Ворота распахнулись; из них выкатились два Бюссинга и один танк — троечка… Разьехались треугольником: по бокам, за пулемётными гнёздами, Бюссинги, а сзади — T-III. Перед броневиками в цепь выстроились бойцы охраны с автоматами наперевес. Ворота закрылись… Немцы, в своё время, сделали перед воротами что то вроде блокпоста: по пулемётному гнезду из мешков с песком по обе стороны ворот и вкопанные в землю куски рельсов, обвитые колючей проволокой с проездом посередине для двух машин. Проезд перекрывался деревянной конструкцией, обмотанной такой же колючей проволокой. Вот возле этого заслона и волновалось людское море… Обвёл взглядом лица: злые, раздражённые, решительные. И с чем пожаловали — догадаться не сложно… Вот оно — предостережение сверху! И кто виновник всего этого — подсознание мне услужливо подсказало! Ну: с виновником — это потом, а сейчас — надо разгрести возникшую проблему. Прошёл к Бюссингу; залез на бампер, глянул сверху. М… да…: До самого конца недлинной, но широкой улицы колыхалось людское море. Очень агрессивное море, способное смести в один момент всё на своём пути! Тысяч восемь-десять прикинул я…
Я не боялся этой толпы: чувствовал, что могу уничтожить всех! Но это же наши, советские! И как всегда — обманутые теми, кто за их счёт стремятся поправить своё благосостояние. Сколько таких появилось в молодой Советской республике после Октябрьского переворота, именуемого немного позже Октябрьской революцией; взлелеянных, взращённых иудеями на базе их иудейской философии! Эти атаки на пулемёты без должной, по уставу РККА подготовки; это наплевательское отношение к своим подчинённым, являющимся для таких лишь ступенькой для подъема на следующую высоту! Я могу, но они тут при чём?! Окинул взглядом первые ряды: да уж…
— Чем обязан вашему приходу сюда товарищи бывшие пленные?
— Дайте нам продукты, оружие, одежду! — выкрикнул очень активный мужичок из толпы, с замашками политработника. Ну конечно — именно они умеют красиво и убеждённо говорить. Только говорить…
— Вы пришли не по адресу… Ваши продукты, одежда и оружие у ваших командиров — совета Обороны города. Идите к ним и требуйте у них: Спецназ всё, что имеет взял сам. У немцев! Вот и вы тоже — идите и возьмите всё, что вам хочется у немцев. Силой оружия — как мы! Оружия у совета Обороны для этого хватит… Организуйтесь в взвода, роты, батальоны; выступайте из города под руководством назначенных вам командиров; нападайте на немцев; разгромите их и забирайте у них всё — что найдете! Мы не придём к вам с просьбой или требованием — поделитесь с нами тем, что вы захватили…
— Товарищи! — активный мужичок аж выскочил от усердия из толпы и повернулся к мрачным бойцам и командирам — они… — махнул рукой в нашу сторону — забрали себе всё, что было в городе и не отдают! А мы ходим в лохмотьях, голодаем из-за них! Пусть они отдадут нам то, что забрали! А потом мы пойдём, разобьём немцев и захватим у них трофеи! И не будем жалеть то, что захватим — не то, что эти жадины… Толпа одобрительно загудела. Понятное дело: идти отбирать у немцев — это не то, что прийти и отобрать у своих…
— А кто освободил город? — выкрикнул я — кто освободил из плена вас?! Кто отнял у немцев то, что они захватили? Может быть вы? — начал медленно закипать. — Мы отдали совету Обороны города всё, что необходимо для того, чтобы жить, работать, служить. А деликатесы всякие забрали себе — имеем право! Я уже сказал… — закричал еле сдерживаясь — хотите хорошо кушать — идите и возьмите у немцев! А мы всё, что имеем — добывали не для вас: мы всё добывали в боях. Для себя! — раздражение злость прорвалась сквозь сдержанность.
— Вот их истинное лицо товарищи! — выкрикнул политрук — как буржуи — только мне, а на остальных им наплевать! А мы не для того революцию делали, чтобы среди нас были такие собственники! У нас всё просто: не понимают — разъясним; не хотят — убедим. Силой пролетарского сознания! — яростно жестикулируя выкрикнул он. Вот оно как! Это можно… Выдернул из кобуры ТТ. В шуме и гвалте выстрел из пистолета услышали только передние ряды. Пуля ударила в колено агитатору за светлое настоящее за чужой счёт и он с воем от дикой боли рухнул на грязный асфальт, корчась и завывая от боли.
— Можно и убедить. Силой! — выкрикнул я. На несколько секунд в первых рядах воцарилась тишина. Стали затихать и следующие ряды.
— В своих стреляешь гад! — выскочил из первых рядов разъярённый военный — давить надо таких как ты! Новый выстрел и военный загнулся от пули в живот. Застонал и рухнул головой в асфальт. Толпа передних рядов замерла; а до следующих рядов стало доходить, что не все нормально в «Датском королевстве»…
— Идите к своим командирам! — в ярости заорал я — здесь вы ничего не получите, кроме своей смерти! Даю вам одну минуту! Через минуту любой, кто останется на улице — будет уничтожен! Это моё слово — слово командира Спецназа! Отогнул манжет куртки, демонстративно глянул на часы — Время пошло!
Задние ряды заволновались, закрутились водоворотом, уходя назад с этой негостеприимной улицы. Кто то там пытался их удержать, но людские водовороты бурлили и утекали с улицы. Внимательно держа под контролем улицу, контролировал толпу: не захочет ли кто выстрелить в меня? Такой вариант не исключался, но я сканировал ауры и не видел желающего стрелять в меня. И снайперы над забором грузовой станции тоже обшаривали в прицелы волнующуюся толпу… Минута заканчивалась, а с улицы ушло не больше половины. Повернулся назад:
— Завести моторы! — рявкнул водителям. Взрыкнули двигатели Бюссингов; взревел за спиной мотор танка…
— Минута прошла! — выкрикнул я со всех сил, глянув на часы — но я не зверь — даю вам ещё одну минуту! Потом не обижайтесь! И демонстративно уставился на часы:
— Прошло двадцать секунд… Прошло тридцать секунд… Толпа ускорила движение, хлынула, побежала к повороту с этой улицы: Спецназ, среди бывших пленных, имел определённую репутацию…
— Осталось двадцать секунд! — выкрикнул яростно с каким то не человеческим предвкушением! Большая часть, не успевшая уйти в первую минуту, понеслась со всех ног с улицы. Только самые упёртые, заведённые, доведённые до исступления остались — волновались у перегороженного прохода. И было их много — не меньше тысячи. Эти — не уйдут, доведённые до состояния, когда смерть уже не страшна — главное цель; такие в любую секунду могут броситься вперёд, сметая своими телами заграждения из колючей проволоки. Этого никак нельзя допустить: последствия могут быть самыми ужасными — для моих бойцов! Значит — только одно! Руки вниз, ладонями к толпе: по кирпичику силы в каждую ладонь! Вам была дана возможность уйти. Вы не захотели! Что ж: кто не спрятался — я не виноват!
Тёмные сгустки силы сорвались с ладоней и распылившись в воздухе в виде облака поперёк всей улицы, накатились на стоящую у заграждения безумную толпу! Первыми попали под её воздействие лежащие на асфальте двое раненых… Одежда с них опала на грязный асфальт, высыпав из под неё серый порошок, а затем стали опадать передние ряды. В мёртвой тишине! Те, кто увидел, что творится впереди, пришли в себя, развернулись, пытаясь вырваться из толпы, но задние ряды, ещё ничего не зная — сдерживали их порыв… Толпа закружила, забурлила, опадая передними рядами и неумолимо сокращалась к задним рядам! Наконец и задние ряды начали что то понимать: развернулись, припустили к спасительному повороту. Поздно — ваше время истекло! Вы сделали свой выбор!
Облака силы настигали бегущих, обнимали из чёрно пеленой и неслись дальше, оставляя за собой опавшую одежду и серый пепел… Несколько десятков любопытных — из тех, кто ушёл из толпы в данные им две минуты, но задержался посмотреть — а что будет дальше, увидели этот ужас и припустили от летящего на них, но невидимого ими облака. Облако сгустилось в чёрные тени, метнувшиеся серыми гончими к своей добыче: любопытной Варваре на базаре нос оторвали, а тут больше чем любопытство — тут тайна и мне болтливые свидетели не нужны! Не ушёл никто! Тьма собралась в тугой комок и метнулась ко мне! Вонзилась в меня, сворачиваясь во мне в кирпичики и укладываясь в хранилище! Я с трудом удержал себя от того, чтобы не закричать от восторга! С трудом — за моей спиной мои бойцы…