Пока он говорил, Анжелика высвободилась из его объятий.

— О, монсеньор, не мучайте меня! — в исступлении воскликнула Анжелика.

Она заломила руки и выбежала из комнаты, оставив принца в недоумении.

Как только Анжелике представился случай снова увидеть принца, она убедилась, что последний оказался незлопамятным человеком. В любви он был не так высокомерен, как на поле брани.

— По крайней мере, будьте со мной каждый понедельник у Нинон, где я всегда играю в «ока», — заметил де Конде. — Итак, я рассчитываю на вас каждый понедельник.

Анжелика с робостью согласилась, счастливая тем, что принц засвидетельствовал ей свою дружбу. «Покровительство великого де Конде мне всегда пригодится», — думала она.

Всякий раз, когда Анжелика вспоминала об отеле, она кусала себе губы, но не раскаивалась, что отвергла любовь.

Однажды у Нинон Анжелика услышала фамилию де Сансе.

— Как, вы знаете кого-нибудь из моих родственников? — удивленно воскликнула она.

— Ваша родственница? — в свою очередь удивилась куртизанка.

Анжелика быстро поправилась:

— Я думала о де Сансе. Это наши дальние родственники. О ком именно вы говорите, Нинон?

— Об одной моей подруге, которая вот-вот должна прийти. Она отвратительна, но в ней что-то есть. Ее зовут мадам Фалло де Сансе.

— Фалло де Сансе? — переспросила пораженная Анжелика, глаза у нее расширились, как у разъяренной тигрицы. — И она придет сюда?

— Да, я ценю ее за се злословие и ненависть к людям. Должна же я иметь в салоне зубоскалов, это вносит в разговор немного живости. Но. судя по вашему виду, вы не любите эту Фалло.

— Это мягко сказано.

— Она войдет через минуту.

— Да я с нее шкуру спущу! — не унималась Анжелика. — Нинон, вы не можете знать и вам не понять…

— Дорогая моя, — куртизанка обняла дрожащую Анжелику, — если бы все, кто приходит ко мне, сводили счеты, то я бы присутствовала каждый день на трех похоронах. Будьте умницей. Вы побелели, вам плохо?

— Мне лучше уйти, Нинон.

— Страсть можно умерить всегда, моя дорогая, даже в любви. Хотите совет? Уймите вашу злость. Если вы распалитесь, вам будет еще хуже. Садитесь в кресло и спокойно делайте вид, что ничего не случилось.

— Мне будет очень трудно это сделать, дорогая Нинон, ведь это же моя родная сестра!

— Ваша сестра?

— О, Нинон, нет, что я говорю! Это выше моих сил.

— Нет такого исполнения, которое было бы выше ваших сил, — засмеялась Нинон. — Чем больше я вас узнаю, тем больше мне кажется, что вы способны на все. А вот и мадам Фалло де Сансе. Подождите здесь, в темной нише, и оставьте при себе ваше самолюбие.

Нинон степенно удалилась встречать группу вновь прибывших. Как во сне Анжелика услышала неприятный, каркающий голос сестры, кричавший ей когда-то: «Убирайся, убирайся, жена колдуна!»

Анжелика пыталась забыть этот крик, но не могла. Она подняла голову, рассеянным взглядом оглядела салон и сразу же узнала Ортанс. Сестра была одета в красивое парчовое платье, еще более подчеркивающее ее уродство. Она была хорошо причесана и накрашена.

«Как она подурнела», — подумала Анжелика.

Вдруг Нинон взяла Ортанс за Тэуку и подвела к тому Месту, где стояла Анжелика.

— Дорогая Ортанс, вы давно хотели встретиться с мадам Марен. Наконец вам представилась такая возможность.

Отвратительное лицо Ортанс со сладкой улыбкой на губах повернулось к Анжелике.

— Здравствуй, дорогая Ортанс, — с такой же сладкой улыбкой сказала Анжелика.

Ниной в течение одного момента посмотрела на них, потом удалилась к другим гостям.

Мадам Фалло де Сансе отпрянула так, как будто ее укусила змея. Глаза ее расширились.

— Как, это ты, Анжелика? — прошептала она трясущимися губами.

— Да, моя дорогая, садись. Почему ты так удивилась? Ты думала, что я умерла?

— Да! — помимо воли вырвалось у сестры. Ее голос был похож на шипение змеи, брови сдвинулись, рот сжался в узкую полоску.

«Такая же безобразная, как и в далеком детстве», — подумала Анжелика.

— По мнению всей нашей семьи, лучше бы ты умерла, — выдавила Ортанс.

— А я не придерживаюсь мнения семьи по этому поводу, — весело сказала Анжелика.

— Мы уже забыли про тебя, — продолжала Ортанс, — и вдруг ты снова появляешься, чтобы опять вовлечь нас куда-нибудь.

— Не бойся, Ортанс, — теперь уже грустно заметила мадам Марен. — Меня знают отныне под именем мадам Марен.

Сестра с новой силой набросилась на Анжелику:

— Ты ведешь скандальный образ жизни и занимаешься коммерцией, как мужчина. Ты опять хочешь нас опозорить. Единственная женщина в Париже продает шоколад, и это моя сестра.

Анжелика пожала плечами. Причитания сестры не трогали ее. Потом она спросила:

— Сестра, а что с моими крошками?

Мадам Фалло с глупым видом посмотрела на нее.

— Да-а, два моих «ангелочка»? Я их поручала тебе, когда меня гнали отовсюду, как бешеную собаку. — Она увидела, как сестра приготовилась к обороне.

— Да, уже время рассказать тебе о твоих сыновьях. — Ортанс всхлипнула в кружевной платочек. — Ты еще думаешь о них? Ну и мать!

— Я вижу, сестра, дела у тебя идут хорошо. На тебе такие драгоценности. Ну, расскажи мне о моих крошках. Что с ними? Они у тебя?

Мадам Фалло скривилась.

— Нет, я их давно уже не видела. Я оставила их у кормилицы. Но мне нечем было заплатить ей…

Анжелика перебила:

— Но ведь они уже большие. Что с ними стало? — продолжала она ломать комедию.

Вдруг лицо Ортанс перекосилось.

— Я не знаю, как тебе объяснить, — промямлила она. — О, это ужасно! Их забрала цыганка. — Ортанс всхлипывала, губы ее дрожали.

— Как же это случилось? — Анжелика приняла растерянный вид.

— Я была в деревне и узнала об этом у кормилицы. Ничего невозможно было сделать, так как это случилось за полгода до моего приезда.

— Как, шесть месяцев ты не была у детей? Ты не платила кормилице?

— Нам самим не на что было жить, — продолжала причитать мадам Фалло, — после скандального процесса твоего мужа Гастон потерял всех клиентов. Мы даже переехали в другой район Парижа и продали дом. Как только смогла, я побывала у кормилицы, которая рассказала мне об этой драме. Однажды цыганка, одетая в лохмотья, вошла во двор кормилицы и сказала, что это ее дети, но так как кормилица воспротивилась, она пригрозила ей ножом. Я даже дала кормилице деньги для успокоения нервов.

— Конечно, кормилица преувеличивает. Я не была в лохмотьях и не угрожала ей ножом, — спокойно сказала Анжелика.

— Да, с тобой можно попасть в любую историю, — воскликнула Ортанс и резко вскочила. — Ты… ты… Прощай!

Она выбежала из салона, опрокинув табуретку.

В тот же вечер мадам Марен и принц Конде играли в «ока». Эта партия привлекла внимание и нищих, и богатых, она всполошила весь Париж.

Обычно в карты садились играть с наступлением сумерек, когда приносили свечи. В зависимости от ставок игроков игра могла продолжаться три-четыре часа, потом ужин, и гости разъезжались по домам. В игре участвовало несколько человек. Играли по-крупному, первый круг обычно выбивал неимущих игроков.

Игра была в самом разгаре, когда мадам Марен, которая все время думала о разговоре с сестрой, заметила, что у нее завязалась игра с принцем Конде, маркизом де Тианжем и президентом Коммерсоном. Вот уже несколько минут она вела игру и была в выигрыше.

— Сегодня вам везет, мадам, — заметил маркиз де Тианж с гримасой досады на лице. — Вы держите нас в руках и, как мне кажется, не хотите выпускать игру. Я никогда не видел, чтобы игрок держал ставку так долго. Не забудьте, мадам, что если вы проиграете, вы должны будете заплатить всем выигравшим то, что вы выиграли. Скоро время остановится, мадам. У вас будет право выбора.

Президент Коммерсон запротестовал:

— Зрители вообще не имеют права подсказывать, — возмутился он, — или я прикажу всех вывести из зала.