— Ты полагаешь, брат Алькасоол, что сардонары могут действовать с ведома и при прямом участии Леннара? Но ведь они… но ведь он должен умереть от руки одного из них, как гласит их учение! Кроме того, сардонары нападали на Обращенных и…

— Это ничего не значит, — ответил бывший лазутчик, — вожаки сардонаров хотят власти, и они считают, что для достижения поставленных целей любое средство хорошо. А особенно — такое могущественное и действенное, как имя Леннара…

Земля, Россия

Костя Гамов затряс головой и открыл глаза. Он был в холодном поту, а на затылке словно лежала, пережимая череп, чья-то тяжелая липкая рука. Ему приснился кошмар. Дядя, покойный дядя Марк, шел по радуге, держа в руке Костину голову, натянутую на кисть наподобие куклы из театра… Вокруг него сочными мазками было разбросано неверное сияние, то взрывающееся до ослепительного белого света, то бледно опадающее и затихающее, словно снятое с плиты молоко в алюминиевой кружке. Свесив голову с нар, Гамов увидел поднятую к нему похабную физиономию соседа снизу и услышал:

— Ну ты, б…. чмо!.. Че орешь? Мужики спят, а он там давит из себя!.. Ну? Усек, сука?

— Усек, — машинально ответил Гамов.

— Молодец, б…

Гамов снова закрыл глаза. Нет, наверное, все-таки не заснуть, как не мог он заснуть на протяжении вот уже трех суток — с тех самых пор, как произошел тот нелепый арест на даче. Сон… А есть ли он? Вот уже два дня и три ночи он не видит ни одного человеческого лица, да и можно ли считать за человеческие лица тот гуманоидный белковый материал, что злобно щерится с полок? Костя Гамов всегда был в определенной степени снобом, человеком, чрезвычайно четко очерчивающим свой круг общения. И вот теперь — такое… Дядя Марк, дядя Марк!

На допрос его больше не вызывали. Неизвестно по какой причине. Оставалось только гадать и прикидывать… Костя припомнил, что существует такой метод работы с подозреваемым: пытка ожиданием. Быть может, этот чудовищный следователь в самом деле попросту дожидается, пока клиент дозреет — или как это именуется в их профессиональном лексиконе?

— Курить нет? — вытягивая гласные, спросил сосед по нарам, хромой Степа, подозреваемый в пяти попытках грабежа плюс сюда же один автоугон.

— Нет…

Мысли Кости Гамова обратились к прошлому. Соседи по камере попались вполне приличные, насколько подобное слово вообще применимо к контингенту КПЗ — так что Константин мог предоставить себя размышлениям, почти не боясь быть потревоженным. Прежде всего он попытался сфокусироваться на событиях тех роковых дней, один из которых стал последним для его дяди, а для него, Кости, и не существовал вовсе, целиком погрузившись в цепкую трясину пьянства. Что он помнит? Откуда взялось это дикое наваждение, явившееся ему там, на даче, теплой осенней ночью; наваждение, сначала персонифицировавшееся в лице следователя Грубина, все столь же неуклонно маячившем перед глазами, а теперь разросшееся до обшарпанных стен КПЗ и обступившее его со всех сторон?

Дядя Марк… Костя вдруг обнаружил, что чрезвычайно смутно воссоздает в давшей течь памяти тот момент, когда Крейцер всплыл на горизонте его жизни. Даже события трех с половиной лет давности, о которых говорил следователь Грубин… Такое впечатление, что все это было не с ним, не с Гамовым. Да, Константин помнит, что у него возникли проблемы с законом по инциденту с этим несносным Васильевым, которого Гамов был готов убить сам, если бы кто-то заботливо не сделал это немного раньше, разрубив топором чуть ли не надвое. Да, еще и сейчас перед глазами мелькают, расходясь длинными рваными полосами, пульсирующие голубоватые стены психиатрической больницы, в которую непонятно отчего угодил он, Гамов, человек с весьма здоровой психикой. Но отчего Грубин поднял этот вопрос по событиям 2004 года?.. Дядя Марк… какие-то эксперименты… змеи… лингафонная аппаратура? Бред! Но в то же самое время Гамов прекрасно отдавал себе отчет в том, что никогда, ни при каких обстоятельствах следователь Грубин не стал бы поднимать и цитировать этот «бред» ПРОСТО ТАК, без оснований и мотива.

Дядя… А еще чуть позже, несколько раз беспокойно перевернувшись с боку на бок и вызвав недовольное ворчание того, кто лежал на нарах ярусом ниже, Костя Гамов понял, что не знает о своем родном дяде практически ни-че-го. Нет, бесспорно, многие стороны характера и особенности времяпровождения г-на Крейцера были ему известны более чем хорошо. Однако же не было в фигуре покойного Марка Ивановича ни одной черты, ни одной грани натуры, которая не содержала бы в себе противоречий, противоречий глубоких и коренящихся, верно, в прошлом профессора Крейцера, в том прошлом, которое было для Гамова совершеннейшими потемками. Начать хотя бы с рода деятельности покойного. Вне всяких сомнений, он был ученый, обладал значительной эрудицией и, как и положено истинному ученому мужу, был наделен кучей эксцентрических привычек. Но стоило копнуть поглубже, как начинались странности. Каким ученым был Марк Иванович Крейцер? Какая наука или комплекс таковых привлекали его в его работе? Гамов искал и не находил однозначного и аргументированного ответа на этот вопрос, и это тем более нелепо, что сам Константин работал в НИИ своего дяди не менее полугода. Собственно, в экспериментальных помещениях НИИ он и не появлялся, его делом было сидеть на проходной и проверять пропуска сотрудников и посетителей. Впрочем, чтение пропусков не вызывало у Кости значительных затруднений, так как у него была степень кандидата филологических наук и семилетний журналистский стаж. Гораздо проблематичнее было понять, ГДЕ он работает и какой профиль деятельности у частного НИИ, коим и заправлял профессор Крейцер.

Марк Иванович имел степень доктора физико-математических наук, это было известно многим, и не в последнюю очередь его племяннику. Однако же непосредственно в квартире Крейцера имелся достаточно мощный телескоп, стоявший неподалеку книжный шкаф был забит справочниками и атласами по астрономии на четырех языках. Судя по некоторым неосторожным репликам Марка Ивановича, куда более продвинутое обсерваторское оборудование стояло у него на работе. Но по коротким обрывкам брошенных фраз Гамов совершенно точно знал, что это всего лишь увлечение. Хобби. НИИ явно занимался не этим… Да и само увлечение, оно было каким-то болезненно-притягательным для Крейцера. Однажды выпив на своем дне рождения (что водилось за ним крайне редко), дядя принялся возбужденно вещать о какой-то системе оптико-голографической фильтрации и новейшем электронно-оптическом комплексе, которые якобы требуют существенных улучшений по всем параметрам. К чему профессор Крейцер завел речь о предмете, в котором Гамов разбирался примерно так же, как китайский крестьянин со склонов Кунь-Лунь в структурализме Пражской школы лингвистики, Костя так и не понял. Ибо юбиляр довольно свирепо прервал сам себя и совсем не к месту сказал, что молодежь пошла больно любопытная!.. Впрочем, что греха таить, у Марка Ивановича было много странностей. Достаточно упомянуть, что даже сама дата рождения у него носила плавающий характер, и Крейцер совершенно спокойно мог объявить о своем юбилее и зимой и летом. Собственно, Гамова это никогда и не волновало. Не заглядывать же в дядин паспорт, в самом деле!

Определенно разбирался Марк Иванович и в химии. На его руках не раз виднелись характерные следы, оставленные теми или иными химикатами. Однажды ему доставили на дом какой-то внушительный контейнер, в котором что-то булькало и шипело, словно там извивался клубок голодных змей. От контейнера, разгерметизировавшегося в дороге, невыносимо тянуло какой-то едкой гадостью, которой мгновенно провонял весь дом. Вопреки ожиданиям профессор Крейцер не разозлился и не принялся орать на доставщиков, выпучив глаза. Он даже дал им сверх причитающегося за работу. Хорошо дал…