Капитан и его солдаты неодобрительно посматривали на ничем не прикрытое лицо Лидии.

Поскольку Эшер был явно ранен и сам идти не мог, солдаты положили его на извлеченный из руин византийского дворца длинный ставень и понесли по кривым улочкам. Когда добрались до полицейской префектуры, что напротив Айя-Софии, муэдзины возгласили наступление дня. Лидия долго доказывала полицейским, что она супруга Джеймса, предъявляла обручальное кольцо и убеждала сержанта дать ей возможность позвонить в Британское посольство. Однако телефонная станция по случаю мятежа была парализована.

Слава Богу, их поместили не в подвал, а в душную комнату на верхнем этаже и послали в Пера гонца с письмом. Турецкий врач, появившийся к полудню, беспрерывно бормоча что-то себе под нос, перебинтовал разорванную правую руку Джеймса, вправил плечевой сустав, налепил на ребра клейкий пластырь и, пересыпав все, что мог, порошком базилика, вкатил дозу новокаина и веронала. Потом взглянул на Лидию и предложил ей успокаивающее. Поблагодарив, она приняла лекарство, понимая, что странное чувство отстраненности – просто результат шока.

Я это сделала, – думала Лидия, глядя на лицо спящего рядом с ней мужчины – небритое, в синяках, невероятно бледное, с засохшей кровью по краям пластыря на горле.

Я спасла его Так или иначе…

Я нашла его. Он не погиб.

Но если бы она с самого начала до конца понимала, что ей предстоит, этого чуда не произошло бы…

Счастье обволакивало ее подобно теплым мыльным пузырькам: Джеймс был рядом, он дышал… Лидия осмотрела раны на шее мужа. Эшер спал так крепко, что даже не пошевелился. Раны напоминали его старые парижские шрамы, но края их не были припухшими, как случается, когда вампиры высасывают из своей жертвы кровь.

Успокоившись, она погладила ему волосы, потом привалилась плечом к стене и наконец-то выплакалась вволю. После чего немедленно уснула.

Примерно через час капрал принес им еды (хлеб, мед, белый козий сыр и чай), а также обмундирование рядового турецкой армии – для Джеймса, который все еще спал. Одежда его была свалена в углу и источала трупный запах. Лидии капрал предложил местную женскую одежду, в том числе и покрывала, под которыми надлежало прятать лицо.

– Жена… – сказал он с неловкой усмешкой и указал на рваный, испятнанный кровью наряд Лидии. – Нехорошо… Это лучше. – Капрал протянул покрывало и снова осклабился. Судя по возрасту, сам еще женат не был.

Одно покрывало Лидия накинула на дверной глазок, другое – на окошко. Затем переоделась, с наслаждением содрав с себя платье, пропитанное кровью и запахом горелой плоти. Сейчас ей казалось, что она ни разу ни за что больше не прикоснется к зеленому вечернему наряду, хотя в глубине души сознавала: пройдет совсем немного времени – и она отдаст что угодно за образец крови вампира. А не попробовать ли договориться с местными властями, чтобы они позволили ей взглянуть на сгоревшие останки?..

Скорее всего не получится. Поев и немного поспав, Лидия почувствовала себя гораздо лучше и, несмотря на ужасающие воспоминания о синем пламени, нечеловеческом визге и треске горящей плоти, уже сожалела об отсутствии блокнота.

Исидро…

Сердце сжалось. Сумел ли он уцелеть? Мятежники убрались до рассвета, но смог ли он подняться? Смог ли найти укрытие?

Ей вспомнились слова Гелге Курта о том, что раненому вампиру необходимо подкрепиться. На ночных улицах во время мятежа жертву найти нетрудно. Лидия закрыла глаза, не желая думать о невинных людях, поплатившихся жизнью в эту ночь.

Она вспомнила Исидро, волчьим броском настигшего на лестнице Гелге Курта, и поразилась, как долго он держал невзначай данное ей слово.

Теперь он вправе делать что хочет.

Эрнчестер мертв. Кароли – в Константинопольском морге.

Джейми жив.

Иное, позабытое тепло… – слабым эхом отозвался в памяти шепот вампира.

Неужто он и впрямь почувствовал в ней этот притягательный жизненный огонь? Или просто, как положено в сонетах, прибег к противопоставлению, сравнив тепло крови с теплом ее волос и губ?

Она не знала. И не хотела знать. Странная рана оживала теперь в ее душе, когда Лидия вспоминала об Исидро. Темное желание, не похожее ни на страсть, ни на любовь, оно пугало, оно было несовместимо с ее жизнью. Единственное, чего хотела Лидия, – это просыпаться каждое утро в объятиях Джейми.

Когда Исидро после нападения Гелге Курта внес ее на руках в дом…

Лидия отринула воспоминание и, прижавшись к мужу, уплыла в сон.

На закате Эшер вздрогнул, услышав крик муэдзинов Айя-Софии, призывающий правоверных на молитву. Испуганное его движение разбудило Лидию. Джеймс судорожно сжал ее руку почти до боли.

– Я уже и не надеялась найти тебя.

– Найти меня?.. – повторил Эшер. Голос его был тих и хрипловат. – Да я поседел бы, если бы узнал о том, что ты меня ищешь.

Лидия рассмеялась – несколько нервозно – и коснулась серебряной нити в его коричневой шевелюре.

– Прости меня. – Она откинула назад массу своих рыжих волос и потянулась за лежащими на полу очками. – Боюсь, что я все делала не так, но я старалась. Никогда не снимала цепочек, не расставалась с револьвером, никуда не ходила одна… ну, как правило. Не то чтобы это сильно мне помогло, и тем не менее…

– Ты все сделала верно. – Эшер погладил щеку жены. – Иначе и быть не могло…

Лидия хотела возразить, но он закрыл ей рот поцелуем. Кто-то постучал в дверь, и мужской голос позвал на плохом французском:

– Мсье Эш? Мадам? Тут за вами пришли из Британского посольства сэр Бернуэлл Клэпхэм и его леди…

Когда Эшер и Лидия вышли из посольской кареты, дом на рю Абидос встретил их темными окнами.

– Полагаю, бедная мисс Поттон еще разыскивает вас, – заметила леди Клэпхэм, пока Лидия отмыкала ворота. – Сами мы не рискнули вчера отправиться сюда до рассвета, иначе наш экипаж был бы атакован мятежниками. Но около девяти мы послали сюда человека, и он сказал, что дом заперт. Наверное, мисс Поттон начала поиски с того же, с чего и мы: проверила все городские больницы. В полицейские участки мы обратились лишь к вечеру.

– Стало быть, вы не получили послания? – спросила Лидия. В местном национальном платье и с непокрытой головой она напоминала явившуюся на маскарад школьницу. Эшер в форме цвета хаки и с правой рукою на перевязи смахивал на раненого фронтовика.

– Господи, а вы что-то посылали? – Жена атташе покачала головой. – Нас не было весь день, дитя. Видимо, мы найдем письмо под дверью, если эти мужланы из префектуры вообще удосужились отнести его по адресу.

Гремя колесами, экипаж канул во тьму. Лидия вздрогнула. Дом выглядел неприветливо. Сначала она решила, что мадам Потонерос с дочерьми отбыли отсюда утром, как только Маргарет их отпустила, однако плита в кухне была холодна. Стало быть, ушли они еще раньше. Лидия чиркнула спичкой и зажгла лампу на маленьком столе, пытаясь сообразить, где проживает их хозяйка: в Пера или в Стамбуле, по ту сторону Рога. Мятеж начался с Галаты, где солдаты убили почти дюжину армян. По дороге сюда Лидия видела патрули на каждом перекрестке.

Черный ход кухни был не заперт. Хозяйка с дочерьми вполне могла бежать этим путем, услыхав шум схватки у подножия холма.

– Я надеюсь, Маргарет не учинила какую-нибудь очередную глупость. – Вернувшись в зал, Лидия подняла лампу повыше. – Мне жутко представить, как она пытается торговаться с турецким возницей или…

Эшер, разглядывавший что-то лежащее на столе, выпрямился. В руке у него была связка чеснока.

– Тут их штук пять, – сказал он. – И ни одного на окне.

– Их могла снять мадам Потонерос, – сказала Лидия, но внутри у нее все похолодело.

– Может быть. – Они взглянули друг на друга и поднялись по лестнице.

Замерев на пороге спальни, Лидия вскинула лампу, осветив открытые решетки окон, брошенные в угол обереги и недвижное тело в постели.

Эшер тут же снял руку с плеча жены, подошел поближе. Лидия поставила лампу и с помощью провощенного фитилька зажгла оба ночника. Света стало больше, но в углах комнаты по-прежнему таилась тьма.