Мекхит, Турция

Кромешная тьма окружала ее со всех сторон. Было трудно дышать. Пальцы судорожно цеплялись за обломок бетона, завалившего выход. Он был слишком тяжелым, и ее попытки сдвинуть его с места ни к чему не привели. Горло нестерпимо болело — так долго она звала на помощь. Но никто так и не услышал ее.

— Эй, есть кто-нибудь живой? — раздался вдруг чей-то голос.

— Я здесь! — Из ее горла вырвался сдавленный хрип. — Помогите мне!

— Я уже два часа слышу твои крики и пытаюсь тебе помочь. — Послышался скрежет бетонных обломков. — Ты ранена?

— Вроде бы нет. — Она не была уверена. Чувство безысходности оказалось сильнее ощущения боли. — А что случилось? Взорвался гараж?

— Хуже, — ответил мужчина. — Землетрясение. Рухнула гостиница. Мы уже восемь часов ведем раскопки, спасаем живых.

Только несколько часов… Ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как на нее обрушилась темнота.

— Там есть еще кто-нибудь?

— Нет, я здесь одна.

— Эй, я плохо тебя слышу. Говори громче. Как тебя зовут?

Какое имя стояло в ее последнем паспорте?

— Анита, — вспомнила она.

— А меня Гейб. Теперь постарайся прикинуть, на каком расстоянии от двери ты была во время обвала?

— Близко.

— Но насколько близко?

— Примерно три фута.

— Тогда мы скоро освободим тебя. Держись!

Держаться, правда, было не за что! Кругом непроглядная тьма и острые обломки камня.

— Вы не могли бы поскорее? Я боюсь.

— Тебе нечего бояться.

— Это вам нечего бояться, на вас же не обрушилась гостиница! — закричала она в ярости.

Последовала пауза.

— Извини. Ты права. Я понимаю, тебе страшно. Потерпи. Постарайся не думать о плохом. Ты американка?

— Нет.

— А говоришь, как американка.

— Я испанка. Моя мать была англичанкой.

— А я американец. Из Техаса. Родился и вырос в Плано. Знаешь, где это?

— Нет.

— Это небольшой городок рядом с Далласом. Почему ты молчишь?

— Я слушаю. Не могу же я говорить и слушать одновременно.

Внезапно она почувствовала поток свежего воздуха и увидела узкий просвет между обломками.

— Вы уже близко. Я вижу свет. Слава богу!

До нее доносились приглушенные голоса. «Что-то не так», — в отчаянии подумала она.

— Анита! — окликнул ее Гейб. — Мы наткнулись на большой кусок металла. Он перекрыл выход. Надо идти за помощью.

— И ты бросишь меня? — запаниковала она.

— Ненадолго. Я скоро вернусь.

— Ладно, я подожду.

Опять послышались обрывки разговора.

— Не волнуйся, я останусь с тобой, — успокоил ее Гейб и просунул руку в расщелину. — Вот, держись.

Она потянулась и крепко схватила руку.

Ее сердце перестало так биться.

— Все в порядке? — тихо спросил Гейб.

Рука была сильной и надежной, с небольшими мозолями на ладони и с длинными пальцами.

— Извини, что я сорвалась. Вообще-то я не трусиха.

— Но не каждый же день на тебя обрушивается гостиница, — повторил он ее слова. — Так что я тебя понимаю. Сам бывал в таких ситуациях.

Она сильнее сжала его руку:

— Тут как в гробу.

— Но ты же знаешь, что ты не в гробу. При дневном свете все это выглядит, как куча мусора.

— И я — часть этого мусора, — нервно рассмеялась она.

— Никакой ты не мусор. Ты живой человек, и сейчас главное — вытащить тебя оттуда.

— А что ты делаешь в Мекхите? — спросил он, пытаясь отвлечь ее.

— Я здесь на каникулах.

— На каникулах? А в каком колледже ты учишься?

— Ни в каком. Я еще маленькая.

— Сколько же тебе лет?

— Четырнадцать.

— Тогда что же ты делала одна в гостиничном гараже в три часа ночи?

Она не могла придумать убедительный ответ, поэтому задала встречный вопрос:

— А ты что здесь делаешь?

— Я журналист. Остановился в этой гостинице. Сидел в баре, когда началось это светопреставление. Мне повезло — я успел выбежать на улицу прежде, чем гостиница рухнула, как карточный домик. Весь город сейчас в руинах.

Она вспомнила, что Эван должен ждать ее в машине на улице, если, конечно, с ним все в порядке. Но он всегда говорил, что у него девять жизней. Да и сама она не раз была свидетелем, как он практически воскресал из мертвых.

— Кажется, пришла помощь, — услышала она. — Оглянуться не успеешь, как мы тебя вытащим.

Он начал постепенно отпускать ее руку.

— Нет! Не уходи.

— Я не брошу тебя. — Его рука снова сжала ее ладонь. — Видишь, я с тобой, я никуда не уйду.

— Это слишком опасно, — сказал Эван, не глядя на нее. — Я умываю руки.

— Ничего не выйдет, — ответила Ронни, стараясь не поддаваться панике. Она знала — малейшее проявление неуверенности или слабости с ее стороны, и он откажется от намеченного плана. Он брался за дело только тогда, когда видел ее абсолютную решимость. — Даже не думай, Эван.

— Нам не освободить Фолкнера. Нас обоих убьют.

— Тебе вообще не надо быть там. Ты должен будешь расплатиться со всеми, а потом ехать к границе.

— Если они догадаются, что я замешан, от меня не отстанут. Этих парней не так-то легко одурачить. — Он нахмурился. — Не понимаю, как я вообще позволил тебе втянуть меня в это.

— Пойми, мы — его последняя надежда, — в отчаянии воскликнула она. — Переговоры провалились. Теперь они убьют его, если мы не поможем.

Эван покачал головой:

— Не думаю, что убьют. Он слишком важная шишка. Все, начиная с ЦРУ и заканчивая прессой, не спускают с него глаз. Правительство возобновит переговоры. Ты мне сама говорила, что все возмущены этим похищением. Политики пойдут на уступки под давлением общественности.

— Может оказаться слишком поздно.

— Но мне-то какое дело? — взорвался он. — Меня это совершенно не касается. Ты можешь хоть молиться на своего Фолкнера, но мне он — никто. Я не обязан заниматься этим.

— Нет, обязан.

— Ты говоришь так, словно я виноват в его похищении, — мрачно сказал Эван. — Не надо взывать к моей совести. У меня ее нет. Ты не можешь изменить меня, и я не буду потворствовать твоим прихотям.

Ронни хорошо знала Эвана, но на этот раз не могла позволить ему уйти, не исправив то, что он натворил.

— Он незаурядный человек, Эван. Он должен жить. Обещаю, что никогда больше ни о чем не попрошу тебя.

На лице Эвана появилась озорная мальчишеская улыбка.

— Как же! Так я тебе и поверил. Как только тебе понадобится сделать очередной репортаж, ты сразу прибежишь ко мне и будешь ходить по пятам, как в детстве.

Она улыбнулась:

— Может быть. Но ты же можешь сделать это! Что тебе стоит? Ты практически ничем не рискуешь.

— Почему ты такая упрямая? Ты ведь даже не знаешь его. — Он уставился на нее. — Или знаешь?

— Я уже говорила тебе, что незнакома с ним.

— Говорят, он известен как большой знаток женщин, — хитро заметил Эван. — Я подумал, может он наконец объяснил тебе, что заниматься сексом гораздо интереснее, чем фотографировать.

— Это для тебя, — огрызнулась она. — Гейб Фолкнер — легендарная личность. Мне необязательно знать его лично, чтобы понимать это. Кто еще мог добровольно сдаться Красному Декабрю — этой кучке фанатиков, чтобы спасти двух своих репортеров?

Эван в изумлении уставился на нее.

— Я знал, что ты боготворишь его, но не настолько же! Мне казалось, что я воспитал в тебе больше здравого смысла.

— Мне необходимо сделать репортаж о побеге Фолкнера, — твердо сказала Ронни. — Любой фотожурналист рискнул бы своей шкурой ради этого.

— Тебе повезет, если ты уйдешь оттуда живой.

— Я попробую.

— Ты просто безумная. Фолкнер после пыток будет не в лучшей форме. Он не сможет тебе помочь.

— Ты недооцениваешь его.

— Ну, не знаю. Может, ты и права. Мохамед говорил, что он крепкий парень.