— … Хороший нынче урожай выдался, изобильный, — говорили меж собой мужики, мешки с телег сгружая. — Яблоки уродились огромные — как никогда.

— Я, вот, давеча, одно такое на стол взгромоздил, — рассказывал один из них, — так не поверишь — стол сломался.

— Это ещё что, — не отставал от него другой мужик, — у меня-то яблоки поболе будут. Я, вот, недавно одно такое на телегу положил…

— Да неужто телега сломалась?

— Если бы, а то червяк из яблока вылез и лошадь сожрал. Удивил Петю разговор этот, подошёл он к мужикам да спросил, как его бабка научила:

— А правильно ли я иду, люди добрые?

Те внимательно оглядели его, засмеялись, будто чучело дивное увидели.

— А кто тебя знает, мил человек, правильно ты идёшь или нет, выясни вначале, куда тебе надо, а потом у же спрашивай, — ответили.

А один, должно быть самый умный, так сказал:

— Не знаю, что ты от головы принимаешь, но помогает это тебе плохо. Поэтому иди-ка ты, друг любезный, куда тебе идётся. А как будешь следующий раз мимо проходить — так и проходи себе с богом.

Смутился было старик, но не надолго. Сказал он своему смущению «Ну и что?», да дальше отправился.

Неподалёку мальчишка хныкал да отца своего за руку куда-то тянул.

— Пап, ну пап, ну пойдём в балаган.

— Не сейчас, сынок, сейчас некогда, — отвечал ему папаша, делами своими озабоченный.

— Ну пойдём… Там, говорят, тетя голая на тигре скачет.

— Скачет, говоришь? Ишь ты! Ладно, пойдём, давно я тигра не видел.

Восхитился старик да хотел уже следом за ними податься, когда вдруг мужика неподалёку приметил, песню жалостливую на балалайке игравшего. Остановился Петя, заслушался, от чувств нахлынувших слезу даже смахнул.

— Что это за песня у тебя такая забористая? — спросил.

— А- блюзом называется, — отвечал ему балалаечник, продолжая каким-то особым способом из трёх струн грусть нездешнюю извлекать.

— Что такое — блюз? — заинтересовался старик.

— Блюз, — ответил музыкант, — это когда хорошему человеку плохо.

— А-а, — протянул с пониманием старик и на всякий случай спросил: — Я правильно иду?

Тот хитро прищурился, глянув на старика, да по струнам снова бренькнул.

— Ты идёшь? — спросил голосом весёлым. — Значит, правильно.

— Он!.. — сразу понял старик. — Выходит, пришёл!

— Страшная сказка, страшная сказка… — задумчиво говорил музыкант балалаечный, чашку с чаем в руках вертя. — Да где ж её взять — страшную-то?

Чаевничал с ним старик уже немало времени, в гостях у него засидевшись, о себе успел рассказать, о проблемах своих. Подивился хозяин занятию стариковскому — Дурака искать, но помочь, чем мог, пытался.

— О многих сказках с ужасами разными мне слышать доводилось, — говорил он Пете, — но о такой, чтоб и впрямь страшной была, — пожалуй, что нет.

— Да и откуда ей взяться, — продолжал, — ведь сказки, они для того и сочиняются, чтоб рассказанными быть. А какие ужасы в рассказанной сказке обитать могут? Только уже случившиеся, пережитые, страсти свои растерявшие.

— Вот если бы нашлась в природе сказка ещё не рассказанная, особая, тайная, вот в ней, может, настоящие страхи и сохранились бы… — говорил музыкант, да вдруг запнулся на полуслове.

Какое-то время он молчал, то ли вспоминая чего, то ли сказать не решаясь. Затем к самому уху стариковскому склонился.

— Слушай сюда, Петя, — зашептал ему, с опаской по сторонам озираясь. — А ведь есть… Есть такая сказка… Причём живём мы в ней всё, а вот рассказать её никто не решается. Все только шушукаются, намеками друга дружку пугают да прямых разговоров шарахаются. Вот как раз в недосказанности людской она и живёт, страхами нашими питается, и лишь иногда — в кошмарах ночных наружу показывается.

— И впрямь есть такая сказка, — обжигал балалаечник шепотом ухо стариковское, — ещё никем не рассказанная…Не нашёлся ещё такой молодец добрый, чтоб решился о ней миру поведать. Сказка о Царстве Драконьем, в нас живущем. Сказка, что из страха людского соткана, сказка об украденной радости человеческой, сказка о слепцах спящих, сладким сном немощь свою баюкающих…

Слушал старик балалаечника да странное ощущал, будто пыталось что-то из его памяти первобытной вызволиться, но то ли отваги ему для этого недоставало, то ли силы…

— Царство Драконье… — сказал он задумчиво. — Да где же сыскать его можно?

— То-то и оно, что никто об этом не ведает, — сокрушался хозяин. — Водилось раньше в сказках старых нечисти этой без числа. Но стали потом драконы как-то постепенно и незаметно исчезать из сказок. Встретить сейчас такого — удача большая. А вот куда подевались они — о том только слухи ходят…

— Какие такие слухи? — живо заинтересовался старик.

— Разные слухи… — отвечал музыкант. — Одно точно известно — испокон веков было Царство Драконье подземным, и туда попасть было нелегко, и из него выбраться непросто.

— А теперь, вот, брешут, — вновь перешёл музыкант на шепот, — что переселилось то Царство. Что давно оно из-под земли вылезло, да не просто так вылезло — а в нас прямо и влезло…Там %i обитает поныне…

Перевёл музыкант дух, чаю глотнул да вновь к уху Петиному припал.

— Но самая сложность в том заключается, — с надрывом отчаянным продолжал он свой шепот, — что на самом деле живёт Царство Драконье и внутри нас, и снаружи. И там оно, и здесь. И оно в нас, и мы в нём…

— И взимает оно с нас дань безжалостную, — говорил он дальше, — да такую особую, что не всем она даже понятна. Одно только о ней и ведомо — чахнут от неё люди, радость жизни теряют да мрут раньше времени. Умирает Мир Сказочный ныне повсеместно… Вырождается…

Умолк балалаечник, молчал и Петя, рассказом его сокрушённый.

— Ну и дела, — подал наконец голос старик. — Выходит, что вовек мне в Царство Драконье не попасть, ежели оно и впрямь где-то внутри меня притаилось. Ведь в самого себя не влезешь…

— А в том и нет надобности, — отвечал ему музыкант. — Ищи следы драконьи снаружи — с собой рядом. По ним виновника главного и отыщешь. А где именно ты с ним встретишься — снаружи или внутри, то не столь уж важно.

— Есть у меня на примете дракон один, — продолжал он, — обитает здесь, неподалёку, в пещере древней, говорят ещё, что сокровище он сторожит старинное, вот с него и начни путь свой. А там видно будет.

— С него и начни… — бормотал Петя, бредя дорогой указанной. — Конешно… Как бы только он с меня не начал.

— Ничего, ничего, Петя, — как всегда неожиданно раздался в нём голос насмешливый, — на самом деле ты боишься задачи своей не потому, что она невозможна, а наоборот — она невозможна только потому, что ты её боишься.

— Вот спасибо тебе, — криво усмехнулся старик. — Как только поменял ты слова местами, так сразу же мне легче и стало…

— Глупый, — отвечал ему колпак, — не слова я переставлять пытаюсь, а извилины в твоей голове словами этими заплести по-иному. Вспомни, только когда что-то происходит не так, появляется шанс проснуться. Вспомни — и проснись. Ты всегда боялся драконов? Так просто перестань их бояться! Тем и пробудишься.

— Дракон, — наставлял колпак Петю, — это всего лишь атрибут твоего сна. Когда ты просыпаешься — он исчезает. Твой страх — это и есть дракон, это сон твоего разума, который всегда порождает чудовищ. Как пробудить его? Это, как всегда, просто…

Но дослушать его наставлений Петя не успел. Завернул он за скалу, дорогу ему преградившую, да застыл на месте как вкопанный.

За скалой, плотно лапами её обхватив, спал дракон огромный, трёхглавый. Громко храпел он во все свои три глотки да ещё бормотал что-то во сне неразборчиво.