Стоял, себя слушая. Тихо было. Тихо снаружи, тихо внутри…

— Тишина… — даже не подумал, а как бы без мыслей ощутил, понял Петя. — Тишина — это время с закрытыми глазами… Это Жизнь и есть, в Хозяйском лишь состоянии пребывающая…Да и сама Жизнь — это всего только воспоминание об одном мимолётном дне, проведённом в гостях. У Хозяина же.

— Ну-ну… — вроде как послышалось ему одобрительное урчание изнутри.

— Дяденька… — вдруг резко дёрнул кто-то Петю за рукав. — А, дяденька?..

Подле него стояла девонька малогодка в стареньком, но чистеньком и аккуратном сарафанчике, в платочке беленьком.

— Вы братца-то моего не видали? Иванушку?.. — просительно заглядывала она ему в глаза.

— Совсем от рук отбился, — в синих, широко распахнутых глазках её лужицами блестели слезки, — в лес убежал, добрым молодцем стать хочет, чудес ищет… А сам-то мол-мала, меня меньше…

Попотчевав девочку своей нехитрой снедью, дальше уже с ней пошёл, за руку ведя.

Девонька, Аленкой назвавшись, почуяла себя рядом с Петей спокойней и уверенней. Шла рядом, о житьё своём сказывая.

— …Давно уже сами живём, а что? — привыкли… Дедушка, правда, имеется, но больно уж далеко живёт, да и жена у него — злюка. Но иногда всё же погащиваем. Медком нас балует… Пасечник он. Недавно вот породу новую пчёл вывел. Огромные, как медведи, и алые, как собаки…

— А мёд-то они приносят? — засомневался Петя.

— А как же? — удивилась Аленушка. — Известное дело — приносят. У бабок на рынке отбирают и приносят.

Долго шли, уж солнце нещадно припекать принялось. Неподалёку дерево увидели — раскидистое, тенистое, к нему направились.

Думал Петя, что дуб это, но, как подошёл ближе, удивился: не видал он прежде деревьев таких.

А Аленка, только глянув, враз сказала:

— А-а, конопля это… — и увидев удивление Пети, пояснила: — Конопля-то на самом деле дерево, только ему вырасти не дают.

Под конопляным деревом было прохладно, и Аленка, свернувшись уютным калачиком на сухой траве и листьях, задремала. А Петя вновь думать стал.

«Эх!.. — думал он. — Щас бы в небо подняться на ступе Яговой, да по-над лесом-то и пролететь… Враз того мальчонку, Ивашку-то, нашли б… Сверху вон обзор какой… И деревья меньше застят…»

Как будто что-то знакомое в мыслях этих Петя учуял. Вроде как думал уже о чём-то таком похожем… Или делал даже…

— Ну-ка, ну-ка, — сказал себе, — застят, значит, деревья-то?.. А ведь что такое «дерево»? Да просто слово это для меня. Слово, которым Хозяин, из себя же это дерево сотворив, себя же им и пометил… Что вокруг меня? — деревья, горы, облака, ручьи… А коли слова эти убрать, то — Хозяин, Хозяин, Хозяин… Разве может Хозяин сам в себе заблудиться? Вряд ли…

— Так, значит, проще простого Ивашку найти, — обрадовался Петя, — ведь делал это я уже и когда от дракона спасался, и когда в верёвках путался, к дереву привязанный…

Тут же и проверять принялся. Для начала просто смех в себе включил, смеялся долго, способами разными — растаяли все мысли в головушке его, словно туман утренний, но ничего старик сквозь них не увидел…

Тогда по-другому уже к делу приступил — внешним миром наполнять себя начал. Заполнился он вначале образами наружными — зримыми, да так, чтоб ни одного при этом не потерять. Затуманился видимый мир слегка, расплылся в очертаниях, как будто спросонья на него Петя глядел. Зато как-то весь сразу в голове его и поместился.

Звуками лесными наполнял себя: всем-всем, что вокруг слышалось, — и дальним, и ближним.

А затем и всего себя как бы изнутри ощутил — от самых кончиков ног до самой макушечки…

Вначале мотался Петя туда-сюда в затеях своих внутренних — то смотреть ему только удавалось, то лишь видеть…Но понемногу примирились чувства в нём, и стал Петя всё вокруг сразу и видеть, и слышать, да одновременно и себя ощущать…

И так ему удивительно от этого стало, как будто растаял он в мире этом…

Долго ли он так стоял или не очень — того он не понял, после того как очнулся, время будто замерло для него.

— Так вот он каков мир-то, в одни лишь ощущения превращённый, — с удивлением сказал вслух Петя, к себе прислушиваясь.

— Будто потерял я себя в мире таком… — удивлялся он дальше. — А может, и наоборот — словно отыскал я его в себе, да так меня много при этом отчего-то стало…

— …Погодь, погодь, — одёрнул себя Петя, — если цельный мир во мне уже поселился, со всеми секретами своими, то отчего тогда я Ивашки в нём рассмотреть не могу?.. Как же отыскать его в гуще ощущений внутренних? Как вынуть из них знание о нём?

— Может, с Ивашки-то как раз и надо было начинать, — бормотал он, — чтобы знать потом, кого ж именно в ощущениях искать…

— Знаю я, каков он? — себя спросил.

— Мало знаю, — себе же ответил, рассказы Апеннины вспоминая. — Как же быть-то? А может, вот как… — молвил он задумчиво, на девочку спящую глядя.

Петя представил себе Аленушку, а рядом с ней мальчонку такого — без примет вроде, а себе внутри сказал: «Братец это ейный, меньшой…»

Затем вновь себя ощущениями заполнил, всего. А как почуял, что растворился в нём мир весь, про Ивашку себя спросил. Безмысленно спросил, но с таким усилием особенным, как будто прикоснуться к мальчонке потянулся, да и решает для себя — в каком именно направлении руку ему протягивать?

…И словно поднялся Петя ввысь куда-то, да так высоко, что и лес, и сказку всю оттудова увидел. Глядит он затем вроде как вниз, да и видит — дуб большой, молнией сколотый, болотце гнилое, тухлое и мальчонка рядом. Склонился он как раз над тем болотцем, воды вроде попить собираясь. Уже и губы трубочкой сложил…

…Как внезапно прочь дёрнулся… Постоял маленько, раздумывая о чём-то, затем достал из котомочки ножик и орешину срезал, похоже свистульку делать собираясь, да под дубом тем и сел.

Растолкал тогда Петя Аленушку, что видел ей сказывая. Перепугалась она, прямо с личика спала вся.

— Пил ли он из болотца того?.. — дрогнувшим голоском спросила. — Гиблое то болото, заколдованное…

Уверил её Петя, что нет. Хотел сказать, что не позволил бы Хозяин плохому случиться, напротив — он-то, видать, и отвёл Ивашку от беды. Но не стал малышке непонятное говорить.

А Аленка засуетилась, за руку Петю схватила, за собой тянучи.

— Рядом место то, — говорила, от быстрой ходьбы запыхавшись. — Кабы новой беды не случилось…

Петя глядел вслед уходящим ребятишкам и всякий раз, как кто оглядывался, рукой махать принимался. Ему махали в ответ… Проводил вот…

Сам неспешно побрел обратно — куда идти, разницы сейчас особой для него не было. Шёл, звонкие голоса детские вспоминая, глазенки их чистые — у них со старухой детишек-то не было… Сказка так распорядилась…

Принялся было Петя законы сказочные обдумывать, да вдруг и остановился как вкопанный… Только тут и дошло до него, чего он сотворил…

— Мать честная!.. — по лбу себя хлопнул, присел даже.

— Ну, Мяв!.. Ну, котяра!.. — заорал, как полоумный. — Из себя, значит!.. Яблочко-то!.. Сделай!.. Да?!.

Закрутился Петя от восторга юлой, по дороге пыльной козлом скакать принялся, вопил что есть мочи — не знал, как радость свою выразить.

Понемногу успокоился, в себя пришёл. Проверять начал как «яблочко внутреннее, волшебное» работает. Вспомнит кого: ощущениями слова-метки выключит, да в себя самого, как в блюдечко сказочное, и смотрит. Поначалу не всегда получалось. Но затем понемногу приноровился: что-то увидит в себе, что-то услышит, а об остальном догадается. Занятным это дело оказалось…