Уже на совещании в Ставке 17–18 декабря 1916 г. главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт заявил: «У нас недовоз и недоед, что действует на дух и настроение. Местные средства также исчерпаны… Раскладка сокращена так, что дальше идти нежелательно». Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский вторил ему: «Северный фронт не получает даже битого (мяса)». А о том, какое значение имеет продовольствие, говорить не приходится. 29 декабря тот же Рузский получит доклад командующего 12-й армии Радко-Дмитриевича, где среди главных причин неудачи Митавской операции будет указано: «Приходилось все время бивакировать под открытом небом, маневрировать по плохо замерзшим торфяным болотам, пробираться через густые болотистые заросли. Снабжение пищей при таких условиях, при всей энергии начальствующих лиц, не могло быть правильным. Ввиду изложенного, несмотря на достигнутые в первые дни успехи наступательный порыв войск, естественно, сильно понизился». Впрочем, тут центральное снабжение было ни при чем — снабжение зависело от условий ведения боевых действий и наличия транспорта.

Вопросы снабжения армии продовольствием резко усложнились после Февральской революции 1917 г. Сильнейшая спекуляция со стороны поставщиков поглотила все продовольственные запасы, уничтожила всякое регулирование цен, поставила перед лицом голода промышленные центры. Как писал генерал Деникин: «Деревня замкнулась в узкий крут своего быта и, поглощенная «черным переделом», совершенно не интересовалась ни войной, ни политикой… Война отнимала и калечила ее работников, и деревня тяготилась войной». Он же приводит такие данные: кампания продовольственных заготовок 1916 г. дала 39,7% невыполнения наряда, в июле 1917 г. — 74%, а в августе — уже 60–90%. Отказы от поставок продовольствия по твердым ценам вместе с забастовками на транспорте резко ухудшили продовольственное положение. Правда, в самой армии это сказывалось меньше. На фронте, в ущерб питанию городов, удалось ко второй половине июня 1917 г. сосредоточить необходимый запаса хлеба.

Тем не менее уже в начале 1917 г. питание солдат ухудшилось: вместо трех фунтов хлеба начали давать два фунта строевым, находившимся в окопах, и полтора в тылу; мяса, вместо фунта вдень, давали сначала 0,6, а потом и по 0,5 фунта. Затем пришлось ввести два постных дня в неделю, когда клали в котел вместо мяса рыбу (в большинстве случаев селедку); наконец, вместо гречневой каши пришлось зачастую давать чечевицу. Все это начало вызывать недовольство солдат.

Британский военный агент генерал Нокс доносил своему правительству 10 августа 1917 г.: «В некоторых губерниях крестьяне отказываются отдавать зерно иначе, как в обмен на мануфактуру… Крестьяне делают все возможное, чтобы задержать у себя зерно в надежде, что цены, которые сейчас низки, поднимутся». Забастовки транспорта не позволяли доставить даже заготовленное продовольствие ни в столицу, ни на фронты. Но ведь то же самое творилось и на фронтах. До фронта доходили сведения об уже начавшемся дележе помещичьих земель, и солдаты-крестьяне не хотели опоздать или остаться обделенными. Начавшаяся таким образом «стихийная демобилизация», как ни удивительно, соответствовала возможности военного ведомства содержать армию. Справка, данная главным полевым интендантом по состоянию на 10 октября 1917 г., показывала наличие на фронтах главных видов продовольствия (в днях запаса):

То есть основные фронты были на переделе, и пополнять запасы было практически неоткуда. Через 10 дней на заседании министров Временного правительства министр продовольствия категорически требовал сокращения «едоков» не менее чем вдвое.

Но данным главного военно-санитарного инспектора, накануне Первой мировой войны армия была обеспечена медико-санитарными средствами всего на четыре месяца. Имелся также четырехмесячный запас медицинского имущества, положенного по каталогу, для 76 корпусов численностью в 50 тысяч каждый, 122 лазаретов, 850 полевых и 79 крепостных госпиталей, 74 военно-санитарных транспортов, 100 военно-санитарных поездов и на 76 020 коек для крепостей. Опыт Русско-японской войны проявился не только в количественных подсчетах. «Положительным опытом» считалась, например, система эвакуации раненых с театра военных действий в глубь страны как основы организации военно-санитарной службы. Во «Временном положении об эвакуации раненых и больных воинов» отмечалось, что «действующая армия нуждается в постоянном удалении от нее раненых и больных, дабы их присутствие не стесняло ее подвижности и не оказывало неблагоприятного влияния на находящихся в ее рядах чинов. Удовлетворение как этого требования, так и необходимости избежать скопления раненых и больных в тылу армии и тем предупредить возможность возникновения здесь эпидемий и заражения путей сообщения, составляет задачу эвакуации раненых и больных».

Эвакуация организовывалась применительно к порядку подвоза. В войсковом тылу развертывались полковые и дивизионные этапы. Эвакуация раненых и больных производилась носильщиками, специальным санитарным транспортом и попутным гужевым порожняком. Этапами медицинской эвакуации в тылах пехотного полка, дивизии и корпуса в ходе войны были: передовой перевязочный пункт, развертываемый средствами полкового лазарета в тылу полка; главный перевязочный пункт, развертываемый перевязочным отрядом дивизии позади перевязочных пунктов, возможно ближе к ним, но вне сферы огня; лазареты (госпитали), которые развертывались в тылу дивизии для раненых и больных, не нуждавшихся в продолжительном лечении; далее — железнодорожный маршрут между головным эвакуационным пунктом (армейским) и тыловым (фронтовым) эвакуационным пунктом. Головные эвакопункты, развертываемые на головных железнодорожных станциях, приняв раненых и больных из корпусов, осуществляли их сортировку и организовывали эвакуацию санитарными поездами в тыловые эвакопункты. Головному эвакопункту починялись полевые госпитали (из расчета по два на дивизию), где раненых предполагалось размещать для лечения, но при первой возможности передавать в полевые эвакуационные комиссии. Тыловые эвакопункты развертывались в районе фронтовых распорядительных станций для частичного лечения и дальнейшей эвакуации, этим эвакопунктам подчинялись полевые запасные госпитали. Последующая эвакуация осуществлялась в распорядительные эвакуационные пункты, созданные в военных округах у границы театра военных действий. Здесь часть раненых и больных оставалась на излечении. Большая часть эвакуировалась в местные (окружные) эвакуационные пункты глубокого тыла, развернутые на крупных железнодорожных узлах. Оттуда — в полевые запасные госпитали, госпитали общественных организаций и гражданские лечебные заведения.