— Даже о тебе?

— Он мой друг, а не нянька. К тому же, я бы все равно не сказала ему об этом.

— Почему?

— Потому что это мое дело…

Она остановилась, заметив, как сузились его глаза. Черт! Она чуть не проговорилась. Фолкнер, казалось, обладал удивительной силой, которая заставляла невольно признаваться в том, о чем она вообще не собиралась говорить.

— А ты молодец, — сказала она. — Я слышала, одно время ты был лучшим репортером. И вообще, ты напоминаешь мне Джеда. У него такая же способность вызывать людей на откровение.

— Это не всегда получается. — Он помолчал. — Вот ты пока ускользаешь от меня.

— Я? — Она пожала плечами. — Меня видно насквозь. Спроси Джеда.

— Джеда здесь нет, — мягко сказал Гейб. — К тому же, даже у таких кристально чистых людей, как ты, всегда есть, что скрывать.

Ронни весело рассмеялась, откинув назад голову:

— Господи, мне это нравится! Ты говоришь так, словно я какой-то загадочный персонаж. Просто Мата Хари!

Его взгляд упал на пульсирующую жилку у нее на шее.

— У тебя очень красивая шея.

Ронни замерла. Ее непринужденность и уверенность тут же исчезли. Гейб продолжал с улыбкой смотреть на нее. Стало тяжело дышать. Пальцы дрожали, карты были готовы вот-вот выпасть из рук. И Ронни бросилась в атаку:

— А тебе известно, что Мора Ренор разыгрывала безутешную любовницу, пока ты находился здесь? Она даже обвязала каждое дерево в своем поместье в Беверли-Хиллз желтой ленточкой.

— Правда? — Гейб улыбнулся. — Меня это не удивляет. Мора умеет использовать любую ситуацию, чтобы привлечь к себе внимание прессы.

— И тебе все равно?

— А почему должно быть иначе? У нее — свои цели, у меня — свои. И тем не менее, у нас были некоторые общие интересы.

— Я полагаю, ты имеешь в виду постель? — сухо поинтересовалась Ронни. — Я слышала, что вы помолвлены?

Улыбка исчезла с его лица.

— А вот это мне уже не безразлично. Я не люблю ложь. — Он посмотрел ей в глаза. — Что-нибудь еще?

— Ты о чем?

— У тебя в запасе больше не осталось историй о моих похождениях?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Все ты прекрасно понимаешь. Самая лучшая защита — нападение, а самая доступная тема для обсуждения — личная жизнь.

— Только не твоя. — Она встретилась с ним взглядом. — Ты ведь никого не подпустишь к себе, разве не так?

Гейб застыл. Ронни задела его за живое.

— Конечно, у тебя много друзей, — продолжала она, — но нет постоянной подруги. У меня есть собственная теория по этому поводу.

— Умираю от любопытства.

— Ты относишься к своим подчиненным, как к родственникам. Они тебе и заменяют настоящую семью.

— И почему же я это делаю?

Ронни нахмурилась:

— Не знаю, мне надо подумать.

— Я надеюсь, ты мне сообщишь результаты своих размышлений?

— Боже, какой ты вспыльчивый. Между прочим, не я начала этот разговор.

— Ты права. Мне не нужно было начинать этот спор. А ты, оказывается, интересный соперник, Ронни.

— Я просто делаю то, что считаю нужным. — Она открыла свои карты. — Я выиграла.

— Поздравляю.

— Послушай, я действительно не хотела вмешиваться в твою личную жизнь. Мне просто показалось, что это…

— Способ защиты?

— Да. Ты задавал слишком много вопросов.

— Но это единственный способ узнать что-нибудь о другом человеке.

— Я знаю Джеда уже шесть лет, но он никогда ни о чем меня не спрашивал. Он принимал меня такую, какая я есть.

— Значит, он полностью лишен чувства любопытства, что довольно странно для журналиста. Ну хорошо, я прекращаю задавать вопросы. Ответь только на последний.

— Какой? — осторожно спросила Ронни.

— Ничего личного. Я просто хочу знать, почему ты приехала за мной.

— Мне понравилось твое лицо.

— Прости, что?

— Где бы я ни видела твои фотографии, твое лицо рождало во мне чувство надежности. Я не видела никого, кто бы выглядел таким сильным и уверенным в себе, как ты. К тому же, я слышала о том, как ты заботишься о своих людях. Мне это очень понравилось.

— Господи, только этого мне недоставало.

— Ну что, что я такого сказала? Ты ведешь себя так, словно я тебя оскорбила.

— Ты относишься ко мне, как к отцу.

— Глупости, у меня уже есть отец.

— Ах, да, тот самый Эван, — мрачно произнес Гейб. — Когда я с ним увижусь?

— Никогда. Он уже уехал из Саид-Абабы.

— И оставил тебя одну? Похоже, твой отец не очень-то заботится о тебе. — Он сжал губы. — Так вот, запомни, я не собираюсь становиться вашим папочкой. В конце концов, мне только тридцать семь, и я не готов удочерять взбалмошного ребенка.

— Ты что, совсем рехнулся? Да мне от тебя ничего не нужно. Все, о чем я тебя прошу, так это не делать глупости, от которых мы оба можем пострадать, — воскликнула Ронни. — И потом, я уже не ребенок, и мне не нужно, чтобы меня опекали.

— Ну ладно, ладно. — Гейб протянул руку, пытаясь остановить поток ее слов. — У меня нет никакого права осуждать тебя, ведь ты спасла мне жизнь. Извини меня. Давай забудем об этом.

Но Ронни не могла успокоиться.

— Пойми, — снова начала она, — нет ничего плохого в том, что тебе нравится чье-то лицо.

— Конечно, нет, — устало согласился Гейб. — И вообще, я должен радоваться. Никогда еще никто не жертвовал своей жизнью ради моей физиономии.

Ронни задумалась. Много ли она знала о Гейбе Фолкнере? А вдруг она не только оскорбила его мужское эго, но нанесла и более глубокую рану? Она почувствовала необходимость загладить свою вину.

— У тебя лицо, а не физиономия. Его нельзя назвать красивым, но в нем есть характер.

— Не забудь сказать о чувстве надежности.

Ронни удрученно вздохнула:

— Поскорее бы уж Фатима принесла нашу одежду.

— Зачем? Я уже привык к своей наготе. Или я шокирую тебя?

Ронни сделала вид, что не заметила насмешки.

— Ты разрешишь мне сделать снимок?

— Снимок?! — Гейб удивленно вскинул брови. — Куда же девалась твоя девичья скромность?

— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду. Я хотела сделать несколько фотографий, пока мы торчим здесь. Я не сделала ни одного снимка с того момента, когда ты побежал по улице.

Гейб с удивлением посмотрел на нее.

— Ты что, хочешь сказать, что снимала все с самого начала побега?

— Конечно. Но мне пришлось остановиться. Все происходило слишком быстро, а жаль.

— Полагаю, мне стоит поблагодарить тебя за то, что ты посчитала мою жизнь важнее удачного снимка.

— Не говори глупости. Я прекрасно знаю, что важнее. И все же, — мечтательно продолжила она, — могло получиться очень здорово. Столько событий. Ну ничего, я еще поснимаю.

Она достала фотоаппарат.

— Не сейчас. Я предпочитаю, чтобы на фотографиях меня украшало не только чувство собственно достоинства, но и кое-что из одежды. Понимаю, тебе не терпится утолить свою страсть, но придется подождать. Хотя, если бы ты согласилась утолить мою страсть, я бы пошел тебе навстречу.

Ронни покраснела.

— Я лучше подожду.

— Жаль, — ответил он.

В его голосе, в его позе была какая-то особенная чувственность. Ронни ощутила, как напряглась ее грудь под полотняной простыней, обмотанной вокруг тела. Что с ней в самом деле происходит?!

— Перестань, — резко ответила она. — Я не понимаю, почему мужчины считают, что все споры с женщиной должны заканчиваться в постели.

— Это совершенно не обязательно, но может быть интересно.

Она скорчила гримасу.

— Вот видишь, ты такой же, как и все.

— И кто эти «все», позволь полюбопытствовать? — В его голосе чувствовалось раздражение.

— Тебя это не касается. — Она неопределенно махнула рукой, решив сменить тему. — Это очень хороший фотоаппарат.

— Я не сомневаюсь, что у тебя замечательный фотоаппарат, но он меня не интересует. Не волнуйся, я не собираюсь снова затевать спор. Просто мне хотелось бы прояснить несколько вещей. Прежде всего я не собираюсь исполнять роль твоего отца. Во-вторых, у меня нет привычки ложиться с женщинами в постель, чтобы снять стресс или выиграть спор. Я всегда воспринимал секс исключительно как форму наслаждения и считал, что заниматься им надо умело и с удовольствием. У меня действительно не было женщины уже больше года. Я изнемогаю от желания. Но мне не нужна ни одна из женщин Фатимы. Я предпочитаю подождать, пока не найду действительно желанную партнершу. — Он помолчал. — Сказать, что произойдет, когда я встречу такую женщину?