движения плавно и, по всей видимости, совершенно бессознательно.

И Донне вдруг показалось, что она стала свидетельницей чего-то личного и эротического. Она торопливо прикурила сигарету, чтобы преодолеть застенчивость.

— Так как же, значит, вас зовут? Меня зовут Алан, как вы, вероятно, уже знаете.

— Меня зовут Донна. Донна Брунос.

Алан опять улыбнулся и еще раз оглядел Донну с головы до ног.

— Ну и как там поживает старина Джорджио? Я слышал, он получил большой срок. Он на Острове, не так ли?

Донна кивнула и пояснила:

— Именно Джорджио и попросил меня приехать и увидеться с вами, мистер Кокс.

— Ну, я в общем-то и не думал, что это мать Тереза попросила вас заглянуть ко мне, милая.

Донну спас от необходимости что-то немедленно ответить стук в дверь. Вошел Риккардо и предложил им напитки.

Когда он неспешными шагами покинул кабинет босса, Алан спросил:

— Ну, так что же хочет от меня Джорджио?

Донна некоторое время молча следила за тем, как он пыхтит сигарой. И лишь после паузы ответила.

— Джорджио просил меня напомнить вам, что вы ему кое-чем обязаны… Это его слова, а не мои.

— Я бы ни за что не догадался.

Она улыбнулась, восхищенная его мгновенной реакцией.

— Ему нужна помощь, мистер Кокс. Вот почему я здесь.

— У меня нет большой власти в этой стране. Тем более не сейчас, когда я вышел из игры. Могу устроить для него какое-нибудь небольшое дельце. Или достать деньжат. Но никаких наркотиков!..

Донна широко раскрыла глаза.

— Я и не прошу ни о чем подобном, мистер Кокс. И уверена, Джорджио тоже не стал бы просить о таком.

— Ну, хорошо, хорошо, — усмехнулся Алан, — держите себя в руках, детка. Я не хотел обидеть вас. У многих людей порой кипит внутри, тогда они пыжатся и выпускают пар. Это помогает весело проводить время и даже может придать вам некоторый престиж. Однако многие из закоренелых каторжников ни за что не стали бы горячиться здесь. Такое настроение может испортить им цвет лица.

Донна в отчаянии вздохнула. Этот человек раздражал ее больше, чем кто-либо на свете из числа тех, с кем ей приходилось сталкиваться. Он перехватывал инициативу и предупреждал все ее ходы. А затем продолжал спокойно читать ей лекцию.

— Если вы позволите мне закончить, мистер Кокс…

— О, я уже действую вам на нервы? — засмеялся Алан. — Моя мать бывало говорила мне: «Алан, сынок, ты можешь заговорить зубы задним ножкам стола!» — Он громоподобно расхохотался собственной остроте. — Я потерял ее год назад, да благословит ее Господь. И по-прежнему скучаю по старой пьянчужке.

Донна улыбнулась, хотя внутри у нее от волнения все сжималось.

— В любом случае, милая, продолжайте, а я затыкаюсь.

Она набрала в грудь побольше воздуха и продолжила:

— Джорджио сказал, что вы ему поможете. Ему требуется нечто очень важное… — Голос ее задрожал и ослаб.

Алан вытянул руки, разгоняя дым от сигары. Густой синий дым от нее спиралями гулял по всему кабинету.

— Так что же ему нужно?

Донна посмотрела на крупного и с виду такого добродушного мужчину, сидевшего перед ней, и вспомнила, что он был убийцей. Она наклонилась вперед и раздавила свою сигарету в пепельнице.

— Он сказал, чтобы, перед тем как просить вас о помощи, я напомнила бы вам, что вы с ним долгое время шли бок о бок. Что вы детьми верховодили на улицах и были очень близки.

— Так оно и было, — улыбнулся Алан. — Мы с Джорджио дружили. Были, можно сказать, не разлей вода. — Он сплел пальцы рук, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Однажды он оказал мне большую услугу, это случилось очень давно. Я никогда не забуду об этом… — Алан дружелюбно улыбнулся ей, а потом снова заговорил:

— Послушайте, а я могу вас спросить кое о чем?

Донна с готовностью кивнула.

— Я вас нервирую?

Она отрицательно покачала головой и решительным голосом ответила:

— Нет, мистер Кокс, вы вовсе меня не нервируете. А что?

Алан, не переставая улыбаться, спокойно пояснил:

— Просто вы положили сигарету в мисочку с моим арахисом.

Донна внимательно посмотрела на маленькую керамическую миску и почувствовала, что сердце у нее ушло в пятки: среди кешью и других очищенных орехов светился кончик ее сигареты «Сен-Мориц».

Она не могла отвести глаз от мисочки, и лицо ее при этом сделалось пунцовым от смущения.

— О, мне так жаль.

Алан понял, что она вот-вот расплачется, и ему сделалось жаль ее. Он подумал, что Донна увидит смешную сторону в том, что сделала. А она вместо этого трясущимися от волнения руками зажигала еще одну сигарету…

Он некоторое время наблюдал за ее напряженным лицом, за тем, как она жадно втягивает дым в легкие. Он обратил внимание на чуть заметные круги под ее глазами и на облупившийся лак на среднем пальце правой руки.

Отметил, как неестественно прямо она сидит в кресле: словно ей в спину, облаченную в очень дорогой костюм, вонзили штырь. Видел, как то и дело дергается уголок ее левого глаза.

Алан Кокс убедился не понаслышке, что Донна Брунос очень сдержанная женщина. Вместе с тем он был наслышан, что она провела настоящий матч ради Джорджио, когда его посадили в тюрьму. И, что показалось ему более поразительным, она проделала чертовски хорошую работу по налаживанию его бизнеса.

Эта женщина была просто невероятно, неестественно хороша. Алан про себя заключил, что она ему очень понравилась. Донна слишком хороша для Джорджио. Алан это сразу понял. И, как бы он ни любил Джорджио, он-то прекрасно знал Бруноса. А эта маленькая леди, очевидно, не подозревает и о половине того, в чем замешан ее супруг.

Алан Кокс встал с кресла и вышел из-за стола.

— Послушайте, успокойтесь! Я вам налью хорошего коньяка. Сделайте несколько глубоких вдохов. Это же всего лишь горстка орехов, Донна, ничего страшного! Я не собираюсь откусить вам голову или еще что-то. И неважно, что вы обо мне слышали. Я давно подвел черту под тем, чтобы убивать женщин и детей…