Они не попытались преградить дорогу, просто смотрели. Из того, что слышал Перрин, к Пророку являлись и леди в шелках, и нищие в отрепьях, рассчитывая получить благословение. Потому-то он и решил приехать вот так, всего лишь с горсточкой спутников. Если нужно, он бы напугал Масиму, если того возможно напугать, но лучше все же обойтись без боя. Пересекая мост и въезжая на мощеные улицы Абилы, Перрин спиной чувствовал взгляды стражников. А перестав ощущать эти взгляды, облегчения не испытал.
Абила была довольно крупным городком с несколькими сторожевыми башнями и множеством домов в четыре этажа, причем все дома крыты шифером. Тут и там между домами виднелись груды камней и бревен – на месте разрушенных гостиниц или купеческих особняков. Нажитого торговлей богатства Пророк не одобрял, равно как и пьяного разгула и того, что его последователи называли непристойным поведением. Пророк не одобрял вообще многое и не скупился на наглядные примеры.
Улицы были запружены народом, но верхом ехали лишь Перрин и его спутники. Снег уже давно превратился в слякотную кашу по щиколотку глубиной. Сквозь толпу медленно пробирались телеги, запряженные быками, изредка попадались фургоны, а простых колясок, не говоря уж о каретах, не было и в помине. Не считая тех, кто был в обносках или, скорее всего, в краденых нарядах, все носили шерстяную, унылого серо-коричневого цвета одежду. Большинство шли торопливо, опустив головы, как селяне на дороге. Не торопились лишь редкие группки вооруженных людей. Пахло на улицах главным образом грязью и страхом. У Перрина волосы на загривке встали дыбом. В самом худшем случае, если до такого дойдет, выбраться из города без стен будет не труднее, чем в него войти.
– Милорд, – пробормотал Балвер, когда отряд поравнялся с одной из груд битого кирпича. Едва дождавшись кивка Перрина, он повернул своего коня и двинулся в другую сторону, горбясь в седле и плотно закутавшись в коричневый плащ. О сухолицем маленьком человечке Перрин не тревожился даже здесь. Тот ухитрялся вызнать немало полезного и ничуть при этом не пострадать. Должно быть, ему на роду было написано стать лазутчиком.
Выбросив Балвера из головы, Перрин сосредоточился на главной цели. Хватило одного лишь вопроса долговязому юнцу с восторженной физиономией, чтобы узнать, где находится Пророк; опросив троих прохожих, они отыскали купеческий особняк – в четыре этажа, сложенный из серого камня, с беломраморными оконными рамами и лепными украшениями. Масима не одобрял накопительство, но, если предлагали, охотно соглашался жить во дворцах. С другой стороны, Балвер говорил, что Пророк подчас довольствовался ночлегом и в хибаре с протекающей крышей. Пил Масима исключительно воду и, куда бы ни отправился, нанимал в кухарки бедную вдову и не жалуясь ел ее стряпню. По мнению Перрина, для этакого милосердия Пророк слишком многих оставил вдовами.
Здесь толпа, заполнявшая остальные улицы, отсутствовала, хотя у парадного входа скопилось немалое число вооруженных стражников, вроде тех, что встретились на мосту. Они угрюмо воззрились на Перрина – те, кто не ухмыльнулся презрительно. Обе Айз Седай, низко наклонив головы, прятали лица под капюшонами. В воздух поднимался белый парок. Уголком глаза Перрин уловил, как Илайас большим пальцем коснулся рукояти своего длинного ножа, да и сам едва удержался, чтобы не погладить свой топор.
– У меня послание для Пророка от Дракона Возрожденного, – возвестил Перрин. Когда никто из стражников не шелохнулся, он прибавил: – Меня зовут Перрин Айбара. Пророк меня знает.
Балвер предупреждал, что опасно называть Масиму по имени, а также величать Ранда иначе как Драконом Возрожденным.
Услыхав, что посетитель известен Масиме, стражники мгновенно ожили, ошеломленно переглянулись, один вбежал в дом. Остальные пялились на Перрина, точно на заезжего менестреля. Очень скоро из двери вышла женщина. Привлекательная, с сединой на висках, в платье с высоким воротом, она очень походила на купчиху. Масима не выгонял на улицу тех, кто предлагал ему гостеприимство, но их слуги или батраки обычо оказывались в одной из банд, «разносящих славу Лорда Дракона».
– Соблаговолите следовать за мной, мастер Айбара, – спокойно промолвила женщина, – и я отведу вас и ваших друзей к Пророку Лорда Дракона, да осияет Свет его имя. – Хотя голос женщины звучал спокойно, пахло от нее ужасом.
Велев Неалду и Стражам присматривать за лошадьми до их возвращения, Перрин со спутниками двинулся вслед за женщиной. Внутри царил сумрак, горело лишь несколько ламп, и было немногим теплее, чем на улице. Даже Хранительницы помрачнели. Страхом от них, разумеется, не пахло, но и они, и Айз Седай были встревожены, а Грейди с Илайасом насторожились – будто вздыбилась шерсть на загривке и уши прижались. Странно, в запахе Айрама улавливался некий порыв. Перрин надеялся, что тому не взбредет в голову вытащить меч, висевший за спиной.
Женщина провела гостей в большую комнату с коврами. В противоположных концах комнаты жарко пылали камины. С виду помещение походило на кабинет полководца: на всех столах и на доброй половине стульев разложены карты и бумаги. Здесь было тепло, так что Перрин, откинувший плащ за спину, пожалел, что надел под куртку две рубахи. Но взор его, точно магнитом, сразу же приковал к себе стоявший в центре комнаты Масима – смуглый мужчина с бритой головой и светлым треугольным шрамом на щеке, в помятой серой куртке и сбитых сапогах. Его глубоко посаженные глаза горели черным пламенем, а запах... Твердый, как сталь, острый, как клинок, дрожащий от бешеного напряжения... Перрину на ум пришло лишь одно слово, – безумие. И Ранд думает, будто может посадить это на поводок?
– Итак, это ты, – прорычал Масима. – Не думал я, что ты посмеешь показаться мне на глаза. Я знаю, что у тебя на уме! Хари рассказал мне все больше недели назад. – В углу комнаты шевельнулся узкоглазый большеносый человек, и Перрин выругал себя за то, что не заметил его. Зеленый шелковый кафтан Хари был куда лучше того, в каком он красовался, когда его поймали с той страшной связкой. Хари потер ладони и зловеще оскалился, но молчал, пока Пророк продолжал говорить. С каждым словом голос Масимы звучал все более горячо, он словно намеревался каждую букву выжечь в плоти Перрина. – Я знаю, что ты убиваешь людей, пришедших к Лорду Дракону. Я знаю, что ты пытаешься урвать себе собственное королевство! Да, я знаю о Манетерене! О твоих амбициях! О твоей жажде славы! Ты повернулся спиной к!..
Вдруг Масима выпучил глаза, и впервые в его запахе полыхнул гнев. Хари сдавленно ахнул и попытался вжаться в стену. Сеонид и Масури опустили капюшоны и стояли с открытыми лицами, спокойные и холодные; в них любой узнал бы Айз Седай. Перрин терялся в догадках, обратились ли они к Силе. Хранительницы-то наверняка обратились, он готов был поспорить. Эдарра и Карелле, несмотря на бесстрастные лица, были готовы к битве. Грейди в своем черном мундире являл собой воплощенную готовность; возможно, он тоже обратился к Силе. Илайас прислонился к стене возле открытых дверей, внешне невозмутимый, как и сестры, но запах говорил о готовности кусать и рвать. А Айрам стоял и таращился на Масиму с отвисшей челюстью! О Свет!
– Значит, это тоже правда! – рявкнул Масима, брызгая слюной. – Когда мерзкие слухи пытаются очернить святое имя Лорда Дракона, ты смеешь якшаться с этими!..
– Они дали обет верности Возрожденному Дракону, Масима, – перебил Перрин. – Они служат ему! А ты? Он послал меня положить конец убийствам. И привести тебя к нему. – Никто не предложил Перрину сесть, так что он столкнул со стула стопку бумаг и сел. Он бы не возражал, чтобы остальные тоже сели – сидя вроде как кричать несподручно.
Хари вылупился на него, а Масиму затрясло. Потому что он сел на стул без спроса? О-о...
– Я отказался от имени, данного мне людьми, – холодно промолвил Масима. – Я просто Пророк Лорда Дракона, да осияет Свет его имя и да склонится мир пред ним на колени. – Судя по тону Масимы, в противном случае и мир, и Свет горько пожалеют. – Еще многое предстоит сделать, многое свершить. Все должны подчиняться, когда зовет Лорд Дракон, но зимой дорога всегда долгая. Ничего страшного не произойдет, если обождать недели три-четыре.
