Он зевнул, на мгновение открыл глаза и увидел еле тлеющий костер, а за костром — Грегорьяна. Голова волшебника сонно кивала, он все говорил и говорил. А затем он был снова в Лапуте, и оказалось, что он много пропустил.

— Васли. Вы, как я понимаю, знаете Корду. Он способен на убийство, так ведь? Он может убить человека, вставшего на его пути.

Пристальный взгляд безглазой маски.

— Он может быть безжалостным. Но кому это и знать, как не вам?

— Нет, вы мне скажите. Как вы думаете, способен он убить пять человек? Десять? Сто? Убить столько людей, сколько сумеет, пытать их — и все это ни за чем, просто чтобы получить удовольствие, чтобы знать, что он это сделал?

— Чтобы узнать это точно, вам нужно заглянуть в самого себя. — Все тот же голос — ровный, спокойный, без следа эмоций. — Я же думаю, что нет.

Теперь плясуны решили выжечь его череп, превратить серое вещество в серый пепел. И в тот самый момент, когда они набрали силу, взметнулись миллионами хихикающих хромированных блох, чтобы опрокинуть юного волшебника в беспамятство, появился ответ. Нет. Конечно же, нет. Личность, способная на такое, не будет похожа на Корду. Это должен быть гротеск, гиньольный монстр. До неузнаваемости изуродованный своими поступками или хотя бы помыслами. Некто совсем другой.

Он проснулся. Небо начинало уже сереть. Над головой громоздились огромные каменные массы. Спина ощущала мягкое дыхание темных, безжизненных улиц. За краем террасы, внизу, чуть угадывалась плоская, как стол, равнина с ртутными кляксами озер. На горизонте зловеще вспухали обсидиановые облака, змеились причудливые, как корень мандрагоры, молнии. Грома не было. А разве такое возможно? Неужели конец мира придет в полной тишине? Костер превратился в кучку остывающих, припудренных пеплом углей. Голова Грегорьяна свешивалась на грудь, из уголка рта тянулась вязкая ниточка слюны. Через несколько минут волшебник придет в себя, но пока что чиновник был единственной бодрствующей, самоосознающей личностью во всем Арарате. В животе самоосознающей личности стоял тугой, болезненный комок, во рту — словно табун лошадей ночевал.

Сзади, из невидимой, но все же — назло всем солипсистам — существующей глубины темных улиц послышались неуверенные, спотыкающиеся шаги.

Чиновник выпрямился. В Арарате царила мертвая тишина. Разве что прогромыхает по склону кусок коралла, сорванный ветром. Но этот звук был совсем иным, в нем чувствовалась некая целеустремленность. Чиновник развернул, сколько мог, голову и попытался увидеть. Вот вроде бы в черноте улицы пошевелилось что-то еще более черное. А может, и нет. Может, просто почудилось.

Металлический скрежет. И опять движение в темноте, движение неловкое и неуверенное. Что-то там такое было. И оно, это «что-то», направлялось к чиновнику.

Чиновник ждал.

Паукообразное существо двигалось не прямо, а каким-то нелепым зигзагом, непрерывно ощупывая дорогу одной из передних конечностей, словно слепой — тростью. Время от времени оно теряло равновесие и падало.

Сюда, мысленно молил чиновник, сюда; вслух он не произносил ни слова, боясь разбудить Грегорьяна. А может быть, из опасения, что нет тут никакого чемодана, что все это — очередная галлюцинация. Он затаил дыхание. Чемодан приближался.

— Начальник? Это ты, что ли?

Чиновник дотронулся до чемодана; тот узнал генетический портрет хозяина, втянул лапы и рухнул на каменный пол.

— Ну и местность же ты выбрал для прогулок. Все мои органы чувств показывают здесь черт-те что, едва тебя нашел.

— Тише ты, — прошептал чиновник, — А функционировать-то ты можешь?

— Да. Только я ничего не вижу.

— Слушай внимательно. Я хочу, чтобы ты сделал нервный индуктор. Захвати контроль над нервной системой Грегорьяна и парализуй его высшие двигательные функции. Потом поставь его на ноги и прогуляй в штабную комнату. Там должен быть плазменный резак. Принеси резак сюда и освободи меня от цепей.

Грегорьян поднял голову, открыл глаза и тихо, умиротворенно улыбнулся. Его пальцы любовно сомкнулись на рукоятке ножа.

— Запрещенная технология, — сказал чемодан. — Я не имею права изготавливать этот прибор на поверхности планеты.

Грегорьян издевательски фыркнул.

— Выполняй указание.

— Я не могу!

— Великолепная иллюстрация к моим словам.

Грегорьян разжал руку, небрежно откинулся назад. Судя по всему, он имел в виду как раз ту часть рассказа, которую чиновник пропустил.

— У этого устройства почти неограниченные технологические возможности. Ты хочешь освободиться — это ему вообще как два пальца. Но ты не можешь им воспользоваться. И почему? Из-за бессмысленности бюрократического запрета. Из-за этакой культурной неврастении. Это не я сковал тебе руки, это ты сам себе их сковал. Так что скажи спасибо самому себе — никто другой не виновен в твоей неудаче.

— Я приказываю в третий раз. Исполняй указание.

— Ол'райт, — сказал чемодан.

— Да ты, в рот долбаный!..

Чиновник даже не заметил, когда в татуированной руке материализовался нож. Грегорьян взвился, как подброшенный пружиной, но тут же застыл, покачнулся и грузно, с тупым стуком обрушился на каменный пол. Глаза волшебника остекленели, остановились; первые секунды он бился в судорогах, но постепенно затих, осталось только легкое подергивание правой руки.

— А не так-то это и просто, как можно бы… — начал чемодан. — А, ну вот.

Дрожь руки прекратилась. Грегорьян медленно перекатился на бок, на живот, встал на четвереньки.

— Слушай, а через его глаза все отлично видно! — Голова волшебника повернулась в одну сторону, затем в другую. — Ну, я тебе доложу, и местечко.

Трижды Грегорьян вставал на ноги, трижды терял равновесие и падал. В конце концов чемодан признал свое поражение.

— Ну не получается у меня, начальник. Не получается — и все тут.

— А и хрен с ним, — махнул рукой чиновник, — Пусть ползает на карачках.

В запасах запасливого Грегорьяна нашелся и диагност и полный набор терапевтических приборов. Чиновник прогнал свою кровь через очиститель, подмешал к ней умеренную дозу психостабилизатора, умылся и почувствовал себя в тысячу, в миллион раз лучше. Его качало от усталости, однако голова, избавленная наконец и от плясунов, и от сонных токсинов организма, думала ясно и четко. Чиновник взял фляжку, вышел за дверь и тщательно прополоскал рот. Затем он вернулся в комнату и включил телевизор.

— Началось! — орал диктор. — Буквально секунду назад волновой фронт достиг берега! Всем задержавшимся на склоне и в районе Фэна необходимо срочно…

— …Нет, вы только посмотрите, какое это фантастическое зрелище!

— …перебираться в незатопленные районы! Да, фантастическое. Вот он, Божий мир во всей его славе. Гигантская, подобная горному хребту волна надвигается на землю — а из-за нее встает Просперо. Утро нового мира! Спешите, мы вас просим — спешите! Если вы находитесь ниже линии водопадов — спасайтесь, спасайтесь сию же секунду! Это — последняя ваша возможность!

— Начальник? Грегорьян хочет что-то тебе сказать.

— Да неужели?

Чиновник заложил руки за спину и подошел к панорамному окну. Горизонт двигался. Тонкая, медленно наползающая линия, ничего похожего на красоты, демонстрируемые по телевизору. И все же — Приливные Земли тонут. Приливные Земли скрываются под водами Прилива. Равнину устилали ряды поваленных ветром деревьев. Неслышный ветер швырял в звукоизолирующее стекло листья — пурпурные, индиговые, ультрамариновые.

Внизу, в свинячьей лоханке, стоял на коленях Грегорьян. Та же самая углеродная свая, те же самые адамантиновые кандалы, только другой кандальник, тоже не имеющий возможности ни встать, ни лечь. Его нервная система все еще была под контролем чемодана.

— Ладно, послушаем.

— Без моей помощи тебе не спастись, — сказал чемодан. Голосом Грегорьяна.