— Си… Сигурд? — Язык не слушался, как если бы я не открывала рта несколько лет.

Человек — волк? — оборотень! — быстро закивал.

Я закрыла глаза, постаравшись успокоиться. Огонь, проснувшийся во мне, сейчас горел очень ровно, и понемногу снежные тучи безумия разошлись, открывая небо. Я заново вспомнила себя, от начала и до конца.

— Сигри… мрыс… что это было? Где мы?

— Я не знаю, — взволнованно ответил волкодлак. — Эгмонта бы найти, магам-то про такие штуки наверняка все ведомо…

— Хочется верить, — осторожно сказала я.

Голос звучал немного странно, однако я не могла понять, изменился он или нет. Сейчас я как вспоминала себя заново — словно шла знакомой дорогой, но смотрела на нее совсем другими глазами. И я смутно припоминала, что такое со мной уже случалось, причем совсем недавно. Да! Ночью летнего солнцестояния, когда мы трое, еще почти не знавшие друг друга, шли по пояс в мокрой траве…

Мир опять провернулся вокруг нас. Все опять стало с ног на голову. И я опять понимаю, что мне никогда не бывать такой, как прежде.

Откуда-то из-за спины вдруг раздались энергичные ругательства на эльфаррине, и я облегченно выдохнула. Какие бы кунштюки ни выделывало мироздание, непременно должны быть вещи, которые остаются неизменными. Что-то вроде точки опоры посреди бесконечного хаоса. Яльга Ясица любит молоко; Сигурд дель Арден тоскует по дому; Эгмонт Рихтер говорит по-эльфийски с жутчайшим акцентом.

Я обернулась. Эгмонт стоял парой ступенек ниже и выглядел, надо признать, весьма живописно. На левой щеке у него виднелось пятно сажи, правый рукав был прожжен в двух или трех местах, а нос украшала длинная ссадина. Складывалось впечатление, что маг вынырнул из самой гущи боевых действий, и мне сразу представилось, как следом за ним на лестницу, толкаясь и переругиваясь, вываливается целый ковенский отряд.

Эгмонт тщательно договорил последнюю, особенно зубодробительную фразу и, свирепо сверкнув на меня глазами, произнес:

— И не вздумай спрашивать меня, что это значит!

— Да ни за что на свете! — быстренько согласилась я. — Я лучше Сигурда спрошу. Если у нас кто и знает эльфаррин…

Оборотень усмехнулся. Что-то подсказывало мне, что он явно не был настроен делиться со мной сокровищами эльфийской культуры.

— Ты права, — глухо сказал Эгмонт. — Я ничего не могу. Я не в состоянии построить элементарный телепорт; вместо того чтобы заботиться и охранять тебя, я раз за разом втягиваю нас в новые неприятности. Я не знаю, как мы сюда попали, где мы сейчас находимся и, самое главное, как отсюда выбраться… Да что говорить, я даже эльфаррин знаю хуже Сигурда!

Эгмонт сел на ступеньку и обхватил голову руками. Я изумленно повернулась к Сигурду — от спокойного и уверенного в себе Рихтера как-то сложно было ожидать подобной реакции. Надо было что-то делать, и я, потоптавшись, села рядом и свесила ноги в пустоту между ступенями.

— Ты вообще-то много чего не умеешь, — бодро сказала я. — Шишки, например, свадебные печь. И что? А Сигурд не умеет наколдовать даже простейший морок, а я до сих пор не научилась пеленать младенцев. И ничего, все еще живы! Слушай, Эгмонт, разве сейчас это так уж важно?! Самое главное, что мы есть друг у друга! И потом, если бы не ты, разве я когда-нибудь смогла обрести семью?!

Произнося последнюю фразу, я несколько покривила душой. Собственно, я прекрасно могла бы жить и без князя Леснивецкого с сыновьями… Вот только — шкатулка… бусы из ягод шиповника… серьги, которые мой отец купил для моей матери…

Я невольно коснулась серег и повторила:

— Если бы не твой телепорт, этого бы не было! Да я тебе всю жизнь буду благодарна за это!

Эгмонт посмотрел на меня недоверчивым взглядом, но ничего не ответил. Я продолжила:

— А то, что ты не знаешь, куда нас занесло, — так этого, боюсь, вообще никто не знает. Сигри, а ты что молчишь?

Волкодлак молча сел рядом. Было очень удобно сидеть, свесив ноги в пустоту, правда, если не вспоминать, что там в самом деле ничего нет. Я поболтала ногами.

— Значит, так, — весомо произнес Сигурд. — Коли мы сюда смогли забраться, то уж выбраться наверняка сумеем. Не бывает так, чтобы вход был, а выхода не было. Выход есть всегда!

— Слышал? — подергала я за рукав Эгмонта. — И вообще, ты ведешь себя… — Я чуть было не ляпнула: «Не по-мужски», — но вовремя сообразила и закончила: — Некузявно!

— Как? — переспросил маг после короткой паузы.

— Некузявно! — со вкусом повторила я. — А это, магистр Рихтер, я объясню вам потом. Ну, скажем, после ужина. Так что пошли искать, как отсюда выбраться, а то еще немного — и я есть захочу. Здесь, похоже, кормить нас не будут.

Сигурд был прав: у нас было как минимум три выхода. Можно было прыгнуть в пустоту, простиравшуюся с обеих сторон от лестницы. Можно было открыть какую-нибудь дверь — стоило только присмотреться, как они оказались не такими уж и похожими. Ну и, конечно, можно было продолжать сидеть на ступеньке и ждать, пока на нас не свалится еще кто-нибудь.

Мы единодушно отказались от последнего варианта и, немного посоветовавшись, все-таки отвергли первый. По идее никакая пустота не может быть бесконечной, и внизу непременно должно обнаружиться хоть что-нибудь, но проверять это на собственной шкуре нам совсем не хотелось. Ну, если другой возможности не останется, тогда, конечно, да, а так…

Оставались двери: бесчисленное множество дверей, по две на каждой ступени. Мы пошли вверх, решив открывать те, что справа.

Первую — тонкую резную дверь светлого дерева, из-за которой доносилась негромкая музыка, — нам открыть не удалось. Вторая — выкрашенная в белый цвет и облупившаяся от времени — открывалась на себя, но на ней не было ручки. Третья, тяжелая, в каких-то сучках, поддалась неожиданно легко, но я захлопнула ее раньше, чем сообразила, что делаю. Потом были еще и еще, но все они либо слишком хотели впустить нас, либо категорически отказывались сделать это.

Я устала. Лестница все никак не заканчивалась, подходящей двери не находилось; я даже не знала толком, какая она, эта подходящая дверь. Здесь было весьма неуютно, и особенно мешал сквозняк, которым тянуло откуда-то сверху.

Это было странное место. Нехорошее место, скажем прямо — хуже всех, в какие только заносила нас Судьба. И Старые Земли, и Драконий Хребет, и Слепой треугольник принадлежали нашему миру, а эта лестница… Мне не хотелось рассуждать, какие места она соединяет, но волей-неволей приходилось признать: она лежит вне нашего мира. Вполне возможно, это его Изнанка.

Но очередная дверь заставила меня остановиться. С нее, ехидно улыбаясь и высунув язык, смотрела гротескная бронзовая маска. Гротескная, но отнюдь не злобная. Я невольно улыбнулась, потом подошла ближе. Кажется, такие рельефные изображения называются маскаронами…

Маска показалась мне знакомой. Но удивительнее всего было не это.

Дверь была приоткрыта, и именно из нее тянуло тем самым неуловимым сквозняком.

Я осторожно дотронулась до двери кончиками пальцев, и она заскрипела, отворяясь от легчайшего прикосновения.

— Эгмонт? Сигурд? Может… вот эта?

— Посмотрим, — проронил волкодлак.

Я толкнула дверь сильнее, и она распахнулась. С той стороны на нас никто не собирался нападать. На голубом небе светило яркое солнце, а посреди густой травы цвели ромашки. Над ними мелькали синие стрекозы. Солидно жужжа, пролетел по своим делам тяжелый шмель.

Легкий ветерок пошевелил выбившуюся из косы прядь. Я вдохнула запах разогретой травы и поняла, что никуда не хочу отсюда уходить.

— Попробуем? — Я оглянулась на Сигурда и Эгмонта. — Или… пойдем дальше?

— А какая разница? — хмуро поинтересовался маг. Отодвинув меня, он первым перешагнул порог и пошел дальше, раздвигая траву руками.

Я шагнула туда, в летний полдень. Здесь, внутри, ветер был чуть сильнее, а запах разнотравья — ярче; до самого горизонта, сколько можно было видеть, расстилались поля цветущих ромашек. Захотелось лечь прямо в траву и лежать, ни о чем не думая, просто лежать и смотреть в небо, такое чистое и сказочно голубое…