Итак, Исполин этот — Мирка, так он себя называл, хотя его звали многими именами, — преисполнился, наконец, такой гордыни, что взбрело ему в голову, чтобы черты его запечатлелись навечно на лицах людей из Дола. И он заставил их сделать свое изваяние. И чтобы было оно в полный рост. Горных гномов он тоже заставил работать, ибо искусны они в резке камня, да и покрепче людей… но забыл он, что гномы сильнее сердцем и не прощают обид, но жестоко мстят за них. В общем, они изваяли громадную статую, и вид ее впечатлял всякого. И нависла она над Долом, и тень ее накрыла дома людей. Когда Исполин поглядел на статую, что, ты думаешь, он увидел? А увидел он, что камень повторяет его облик до мельчайших деталей, вплоть до дубины, которую он неизменно носил с собой. И был он доволен весьма. Но когда Исполин внимательнее вгляделся в лицо изваяния, он увидел, что не лицо это вовсе, а свиная морда, с малюсенькими такими глазками, кривыми зубами и длинным рылом. Тут он разъярился, и рев его, точно гром, прокатился по Долу, устрашая людей. А что он сделал потом? Он замахнулся своей дубиной, размером с вековое дерево, и обрушил ее на статую, да так, что та разлетелась на куски… Но эти обломки камня окружили Мирку-Исполина со всех сторон. И каждый осколок разбитой статуи стал солдатом с суровым взглядом и руками могучими, точно камень. Испугался Мирка-Исполин и упал замертво. Со временем тело его и кости удобрили почву, и с тех пор Дол этот стал самым богатым во всем Мингнише. А солдаты, умертвившие Исполина, назвали себя мирканами и разошлись по всем Долам Мингниша, дабы защищать людей от Зла. И по сей день мирканы, едва ли не единственные из всех, живущих здесь, оберегают Долы от напастей. От лютых зверей, что спустились с гор.

Байклин замолчал. Костер уже догорал.

— Вот и вся история. — Он поднял взгляд к небу. — Похоже, к утру мы промокнем до нитки. Ты давай-ка, поспи, а я покараулю еще немножко.

Но когда Ривен проснулся вдруг, ни с того, ни с сего, в глухой предрассветный час, Байклин стоял рядом с обнаженным мечом в руке, подняв лицо вверх, будто охотничий пес, напавший на след.

— Что такое? Что-то не так?

— Кажется, все нормально. Просто ветер подул с другой стороны, запах какой-то странный. Нет, ничего. — Байклин убрал меч в ножны. — Но мы все равно выйдем прямо сейчас, не задерживаясь. А позавтракаем где-нибудь в другом месте.

Пальцы Ривена окоченели и не хотели слушаться. Байклин помог ему собраться в предрассветном полумраке.

В чистом небе сияло солнце, тепло его приятно согревало больные ноги Ривена. Сырая одежда быстро высыхала.

Если идти и дальше, я просто свалюсь. Никакие спицы такой нагрузки не выдержат.

Интересно, сколько они прошли за последнюю пару дней. Ривен долго вычислял, но в конце концов бросил это дело, когда обнаружил, что складывает несовместимое: мили, пройденные на Скае, с расстоянием, которое они одолели здесь, в Мингнише.

Просто прими все, как есть.

— Там, впереди, дым какой-то, — заметил Ривен и бросил взгляд на Байклина. Тот, казалось, был доволен.

— Вижу. Но ты не волнуйся. Нас ждут. — Поднятая рука отмела все расспросы. Про себя Ривен обругал его последними словами, но вслух не сказал ничего.

Еще одна миля — и они вышли к костру, вокруг которого расположилась небольшая компания. Две зверюги, — что-то вроде больших серых собак, они сидели на задних лапах и внимательно изучали вновь прибывших, принюхиваясь к ветру, — и два человека. Они встали, едва только Байклин с Ривеном приблизились: первый — громадного роста, широкоплечий, второй — невысокий и хрупкий, с фигурой подростка. Они широко улыбались.

— С Острова Туманов он явился, и вид у него был ужасен, даже страшней, чем в тот день, когда он родился на свет, — сказал тот, что поменьше. Одет он был в льняную рубаху, в нечто похожее на овчинный тулуп и в кожаные штаны. Из-за плеча у него торчала рукоять меча. На загорелом лице сияли голубые глаза. Два волка тихонько устроились у его ног.

Ривен нахмурился.

— Мертах, от тебя несет, как от дохлой овцы жарким летом, — весело парировал Байклин, одной рукой похлопав его по плечу, а вторую протянув волкам. Те дружелюбно ее облизали, потом обнюхали его и Ривена, — незнакомые запахи, — желтые их глаза были остры и внимательны. Ривен буквально похолодел, когда влажный, прохладный нос волка ткнулся ему в ладонь.

— А как же я, ах, ты, лисье отродье? Неужели же нет у тебя доброго слова для Ратагана? — Здоровенный детина был тоже наряжен в овечий тулуп, перевязанный вокруг пояса синим кушаком. За кушак заткнут топор. На лице его, грубом, как дикий камень, лежали морщинки, но не от возраста, а от смеха; рыжая борода топорщилась во все стороны. Он сгреб Байклина в объятия, приподнял его, точно ребенка, и так тряхнул, что у того лязгнули зубы.

— Собачья ты шкура! — выдавил Байклин. — Сказал бы я тебе, если б знал, что ты трезв… — Тут гигант бросил его на землю. Байклин приземлился легко, по-кошачьи, и внимание тех двоих тут же переключилось на Ривена. Он даже грешным делом подумал, что его сейчас тоже швырнут, как какой-нибудь половичок.

— Так ты все же привел Сказителя, — сказал Мертах. — Он сейчас выглядит поздоровее, чем тогда, когда я в последний раз его видел. — Он вышел вперед и низко поклонился Ривену. — Мертах Моул, к вашим услугам, Майкл Ривен. Приятно видеть вас у нас, в Мингнише. Мы так вас ждали.

— Моулси! — в изумлении воскликнул Ривен.

Мертах улыбнулся. Белые зубы резким контрастом блеснули на загорелом лице.

— Он самый. — Он согнул плечи, словно старик, и проговорил с шотландским акцентом: — Как вы сегодня, мистер Ривен, хорошо себя чувствуете?

Ривен в изумлении разинул рот.

— Вы здесь одни, или еще кто-то есть? — спросил Байклин Мертаха.

— Сейчас, пока мы тут балаболим, за округой приглядывают два миркана, — отозвался тот. — Их знание леса просто прискорбно, но в лугах и холмах они ориентируются неплохо, так что если за нами вдруг будет погоня, они быстренько от нее избавятся.

Байклин приподнял бровь.

— Мирканы. Язык у тебя, должно быть, подвешен изрядно, раз ты сумел убедить их влезть в это дело.

Мертах вдруг посерьезнел.

— Многое здесь изменилось, пока тебя не было, Байклин. Снег сошел, но даже теперь мало кто отважится просто так подняться в горы. Погода стала получше, да, но это не значит, что горные твари прекратили свои набеги.

Байклин поморщился.

— Мы еще это обсудим, потом. Когда будем дома. У меня есть что сказать Варбутту.

— Боюсь, у него тоже есть что сказать, — проговорил Ратаган, затаптывая костер. — С тех пор, как ты ушел, он стал мрачнее тучи. В Рориме тоже многое изменилось.

— Но разговор об этом может пока подождать, — прервал его Мертах. — Нам пора в путь; хотя до ночи еще далеко, впереди у нас много миль.

Байклин кивнул. Ратаган и Мертах подхватили свои мешки, и небольшой отряд двинулся в путь. Волки вприпрыжку неслись впереди. Продвигались они быстро: утро было прохладным, местность — достаточно ровной. Голова Ривена буквально гудела от вопросов, но он давно уже понял, что лучше пока помолчать.

Сегодня четверг. А вчера была среда, а позавчера я был еще на Скае. Ел вместе с Байклином на завтрак яичницу с беконом. Было чудесное утро. Просто чудесное.

Вот они: порождения твоей фантазии.

Но что здесь творятся? Возможно ли это? Что со мной происходит?

Они шли весь день, причем в темпе, очень мучительном для Ривена, так что в конце концов он начал чувствовать себя каким-то затравленным пленником. Вот почему он обрадовался сумеркам, хотя с наступлением темноты на горизонте появилась зловещая темная полоса.

— Скаралльский лес, — пояснил Байклин. — Немало мы отмахали. Переночуем здесь, а уже завтра к вечеру будем в Рориме Раларта. — Он поглядел на Мертаха. — А где мирканы?

— Присоединятся к нам чуть позже. Если мы разобьем свой лагерь на южной опушке леса, они без труда нас найдут.