Как там было в лыкоморских сказках? Накорми, напои, в баньке попарь и спать уложи? Родственники обоих моих друзей придерживались другого алгоритма, и выглядел он приблизительно так: «Поймай Яльгу — отмой Яльгу — выдай ей что-нибудь юбчатое, — а потом, ежели доживет, можно и покормить». Я в принципе была не против. Но видят боги, до чего же оборотничья мода была удобнее западной!
Хотя бы тем, что она не предусматривала корсета.
Я попыталась вздохнуть и тут же поняла, что это плохая идея. Корсет — настоящий корсет, а не та тряпочка, которую называла этим словом Полин! — ужал меня так, что для воздуха внутри почти не осталось места. Вся конструкция, снабженная косточками, жесткими швами и металлической пластинкой спереди, гораздо больше напоминала хитрые потайные латы, чем деталь дамского туалета. Больше всего досаждала проклятая пластинка — она лишила меня всякой возможности наклониться вперед, и я на собственном опыте поняла, откуда у благородных дам берется такая царственная осанка.
Что касается самого платья, то оно оказалось длинным, кремовым и сплошь обшитым кружавчиками. Они были везде: на подоле, на рукавах, в вырезе лифа, на многочисленных оборках… Юбки стояли колоколом, покачиваясь при каждом шаге, на рукавах болтались какие-то ленточки, зато грудь волшебным образом приподнялась и увеличилась. В лифе ей было, во-первых, тесно, во-вторых, холодно: вырезы здесь носили довольно глубокие.
Зато каблуки были не в почете.
Станцерль, невольно переименованная в Стасю (она говорила только на родном языке, а мой аллеманский не включал названий деталей туалета), удовлетворенно прицокнула языком и подвела меня к зеркалу. В зеркале наблюдалась бледная рыжая особа весьма испуганного вида. Э нет, не годится! Я поспешно поджала губы и высокомерно задрала подбородок. Вот так-то лучше!
Станцерль-Стася поправила локон, специально вытащенный из моей прически, и добавила пару шпилек для пущей устойчивости. Я улыбнулась, покивала и шагнула к выходу, но Станцерль, всплеснув руками, издала возмущенный возглас. Схватив со столика какую-то коробочку, она быстро и чрезвычайно аккуратно извлекла оттуда пару перчаток и изъявила жестами готовность их на меня надеть. Однако я решительно воспротивилась. Боевой маг, одолевший василиска, уж точно в состоянии справиться с какими-то кружевными перчатками.
«Занесло же нас в эти края!» — уныло размышляла я, следуя по длинным коридорам, вымощенным черно-белой плиткой. По детской привычке я старалась не наступать на черные и под конец начала напоминать себе шахматного слона. Платье шуршало, покачивалось, лезло под ноги и всеми силами старалось отравить мне жизнь.
Наконец впереди показалась изящная арка, за которой виднелся обеденный зал. Я прибавила ходу, уже привычно поддерживая подол. Хвата богам, у двери не имелось лакея с жезлом; приятно улыбаясь, я вплыла в столовую и тут же увидела страшное.
Посреди длинной комнаты, оформленной в светло-золотистых тонах, стоял длинный стол. На столе имелась скатерть (одна штука, белоснежная), букеты цветов (три, кажется, но одинаковые), и неисчислимое множество всяких столовых приборов. Ложки, вилки, ножи, нечто и вовсе не вероятное… Госпожа баронесса, сидевшая во главе стола, послала мне обворожительную улыбку, и я, старательно сияя, заняла указанное место.
Напротив меня сидела Аннелизе в платье цвета морской волны. Место слева от нее пустовало, а дальше расположилась весьма живописная группа: Сигурд в окружении двух девушек лет шестнадцати. Та, что сидела справа, выглядела скорее худощавой, с очень живым лицом и блестящими светло-карими глазами. Непослушные волосы были заколоты костяными гребнями — интересно, не из того ли василиска, что мы на пару с Эгмонтом завалили в Драконьих горах? Та, что слева, немного напоминала Полин в период перед очередной диетой, но в отличие от нее ничуть по этому поводу не страдала. Волосы она заплетала в две косы, украшая роскошными шелковыми лентами, и каждая из этих кос была чуть толще, чем моя одна. Я было завистливо вздохнула, но вовремя вспомнила про корсет. Все трое вели оживленную беседу, и Сигурд выглядел очень довольным жизнью.
Вблизи приборов оказалось еще больше, чем издали. Я насчитала возле своей тарелки пять разновеликих вилок и затосковала. Вообще-то на запястье у меня болталась крохотная дамская сумочка, а в сумочке обретался верный «Справочник», на сей раз именовавшийся «Отрадой дамуазели». Размера он был карманного, в пол-ладони, но я плохо представляла, как листаю его на глазах у изумленной баронессы, пытаясь определить, которым ножичком и под каким углом полагается пилить жаркое. Добро бы я еще сидела с дальнего края, так ведь нет — как почетную гостью, меня усадили по левую руку от хозяйки!
С другой стороны от меня сидел Луи, едва не подпрыгивавший на стуле от восторга. Я вспомнила, что успела прочесть в «Справочнике»… то есть «Отраде дамуазели»! — и заподозрила будущего барона в намерениях объявить меня дамой сердца.
— А у нас сегодня консоме! — таинственным шепотом поведал он. — Яльга, вы любите консоме?
— А как же! — браво ответила я. Знать бы еще, что это такое, а самое главное — чем его едят. «Эгмонт! — подумала я так громко, как только могла. — Где тебя мрысы носят?! Твои это родственники или чьи? Будь человеком, выручай!»
Разумеется, Эгмонт не откликнулся. Желудок, сдавленный корсетом, издал приглушенное попискивание, и чтобы заглушить этот звук, я торопливо обратилась к Луи:
— А вы мне не поможете… как будущий коллега? Я пока знакома только с вашей матушкой и самой старшей из ваших сестер…
Будущий коллега смутился и просиял.
— Да… да я… с удовольствием! — быстро нашелся он.
Вскоре я уже знала, что:
— …девушка справа от Сигурда — это Аннедоре, ей семнадцать, и она хоть и девчонка, но вполне ничего. Она любит стрелять, фехтовать, охотиться и, — Луи понизил голос, хотя это было почти невозможно, — прекрасно играет в кости!
— …вторая собеседница оборотня — Аннерозе, они с Аннедоре близнецы, но не слишком похожи, хотя и родились в один день. От нее нигде нет спасения: курточку одерни, волосы расчеши, вечно норовит пирожок подпихнуть, и хоть бы мышей боялась, что ли! Никакой от нее радости. Да еще женихи эти! Если жених ей нравится, значит, туда-сюда с записочками бегать придется, а если нет — думай, как отвадить! Брат ты или кто?
— …самую младшую из сестер, сидевшую по левую руку от Луи, зовут Аннегрете… то есть это Курт ее так зовет, а все остальные зовут Гретхен. Но Курт — он в нее влюблен, так что ему можно. Когда он совершит подвиг, так сразу и признается, а пока Гретхен ничего и не знает. А вообще, от нее тоже лучше держаться подальше: она сильно ботанику любит — не успеешь оглянуться, а тебе уже всучили совок и корзинку.
— …а Аннелизе играет на арфии, и ее собачку зовут Максимилиана. Сначала, правда, ее — собачку то есть! — назвали Максимилиан, но потом выяснилось, что ошиблись, после того как в доме прибавилось пять новеньких Максимилианчиков.
— …а жених Аннелизе — офицер, и его зовут Георг; а еще…
Но тут Луи был вынужден замолчать: в столовую, на ходу одергивая парадный камзол, вошел Эгмонт. Вид у него был крайне недовольный, зато я почувствовала себя гораздо лучше. Выходит, не мне одной страдать от изысков здешних мод! А к этому костюму только пудреного парика не хватает…
Эгмонт, склонившийся над рукой матери, бросил на меня испепеляющий взгляд.
— Ну что же. — Госпожа баронесса обвела взглядом стол. — Теперь, кажется, ждать нам больше некого. Можно начинать. Хотя…
Она перехватила мой отчаянный взгляд и, знаком подозвав слугу, коротко отдала ему какое-то распоряжение. Сказано было по-аллемански, и я ничего не поняла, зато у невозмутимой Аннелизе брови медленно поползли вверх.
Слуга поклонился, куда-то исчез и почти сразу же вернулся. Теперь его сопровождал поваренок, торжественно тащивший огромную корзину. Пока корзина добиралась до кресла хозяйки дома, баронесса отложила в сторону вилку, ложку, нож и маленькую ложечку. Все остальные столовые приборы — сверкающая серебряная кучка — оказались небрежно отодвинуты к краю стола.
