— И совсем уж будет труба-дело, если в момент штурма на перроне или станции окажется проходящий воинский эшелон с пехотой! Скольких бойцов и командиров мы положим на подступах к городу и в уличных боях?! 20 процентов — 30; 40? А сколько будет раненых?! — почти кричал в опущенные затылки моих подчинённых. Нет — так нельзя. Взял себя в руки! Успокоился, голос зазвучал ровно:
— Товарищ начальник медслужбы — повернулся к Грете — вы готовы принять и оказать необходимую помощь тысяче раненых? Мюллер вскочила, голос её звенел от гнева и возмущения:
— Никак нет товарищ капитан! Медикаменты мы имеем, а вот специалистов на тысячу больных не хватит. И на пятьсот тоже! Максимум — двести, триста… — вытянулась она. Махнул рукой — садись.
— Значит ещё умрёт 300–500 человек… А ведь это ещё не всё… У полка по штату — рота лёгких танков T-I и T-II; рота броневиков Бюссинг, а это — 25–30 бронированных машин! И дивизион — 16–20 противотанковых пушек… Да ещё зенитки на станции и возле штабов… И все они будут бить на нашим наступающим бойцам и командирам! Я вижу — лёгкие победы, спланированные твоим трусом-командиром вскружили тебе голову, а ты хочешь вскружить остальным?! Или уже вскружил?! — обвёл яростным взглядом сидящих комбатов, уткнувших взгляды в пол землянки, страшащихся встретиться со мной взглядом! Молодцова трясло; губы дрожали, стараясь что то вымолвить…
— Что притихли, как мыши под веником! Вставайте, говорите что поддерживаете товарища комбата! Не бойтесь — ни расстреливать ни бить не буду. Даже в лягушку не превращу! Вот тут по сидящим словно ледяная волна прокатилась — корёжить стало всех, кроме Греты…
— Не слышу ответа на мой вопрос товарищи комбаты?! Тяжело, с трудом поднялся майор Мазуров; выдохнул не поднимая глаз:
— Виноват товарищ командир! Поддался на красивые слова! Сколько раз обжигался и вот опять — поверил не подумав… Готов понести любое наказание! — подняв глаза твердо выпалил майор. Остальные тоже стали подниматься, бормотать слова извинения, оправдания, покаяния, готовности понести любое наказание…
— Сели все… — бросил устало… — Из-за того, что такое у нас впервые — всем устный выговор. Но это в первый и последний раз! Повторится — спрошу по всей строгости. Невольный вздох прокатился по присевшим на скамейки. — Всем, кроме комбата Молодцова. Бывшего комбата!
Белый как простыня лейтенант уже не пытался сказать — только смотрел на меня жалобно… Жалко мне тебя Молодцов — не виноват ты, но и виноват тоже. А значит — придётся отвечать. И другим наука впредь будет… Каждый должен знать свой манёвр. И уровень…
— Вы, товарищ лейтенант отстраняетесь от командования батальоном. Выводитесь из состава подразделения Спецназа. За ваши заслуги перед подразделением вы останетесь на территории базы, без права свободного прохода по ней. Возле вас всегда будет сопровождающий… При первой же возможности: пересечении линии фронта или… взятии города Минска вы будете переданы командованию Красной Армии. Пусть оно решит вашу дальнейшую судьбу. Думаю вам найдут достойную должность — о вашем проступке я сообщать не буду…
Обвёл обвиняющим взглядом сидящих:
— Хотел с вами посоветоваться — как сделать лучше, а вы… — махнул огорчённо рукой и бросил раздражённо — все свободны… Комбаты уходили из землянки: с горестными мыслями, тяжестью на сердце, виною в душе и злостью: на себя, на Молодцова… Вышли все. Ко мне подошла Грета, положила руку на плечо:
— Не переживайте так мой генерал… Они не со зла — просто, по-моему, они ещё не отошли от плена. Вот и захотели облегчить страдания таких же, как они… — тихо промолвила она.
Погладил её руку — выражая благодарность за поддержку…
— Что бы я делал без тебя Гретхен… — сказал устало…
— Я буду рядом с вами мой генерал: хотите вы этого или не хотите… Будете уделять мне внимание — я буду только рада. Не будете — буду жить мечтой о том, что когда-нибудь вы всё же осчастливите меня… Прижал девушку к себе, погладил по волосам — Я постараюсь Грета…
После ухода главы медслужбы в дверь робко постучали. На пороге возник комбат Молодцов — бывший комбат…
— Товарищ капитан — извините меня! Я сам не понимаю — как я мог такое вам наговорить?! У меня и в мыслях никогда такого не было!
— Так ведь не зря пословица говорит: Что у трезвого на уме — то у пьяного на языке… — подначил потерянного комбата. — А у тебя, значит вырвалось то, о чем ты думал… Иначе бы сидел и слушал, да говорил, когда спросят… Молодцов выдавил из себя, всхлипнув:
— Да я не пьяный был… И на уме у меня такого не было… Это само, против моей воли говорилось! Я понимаю, что говорю неправду, а остановиться не могу… Поверьте, товарищ командир!
— Против своей воли говоришь? — прищурясь посмотрел на бедолагу. Тот отчаянно закивал. Жаль парня, да и нужен он мне. Но воспитательный момент должен быть обязательно — иначе не поймут!
— Пойдём за мной… — пройдя мимо него, вышел из командирской землянки и направился к медикам в госпиталь. Зашёл в палатку, поздоровался, шагнул к середине. За моей спиной шумно дышал несчастный Молодцов… Пострадавший на работе…
Грета, Инга, мэтр — все в палатке повернулись ко мне: с чем пожаловал к ним такой редкий «высокий» гость…
— Товарищ старший лейтенант медицинской службы — обратился к Грете Мюллер, подчёркивая официальность моих слов — примите больного. Диагноз: сильнейшее нервное истощение на почве черезмерных физических, умственных и психических нагрузок! У Греты поползла вверх от изумления бровь, но — медик: быстро совладала с собою. Заметил злобный взгляд Инги, направленный на Молодцова — уже, небось, Грета «поделилась» с подругой о том, как отнеслись комбаты к её любимому мужчине… Даже страшно стало за Молодцова: влюблённая женщина в гневе способна на многое!
— Курс лечения — ускоренный! Витамины, питание, глюкозу, покой и положительные эмоции. Ответственный за лечение… Окинул взглядом всех медиков: и наших и немцев…
— Инга — тебе поручаю больного, как самой ответственной из всех здесь находящихся. По губам девушки зазмеилась хищная улыбка:
— В целях скорейшего выздоровления я ещё буду делать больному клизму. Три раза в день! — выпалила она злорадно! Гляжу — Грета сжала губы, чтобы не расхохотаться, но уголки губ предательски дрожали… Сделал удивлённое лицо:
— А при чём здесь клизма? У него же помутнение рассудка!
— А чтобы вымыть из головы больного всякую гадость, которую он подцепил непонятно где! — хищно прищурившись, словно примеряясь, посмотрела многозначительно за мою спину. Шагнул к Инге. Она сделала испуганный шажок назад, глядя на меня влюблёнными глазами, ждущая: вот сейчас произойдёт чудо и её возлюбленный осчастливит её, доставив неземное наслаждение…
— Я не пойму доктор — как клизма в задницу поможет голове! — оскалился злобной яростной ухмылкой. Инга отшагнула, закатывая глаза, ещё дальше назад; упёрлась спиной в тугую стенку палатки. Пальцы забегали по натянутому брезенту, тщетно стараясь найти опору… А я уже рядом с ней; навис над девушкой, как волк над хрупкой козочкой! Глаза Инги затянуло знакомой поволокой; дыхание участилось, губы зашептали что то бессвязное; тело забили чуть заметные спазмы; коленки задрожали, стали подгибаться…
— Я выполню все, что вы прикажете мой командир… прошептала она на грани обморока. Отшатнулся — ещё грохнется в присутствии всех, или кинется на меня в порыве страсти! Вот конфуз будет! Шагнул ещё дальше назад, разрывая дистанцию… Инга довольно быстро пришла в себя: довольная, счастливая, улыбающаяся, выпалила задорно:
— Вылечим вашего больного товарищ капитан! И посмотрела за спину — Все усилия приложим — не сомневайтесь — прозвучало зловеще… Не повезло парню — вздохнул я и подумал про себя: вот женщины — как мало им надо для счастья… Кто бы меня так осчастливил… Подумал и заметил пристальный, изучающий и очень уж внимательно-заинтересованный взгляд Греты Мюллер… Так — надо валить отсюда — пока чего беспутного не вышло…
