— Да.

— Внес изменения в настройки? Впрочем, что там зависит от этих настроек, этих глупых рычажков и сенсорных панелек… — пробормотал себе под нос почтенный ученый. — Самое тонкое надо делать самому.

И, решительно выдвинув прямо из стены консоль расчетной машины, он принялся за дело. О существовании в маленькой лаборатории еще трех людей он, казалось, забыл. Впрочем, верный Скопендра словно влился в нишу стены, Инара же замерла прелестным изваянием, и только парень бледнел и шмыгал носом. На Элькана он смотрел с остолбенелым благоговением.

Шло время. Со лба ученого текли струйки пота, словно он не едва касался тонкого аппарата подушечками пальцев, а собственноручно волок на себе сегмент обтекателя внешнего шлюзового кольца, виденный в тоннеле.

— Все! — наконец сказал он. — Клянусь светлым Ааааму, все!

Лицо Инары стало испуганным и строгим. Элькан сделал какой-то неопределенный жест, а потом спросил добровольца:

— Твое имя, мальчик?

— С вашего позволения, светлый сьор, мое имя Гоз.

— Длинновато… М-да… Ну не страшно. Гоз, мой мальчик, сейчас ты можешь стать первым, кто… Нет, не так. Ты просто можешь стать ПЕРВЫМ.

— Если сейчас выживет, — донеслось из ниши еле слышное бормотание Скопендры.

Но Гоз не слышал. Да если бы и слышал… Если он решился участвовать в эксперименте, к чему выслушивать мрачные намеки безобразного Скопендры? Он твердо выговорил:

— Что я должен делать, сьор Элькан?

— Выполнять то, о чем я тебя попрошу. Ты отважный малый, в свое время принимал участие в войне под командой самого Нигера, приближенного лица сьора Леннара. Ты сумеешь. Собственно, от тебя только и требуется, что сделать два шага. Прямо перед собой, видишь?..

Гоз опустил глаза и увидел выпуклость в полу. Выпуклость была вполне обыденного вида и даже покрыта тонким слоем пыли, но Гозу вдруг расхотелось делать эти два шага. Нет, первый он сделал с отчаянно-веселым лицом, между тем как выпуклость приподнялась настолько, что контурами своими вполне соответствовала полушарию. Вторым своим шагом Гоз должен был вспрыгнуть на полушарие; он еще не видел, как над его головой распускается нечто похожее на прекрасный цветок. Только вместо пестика торчала конусовидная голубая игла. По ней пробегали спиралевидные вспышки. Игла спустилась, подрагивая, и уже сейчас можно было видеть, что этот «пестик», красиво опоясанный зеленоватым пламенем, — бесплотен. Игла была сгустком самого чистого и нежного света, какой только можно встретить в природе.

Гоз, верно, почуяв что-то, стал медленно поднимать глаза… Элькан мерно отчеканил:

— Стой. Взор перед собой. Не шевелись! Начинаю пространственное моделирование исходника… Конечной точки… Завершено… Скопендра, скорректируй вектор седьмого уровня…

Больше он ничего не говорил. Губы шевелились совершенно беззвучно, но древовидный ассистент, очевидно, умел читать и по губам. Он метался по лаборатории и один за другим подключал приборы. В большинстве своем это были анализаторы, а базовая аппаратура, ответственная за опыт, уже начала свою работу…

— Контроллеры, — беззвучно шепнули серые губы ученого.

Гоз замер, только его правая рука, крепко прижатая к бедру, делала какие-то конвульсивные движения, словно пытаясь преодолеть притяжение собственной плоти. Но, видимо, юноша уже не был властен над своим телом.

Неописуемо красивая голубая игла почти коснулась головы добровольца.

Элькан побагровел от напряжения. Он бросал хищные, резкие взгляды то на испытуемого, то на экран базовой расчетной машины. Надо лбом, покрытым крупными каплями пота, металась растрепанная серая прядь… Голубая игла коснулась головы Гоза, и в ту же секунду Элькан неуловимо быстрым движением обеих рук рванул два светящихся тумблера.

Игла задрожала и пронизала тело Гоза насквозь. Было видно, как он криво разинул рот… Игла вдруг вспыхнула, и мириады маленьких иголок расшили тело юноши изнутри, их число все множилось, они раздваивались, растраивались, лезли целыми пучками; и, наконец, все это неописуемое множество игл слилось в одно целое, оказавшись раскаленным человеческим силуэтом. Огненная фигура вспыхнула раз и другой…

Не сводя с нее глаз, Элькан резко откинул голову назад и ударился затылком о переборку, прикусил губу; по подбородку потянулась струйка крови. Он не заметил этого. Силуэт полыхнул еще раз и исчез.

Элькан подался вперед:

— Держись, мой мальчик!

Это было сказано рычащим голосом и свирепо, но когда в нескольких шагах от того места, где мгновение назад исчез неистово светящийся силуэт Гоза, словно светлячок, зажглась тусклая желтая звездочка, он повторил почти с нежностью:

— Держись, мой мальчик.

Инара заломила руки.

Звездочка вдруг начала набухать, словно втягивая в себя окружающее пространство. Она превратилась в бесформенный ком с вздрагивающими рыхлыми боками, будто изнутри одна за другой шли серии направленных ударов. Ком содрогнулся в последний раз и стал разваливаться.

— …мой мальчик.

Ком превратился в нечто напоминающее глиняный слепок гигантского гнилого зуба. Медленно, медленно кровь отливала от лица Элькана… Он уже не смотрел на консоль расчетной машины, по которой метались алые, синие, белые линии графиков и столбцы диаграмм. Он положил пальцы на собственный пульс и ждал, ждал… Ожидая, смотрел на страшную метаморфозу… Ему единственному из присутствующих при опыте было ясно ВСЕ.

Еще бы!

…То, что еще недавно казалось темной глиной, начало светлеть. «Зуб» разваливался, его стенки отпадали на пол, дробясь и снова вязко сливаясь, обретая все более близкие к очертаниям человеческих конечностей контуры, и оттого становилось все более жутко. Силуэт очерчивался, глиняный оттенок отливал теплой желтизной, вот он стал еще светлее, но чем дальше происходил процесс регенерации человеческой личности из бесформенного сгустка материи, тем становилось понятнее, что это уже не прежний Гоз.

У Элькана мучительно исказилось лицо. Его узловатые пальцы переплелись с такой силой, что под смуглой кожей стали проступать сероватые пятна. Нижняя губа выпятилась, исказив лицо мучительной судорогой. Ученый схватил Инару за запястье так крепко, что она резко вскрикнула. Никогда еще ей не приходилось видеть у этого облеченного властью и силой разума человека такого лица. Потом маска муки была снята усилием воли. Она сменилась жгучей обидой. У Элькана увлажнились глаза. На шее плясали тугие жилы, смутно напомнив Инаре какой-то древний и печальный, давно отживший и забытый музыкальный инструмент. На виске пульсировала синяя жилка, похожая на червяка. Все это напоминало приступ удушья. Наконец Элькан выпустил руку Инары. Его качнуло назад, когда он вымолвил:

— Бедный, бедный Гоз…

— Смотри! — вдруг крикнула Инара так пронзительно, что даже невозмутимый Скопендра, вздрогнув, сплел в невообразимую комбинацию свои сизые жилистые руки.

Вылепленная из бесформенного «глиняного» кома фигура, обретшая вполне человеческие очертания, замерла на несколько долгих мгновений, а потом по телу этого существа пробежала крупная дрожь.

И оно начало подниматься. Странными, неестественными рывками.

Оно почти разогнулось, так, что все присутствующие при опыте успели увидеть белую кожу лба между свесившимися желтыми прядями… Но, не дойдя каких-то двух рывков до положения, при котором было бы видно все его лицо, существо вдруг подогнуло под себя левую ногу, словно она подломилась чуть пониже колена, и всем телом рухнуло на пол. С глухим деревянным стуком его голова впечаталась в мелкоребристую поверхность.

Элькан поднял к лицу обе руки в немом отрицающем жесте. Он был так близок к успеху, несравненно ближе, чем раньше! Не хватило какой-то мелочи, какого-то крошечного фактора, чтобы здание грандиозного опыта обрело законченность. И Элькан должен сделать это, чтобы…

Полыхнула панель внешнего вызова, и оторопевший ученый услышал голос дежурного:

— Сьор Элькан, к вам сьор Ингер…