— Внепланетчики, и те не имели ничего подобного, — с горечью заметила Мариво. — Одни только мы сумели слить все средства общения воедино. Ни с чем не сравнимые ощущения — словно пребываешь в нескольких мирах одновременно, словно живешь и своей собственной жизнью и второй, невидимой. А вы мастерили тем временем этот свой мнемонический дворец, неуклюжий и безобразный. Наша методика была несравненно выше. И все это рухнуло в одночасье. Не случись этой проклятой катастрофы, сейчас и в ваших ушах были бы такие серьги.

— Господи! — в ужасе воскликнул чиновник. — Так это ты что, о Травме рассказываешь? Да, действительно, там же был какой-то корабль — видимо, эта самая ваша «Атлантида». И каждый член экипажа непрерывно передавал все свои ощущения.

— Вы сами будете рассказывать или послушаете все-таки меня? Да, конечно, весь экипаж состоял из актеров, импровизаторов — как называются сейчас люди, живущие сверхинтенсивно, напоказ?

— Таких у нас больше нет. А что они делают с оборотнями?

— Навешивают им приемодатчики, что же еще. Именно с этой целью и затеяли весь этот проект.

— Господи, столько труда — и зачем?

— Вот и я тоже спрашиваю, — вмешалась Гогетта, обнаружившая наконец третьего собеседника. Сеть — вещь очень полезная, тут нет никаких сомнений. Сеть учит и воспитывает, приобщает к достижениям культуры и развлекает. Но слушать ощущения каких-то там полуразумных тварей, почти животных, — нет, просто ума не приложу.

— Но как же они прекрасны, эти животные! — хихикнула Мариво. — Впрочем, мы немного отвлеклись. Вы, — она снова обращалась к чиновнику, — воспринимаете драму «Атлантиды» очень ограниченно, в узенькой полосе среднего диапазона. Вы не чувствуете такие мелкие, но неизмеримо важные вещи, как боль в ладони, обожженной тросом, как запах океана и прохладное дуновение соленого бриза. Вам недоступны и мощные переживания актеров, « вы о них только догадываетесь по внешним проявлениям. Спектакль оставит вас почти равнодушным, так что я ограничусь показом двух его второстепенных персонажей — хирурга и тралмастера. Никто уже не помнит, как их звали, поэтому я дам трал-мастеру экзотическое имя Андерхилл, а хирурга назову Гого — в честь своей драгоценной сестрицы.

Гогетта стукнула Мариво по плечу, сестры расхохотались и исчезли с экрана.

Того сунула пистолет в кобуру, отерла рукой вспотевший лоб, посмотрела вверх. На фоне ярко-синего неба четко вырисовывались черные решетчатые башни двух подъемных кранов; между кранами, вровень с их верхушками, висел Калибан — круглая, чуть подтаявшая с краю льдина. Затем она посмотрела вдаль, где черными поплавками плясали на воде головы оборотней.

— Господи, — сказала Гого, подойдя к ближайшему излучателю, — какие же они красивые.

Андерхилл на мгновение оторвался от экрана, широко улыбнулся.

— Последний заброс. Обработаем этих, и все, конец.

Рука тралмастера опустилась на пульт, тронула одну из ручек. Излучатель плавно развернулся, а вместе с ним и белая пенная полоска, ярко, словно мелом по линейке, прочертившая поверхность океана — верхний край пузырьковой завесы.

— Видишь, сколько их там, целое стадо, — снова обернулся он к Того и тут же взялся за микрофон:

— Ноль-один, и сближаем!

На экране появился второй оператор, он разворачивал свой излучатель в противоположном на правлении.

— Есть ноль-один, и сближаем.

Черные пятнышки то появлялись на воде, то вновь исчезали; пенные линии постепенно сходились.

— Ребята, ребята, — бормотал себе под нос Андерхилл, — вы, конечно, очень хитрые ребята, но не надо никуда убегать.

Оборотни, оказавшиеся в растворе гигантских белых ножниц, устремились в открытое море. Некоторые из них отбились от основной стаи и прорвали пузырьковую завесу.

— Ну вот! — вскрикнула Того. — Уходят, они же все уйдут!

Веселая, уверенная улыбка Андерхилла. Его рука небрежно откидывает волосы со лба.

— Нет, эти у нас уже побывали. Теперь, с твоими микрочипами в голове, они понимают, что сеть не страшная, что сквозь нее можно пройти.

Того возбужденно суетилась, чуть не подпрыгивала. Сейчас она казалась очень юной, почти ребенком.

— Да? А ты точно знаешь? Господи, да конечно, что же я за дура такая.

— Успокойся, успокойся. Пусть даже некоторые уйдут — ну что тут такого страшного?

— Их же осталось совсем мало, — вздохнула Гого. — Совсем-совсем мало. Нужно было навесить им эти чипы еще раньше, на берегу.

— На берегу нельзя, — ответил Андерхилл, не отрывая глаз от экрана. — Их там не поймаешь. Ноль-три, продолжаем сближение.

— Ноль-три, продолжаем сближение. Белые линии сходились все ближе и ближе.

— Иногда я сомневаюсь, а стоило ли все это затевать? — задумчиво, словно сама у себя, спросила Того.

— Ты что, всерьез? — изумленно вскинул глаза Андерхилл.

— Мы же делаем им больно. Я делаю им больно.

— Не так давно туземцы были на грани вымирания. — Андерхилл напряженно смотрел на экран. — По нашей, кстати, вине. Неразумная политика, завезенные нами болезни, — Господи, да в первые годы на них даже охотились. А потом дело резко изменилось к лучшему. Знаешь, с какого момента?

— С какого?

— С того, когда первого туземца подключили к сети. Когда люди смогли прочувствовать их чистоту и жизненную силу. Когда…

— Когда люди смогли мчаться вместе с оборотнями сквозь волшебство ночи, вместе с ними охотиться, вместе с ними спариваться… — Гого осеклась и густо покраснела. — Ну да, конечно, в этом есть что-то извращенное…

— «Что-то»? — презрительно фыркнула Гогетта. — Не «что-то», а самое что ни на есть извращение.

— Да ну тебя, — отмахнулась Мариво. — Не нравится, так и не подключайся, никто тебя не заставляет.

— Нет, — решительно отрезал Андерхилл, — никакое это не извращение. Что может быть естественнее нормального, здорового интереса к физической стороне любви? Ноль-пять, и закрываем.

— Ноль-пять, закрываем.

Третий тралмастер включил излучатель, и тут же на поверхности океана появилась поперечная линия, замкнувшая треугольник. Увидев перед собой новую, неожиданную преграду, оборотни растерянно остановились, повернули назад. Третья, замыкающая створка пузырьковой завесы стала медленно двигаться к кораблю — сеть стягивалась. Стрела подъемного крана развернулась, свисавший с нее сачок пошел вниз.

— Скоро твоя, очередь, — сказал Андерхилл.

— Не так уж и скоро, — отмахнулась Гого. — Знаешь, а с тобой легко говорить.

— Спасибо. — Андерхилл внимательно всмотрелся в ее лицо. — А ведь тебя и вправду что-то беспокоит, только что именно?

Того опустила глаза, провела пальцем по рифленой рукоятке пневматического пистолета, сжала ее, отпустила.

— Я боюсь, что это не будет так здорово, как рассказывают. В смысле, теперь, когда они изменили форму.

— Так ты что, ни разу еще не пробовала?

— Я боялась.

— Попробуй, — ухмыльнулся Андерхилл. — Не пожалеешь.

Того немного помедлила, кивнула.

И снова кадры подводной жизни. Оборотни то выскакивали на поверхность, поднимая фонтаны брызг, то ныряли, чтобы ухватить зазевавшуюся креветку и перемолоть ее бритвенно-острыми зубами. Восприятие чиновника ограничивалось изображением на маленьком экране и звуком из паршивеньких динамиков, но даже его захватил бескрайний восторг этих существ.

— О-о! — хрипло протянула Гого. Темно-карие, миндалевидные глаза расширились. — О-о!

Гогетта мыла посуду. Дверь распахнулась, и в комнату влетела Мариво в мокром от дождя плаще, с огромной охапкой цветов.

— У вас мало времени, — сказала она чиновнику, расставляя цветы по вазам, — так что мы вырезали несколько часов и перейдем прямо к Приливу.

Океан ревел. Чуть не вся команда «Атлантиды» высыпала на палубу и столпилась у правого борта. Посмотреть было на что — вода вздыбилась огромным горбом, словно планете надоел старый горизонт и она решила обзавестись другим, повыше. «Атлантида» чуть накренилась и замерла в ожидании, уже подхваченная краем полярного цунами. Сутки назад где-то там, далеко на севере, в океан выплеснулась чудовищная масса растаявшей полярной шапки; огромный корабль шел вверх, легко и плавно, словно игрушка в ладони великана.