– А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? – Царевна насторожилась.

– Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?

– Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?

– На четырех. При чем тут это?

– А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?

– Нечто сродни паноптикуму?

Ростислав кивнул.

– История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький – череп Архимеда в детстве, а большой – череп того же парня, только взрослого.

Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.

– А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?

– Ваш! – поклонился ей Каманин малым поклоном.

«Твой!» – зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.

– Не находите ли, что время для объяснений? – сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...

И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно – в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств – но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.

Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.

Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.

Сэр Волков угрюмо слушал ее возражения, а затем показал супруге украдкой кулак. Вспомнив о субординации, Анжела послушно умолкла. Главная здесь была не она. И вояж на Землю служил не только для утоления потребительских целей. Главная цель была – показать царице Софье ее столицу во всей азиатско-европейской красе.

– Мой Бог! – ужасалась Софья, сидевшая посредине кабины, между Ростиславом и рычагом переключения передач. – Как на такую высоту люди поднимаются. Пешком, как в вашем Неверхаусе?

Каманин снисходительно посматривал на царицу, восторженно по сторонам (он сам не был в Москве с одна тысяча тридцать восьмого года), улыбаясь чему-то своему.

– Может, мимо Лубянки проедем? – спросил он Герасима. Тот ушами показал на Волкова. Полковник неодобрительно покачал головой.

Софья млела от восторга. Такой большой город, так много народу, так все красиво!

– Шармант, – проблеяла из салона Анжела, – грандиозно!

– Что такое «шармант»? – спросила негромко царица у Ростислава, но вопрос все же достиг чутких ушей полковника.

– Французский антоним к немецкому слову «шайзе», – очень вежливо сказал он и почтительно прибавил: – Государыня.

Софья принялась переваривать это точное объяснение. В ее время грамматику только пытались разбивать на подгруппы, Сименон Полоцкий наверняка догадывался насчет морфологии и всего прочего, но свои догадки держал при себе.

– Превосходная степень, – наконец внес свою лепту и Ростислав.

Царица поняла всю тщетность своих попыток и оставила смекалистых мужчин спрягать французское наречие. Лично сама она не понимала, зачем говорить фразу на иностранном языке, если есть ее смысловой аналог на русском. Бедолага! Послушать бы ей стенограмму заседания какого-нибудь Верховного Совета!

Автобус свернул направо и проехал немного по узкой улочке. Вновь свернул, на этот раз налево. Бульвар, по которому они проезжали, был чрезвычайно широк, вдоль его стояли припаркованные мириады машин: разных возрастов, марок и расцветок, разного класса и престижа. Все окружающее давно перестало восприниматься Софьей как реальность, ей казалось, что она спит и видит сны: порой страшные, порой дивные, а порой и сказочно-прекрасные. Вот справа по борту уходит в небо огромная стрела... как высоко! Из кабины всю и не увидишь!

Заметив, что царица наклонилась на сиденье, пытаясь заглянуть за «горизонт», Ростислав тихо сказал.

– Это – Останкинская башня (приставку «теле» он намеренно опустил, и так неологизмов звучало сегодня предостаточно), высота ее, Государыня, составляет около двухсот тридцати саженей, либо семьсот шестьдесят аршин, либо пятьсот сорок метров.

«Три кабельтова», – подумал Ревенант.

– Сколько же руды пришлось добывать, чтобы создать все это! – восхищенно сказала Софья. – Сколько кирпича ушло на все эти дома!

Она томным жестом обвела округу и глубоко вздохнула. «Форд» начал притормаживать на светофоре. Ревенант перестроился в крайний левый ряд и остановился.

– Как вы здесь правите? – обратилась к нему царица. – Не представляю себе мою Москву с таким количеством повозок и возков!

Поскольку Ревенанту на высокий сан Софьи Алексеевны было чихать, то он только пожал плечами. Та обиделась и повела бровью.

– Не отвлекать водителя во время движения! – предупреждающе сказал Ростислав, – Одна из заповедей безопасной езды.

Царица Всея Руси, и сопредельных Малых и Белых, и еще кой-чего покорно вздохнула. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом хода нет...

Припарковались у небольшой, по размерам Москвы, бетонной коробки в три этажа. Припарковались с трудом, ибо автомобилей в этой части бульвара было видимо-невидимо.

– «Никс»! – прочитала, задрав голову, Софья рекламный щит, висевший на самом верху здания. – Ничего не поняла, чем здесь торгуют?

– Всякой всячиной! – ответил Андрей Константинович, выбираясь из автобуса. Ростислав последовал его примеру и помог выйти Государыне Софье.

Государыня была упакована в темно-зеленый брючный костюм от Валентино, на левом запястье блестели изящные золотые часики от Картье, на правом плече бежевая сумочка от Гуччи, такие же бежевые туфельки ручной работы.

– Тяжелый воздух! – пожаловалась она Ростиславу. – Как будто чего-то не хватает!

Кислорода не хватает! – ответил профессор и обернулся. Напротив компьютерной фирмы располагалось высокое восьмиэтажное здание серого цвета.

– Деньгами пахнет! – сообщил он, поиграв ноздрями. – Типография здесь, что ли?

– Какая «графиня»? – не поняла Софья. – О чем вы, Ростислав Алексеевич?

Анжела уже стояла рядом с ней, поигрывая брелоком с изумрудом. Жена полковника недавно просмотрела третью часть «Терминатора» и поэтому влезла в бордовый кожаный костюм, прилизала черные волосы и накрасила ногти алым лаком. Смотрелась, конечно, типичной стервой... но красивой.

– Та графиня, что изменившимся лицом бежит пруду! – туманно пояснила она.

– Теперь я понимаю, почему вы так много материтесь! – вздохнула царица. – Мне уже тоже возжелалось нарушить крепким словом местную тишину.

– Государыня, вы должны быть выше мелких побуждений! – с улыбкой произнес Иннокентий. – Я ведь не ругаюсь.

– Поэты вообще не от мира сего! – возразила царица. – Но будь по-вашему. Долго еще стоять будем?

В помещении был совсем другой воздух, щедро удобренный всяческими ионизаторами и озонаторами. Сотрудники фирмы пеклись о своем здоровье. Охранник, одетый в черный долгополый пиджак, проверил документы и осмелился задать вопрос: