По другим данным, количество умерших составляет около 11 тыс.
Одной из попыток применения химического оружия с русской стороны стала газобаллонная атака, проведенная 9-й химической командой в начале Брусиловского наступления — 22 мая в 03.15 на фронте 9-й русской армии в районе Чарны Поток на участке 41-го и 42-го пехотных полков. Пуску газов благоприятствовали солнце, затруднявшее австрийцам наблюдение, и легкий утренний туман. Густое газовое облако навело панику в передовых окопах противника (42-я гонведная дивизия). Однако подувший с юга ветер направил часть газов на русские окопы. Хотя солдаты обоих русских полков были в противогазах, 54 солдата оказались отравлены, из них трое впоследствии умерли, большинство же вскоре возвратились в строй. Несмотря на панику, потери у противника были невелики — по свидетельству пленных, отравлено было 14 человек, умерли только двое. В целом атаку можно считать неудачной.
Более масштабная газобаллонная атака была произведена под Сморгонью, 6 сентября 1916 г. перед фронтом 2-й пехотной дивизии против участка германской позиции от р. Вилии у деревни Перевозы до деревни Боровая Мельница, протяжением 2 км. Несмотря на вновь имевшее место поражение части собственного личного состава, атаку в целом признали удачной, но попыток использовать ее результат переходом в наступление не делалось.
Попытки использования русской пехотой результатов газобаллонной атаки можно увидеть на примере русской атаки в районе Ст. Барановичи 25 октября 1916 г. Дождавшись устойчивого ветра нужного направления, «газопускатели» заняли позиции и подготовили газобаллонные батареи. Стрелки были отведены во вторую траншею, караулы сняты. Остались на позиции только пулеметчики и наблюдатели. Первый пуск произведен в 22.40. Противник, пытавшийся выбраться из своих передовых окопов при подходе газовой волны, «вгонялся огнем пулеметов в отравленные свои окопы и ходы сообщений». Ответный огонь противника по русским окопам скоро ослабел, тем более что русская артиллерия открыла огонь химическими снарядами. Затем были пущены вторая и третьи волны газов «для прикрытия и сгущения первой волны». К 01.15 ночи химики сообщили начальнику боевого участка, что передовые окопы очищены от остатков газа и пехота может перейти в них. Высланные вперед гренадеры-разведчики и резчики проволоки медленно, но верно продвигались к проволочным заграждениям. Однако заграждение насчитывало 20 рядов, работать в темноте на местности, зараженной газом, было трудно, и прорвать все ряды не удалось. Утром, заметив гренадер, противник открыл сильный ружейно-пулеметный огонь с флангов, и солдаты вынуждены были отойти под прикрытием огня своей артиллерии. Тем не менее значительные потери германцев позволили считать эту атаку удачной. Отсутствие продвижения пехоты в глубину обороны противника можно объяснить тем, что пехотная атака, по сути, не готовилась, артиллерия не делала проходов в заграждениях.
О другом примере вспоминал бывший офицер-метеоролог 4-й химической роты Н.О. Якоби. Речь шла о газобаллонной атаке под Ригой у мызы Олай 26 января 1917 г.: «В 17 часов 55 минут, когда были сняты находившиеся впереди газового участка заставы и секреты и пехота была переведена во вторую линию окопов, была подана командиром роты из моей землянки во все взводные участки команда — «газ»… Густое облако газа вначале поднялось до 3–4 метров высоты и как бы застыло на месте; затем оно стало медленно ползти по направлению к противнику, сохраняя, однако, определенные очертания… Выпуск продолжался 65 минут… На участке противника, пораженного газом, царила полная тишина, и даже перестали выпускаться ракеты… Было очевидно, что фронт противника, шириною около 1 версты, был прорван и оставалось лишь закончить столь успешно начатое дело…
Действие газа, кроме меня и командира роты, наблюдали собравшиеся около моей землянки начальники пехотных частей, одетые в белые халаты, которым командующим армией было поручено проявить свою инициативу в случае удачного выпуска газа. Мною было замечено, что газовая атака на них произвела чрезвычайное впечатление; затем они устроили совещание, на котором обсуждали вопрос, через сколько времени после выпуска газа можно идти в атаку без риска самим отравиться газом. Командиром роты и мною указывалось, что пехотная атака должна следовать сейчас же после выпуска газа; риска отравиться газом при этом нет, так как все люди снабжены масками. Совещание продолжалось очень долго, лишь под утро решено было послать пять разведчиков во главе с офицером, которые вернулись очень скоро с донесением, что были обстреляны противником. Сообщение это было встречено командирами частей без всякого признака неудовольствия». Фактический отказ пехоты использовать результат газовой атаки был, видимо, вызван не только «разложением командного состава», как считал Якоби, но и реальным недоверием к новому оружию.
Ранее уже упоминались химические ручные гранаты, нашедшие применение в русской армии. Они предназначались либо для «выкуривания» противника из убежищ в ходе атаки, либо быстрого создания химического заграждения при отступлении.
«Химическая» война включала и применение огнеметного оружия как в атаке, так и в обороне. При сближении окопов противника в несколько десятков метров даже громоздкие и несовершенные огнеметы наносили тяжелые потери. Пример тому — первая германская огнеметная атака 9 ноября (нов. ст.) 1916 г. в районе к северу от Барановичей. Позиция русских состояла здесь из трех линий окопов, причем удаление первой линии от германских окопов колебалось от 200 до 15 м, так что проволочное заграждение местами было общим, а в некоторых местах (участок 217-го пехотного полка) проволочное заграждение совершенно отсутствовало. Русские войска знали о наличии у германцев огнеметов. В некоторых ротах в передовых окопах командиры объяснили своим ротам устройство огнеметов и сущность их действия, поскольку были знакомы с ними, другие же ограничились простым предупреждением, которое, по утверждению А.Н. Де-Лазари, «не только не принесло пользы, но, наоборот, неизвестность нового оружия создала нервное настроение». С 12.00 до 14.00 германцы три раза пытались атаковать русские позиции, но ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем загонялись обратно в свои окопы. В 15.00 произведена четвертая атака с применением ранцевых огнеметов. Первоначальный выход огнеметчиков из германских окопов и их наступление ничем не отличались от обыкновенного начала движения пехоты в атаку, так что различить издали, идут ли это огнеметчики или гренадеры, в русских окопах не могли. Против сближенных участков огнеметчики сразу проявили себя, действуя непосредственно из своих окопов. Например, на участке 6-й роты 217-го полка расстояние между окопами было около 20 м, на участке 6-й роты 218-го полка — около 15м. Это было в пределах дальности огнеметания, и на последнем участке пламя огнеметов достигло окопа, зажгло его обшивку и нанесло потери. На прочих участках огнеметчики по выходе из своих окопов устраивали перед собой дымовую завесу. С этой целью они направляли горящую струю из аппарата на землю, вследствие чего получался густой черный дым, почти совершенно скрывавший их от взоров защитников; прикрываясь этой завесой, огнеметчики продвигались несколько шагов и потом снова повторяли то же самое, пока не доходили до русских окопов. Достигнув последних, огнеметчики направлялись вдоль них, поливая окопы и оставшихся защитников. Попадая на людей, а также на окопы, землю, струя продолжала гореть. Как пишет Де-Лазари, «высота на правом фланге 217-го полка («Фердинандов нос») была вся в огне». Тем не менее Е. 3. Барсуков считал, что «огнеметы не оказали решающего значения для успеха германской атаки», значительно большую роль сыграл огонь артиллерии и минометов. Но вид обожженных или просто панически напуганных защитников передовых окопов, уходивших в тыл, заметно ухудшал моральное состояние остальных бойцов.
