…Когда в 1836 г. в Париже скончалась одинокая пожилая англичанка Шарлотта Аткинс, последние два десятилетия проживавшая во французской столице, эта смерть не привлекла ничьего внимания. Лишь уже в начале нашего столетия упомянутому Барбе удалось благодаря счастливому случаю получить доступ к переписке этой иностранки, о которой до того времени было известно лишь одно: она поддерживала связи с одним из руководителей шуанов — Луи де Фротте. После смерти Ш. Аткинс ее корреспонденция мирно покоилась в нотариальных архивах, пока эти документы не попали в руки Ф. Барбе, подведшего итоги их изучения в книге «Друг Марии-Антуанетты мадам Аткинс и тюрьма Тампль» (Париж, 1905 г.). Барбе излагает биографию Шарлотты Аткинс (ее девичья фамилия Уолпол; возможно, она была родственницей премьер-министра Роберта Уолпола). В молодые годы она выступала на сцене знаменитого лондонского театра «Дрюли Лейн». В предреволюционное десятилетие леди Шарлотта была принята при версальском дворе и попала в ближайшее окружение Марии-Антуанетты. Осенью 1789 г. Аткинс переехала в Лилль, где сблизилась с лейтенантом де Фротте. После падения монархии во Франции 10 августа 1792 г. поместье Аткинсов Кеттерингем стало центром, где строились планы организации бегства королевской семьи из Тампля. Наряду с самой Шарлоттой Аткинс его участниками стали Луи де Фротте, бывший судебный чиновник из Бретани Ив Жиль Кормье, журналист Жан Габриэль Пельтье и «трансильванский дворянин», бывший австрийский офицер и явный авантюрист Луи д'Ауервек.

Шарлотта Аткинс доказала, что обладает недюжинной настойчивостью и отвагой. Летом 1793 г. она тайно приехала в Париж и, подкупив с помощью роялиста шевалье Жаржайе двух служащих Тампля — Лепитра и Тулана, пыталась организовать бегство королевы. План сорвался из-за нерешительности одного из его участников. Тем не менее Ш. Аткинс, вероятно, уже после перевода королевы в тюрьму Консь-ержери, подкупив одного из чиновников Коммуны, сумела проникнуть в камеру королевы и предложила ей обменяться платьем и бежать. Королева отказалась от предложенной ей попытки бегства. Впрочем, нельзя считать вполне доказанным, что этот эпизод имел место, хотя он выглядит вероятным на основании анализа корреспонденции Аткинс и других документов. (Возможно, существует какая-то связь между этим эпизодом и так называемым «заговором гвоздики». Если это так, то тем самым устанавливается прямая связь между Щ. Аткинс и агентурой барона Батца, в том числе между шевалье де Ружвилем и чиновником Коммуны Мишонисом.)

После возвращения в Англию Ш. Аткинс сосредоточила усилия на организации бегства дофина, и эти усилия, относящиеся к самому концу 1793 г. и первой половине 1794 г., представляют наибольший интерес, хотя они продолжались и после 9 термидора вплоть до середины 1795 г., когда было официально объявлено о смерти Шарля Луи. Главными исполнителями планов Аткинс стали де Фротте и юрист Кормье, стремившийся играть первую скрипку среди заговорщиков. На этой почве возникло его соперничество с де Фротте, которое постепенно вконец испортило отношения между двумя ближайшими сообщниками Шарлотты Аткинс. Главным агентом организации Аткинс в Париже стала жена Кормье Сюзанна Розали, урожденная Батлер, дочь графа Жана Батиста Батлера, богатого плантатора с острова Сан-Доминго. По словам Ф. Барбе, изучавшего переписку заговорщиков, это была «личность абсолютно надежная, активная, предприимчивая, призванная к тому, чтобы блестяще служить осуществлению планов лондонских роялистов».

Для того чтобы избежать подозрений, мадам Кормье, ссылаясь на длительное отсутствие мужа, считавшегося эмигрантом, возбудила дело о разводе. Этот развод — чисто фиктивный — был официально признан уже в ноябре 1794 г., а до того времени много воды утекло. На протяжении первых недель 1794 г. именно мадам Кормье передавала в Лондон подробную информацию об организации охраны Тампля, о тюремных надзирателях и другие сведения, в которых нуждались заговорщики. Письма пересылались, разумеется, не прямым путем. В то время существовали многочисленные тайные каналы, через которые информация в кратчайшие сроки доставлялась через Ла-Манш. Тем не менее нам остаются неизвестными пути, по которым сообщения мадам Кормье поступали к ее мужу, доставлявшему их в поместье Кеттерингем. В конце марта 1794 г. Кормье получил известие об аресте жены (которая еще не успела возбудить дело о фиктивном разводе), временно исчез главный источник информации для заговорщиков, но Кормье сумел наладить получение известий от других агентов. (Супруга Кормье была через некоторое время выпущена на свободу.) На содержание разведывательной сети, на покупку судна, которое было приобретено с помощью французского эмигранта барона де Сюзанне и курсировало поблизости от французского побережья, Аткинс затратила большую часть семейного состояния. (В марте 1794 г. умер ее муж, и она могла, видимо, еще более свободно распоряжаться своими средствами.) Тем не менее письма Кормье заполнены были настойчивыми требованиями денег, перемежающимися с извинениями за такую настойчивость, разъяснениями, что без дополнительных трат сорвется все дело, учитывая те трудности, с которыми сталкиваются роялистские агенты. Барбе в целом очень высоко оценивал душевные качества Кормье, считая, что этот немолодой толстяк-бретонец «сразу же возбуждал доверие у всех увидевших его в первый раз». Если бы кто-либо другой писал эти письма, полагает Барбе, то они могли бы вызвать недоверие, но то, что мы знаем о Кормье и о последствиях его действий, заставляет отвергнуть подозрения. Однако такого доверия к искренности Кормье отнюдь не ощутил другой исследователь, занявшийся более чем полвека после Ф. Барбе архивом Шарлотты Аткинс, — уже известный нам французский адвокат и историк, академик М. Гарсон. Но об этом позднее. Здесь же отметим, что переписка Ш.Аткинс свидетельствует о знакомстве ее — со слов Кормье — с планом подмены дофина другим ребенком как первого этапа похищения (плана, которого она не одобряла). Ф. Барбе считает аутентичными уже упоминавшиеся выше письма Лорана. Надо заметить, что эти письма содержат сведения, очень напоминающие те, которые фигурируют в донесениях Кормье, тем самым как бы свидетельствуя об их подлинности. Истинность сведений, сообщавшихся Кормье, подтверждается письмами Лорана. В свою очередь, их аутентичность доказывается тем, что они сообщают те же сведения, что и содержащиеся в донесениях, получаемых Шарлоттой Аткинс от Кормье. (Ведь маловероятно, что с их содержанием мог быть знаком фальсификатор, сочинивший письма через 30 лет после смерти Кормье, скончавшегося в 1805 г.)

31 октября 1794 г. Кормье сообщил Ш. Аткинс, что, по его сведениям, «хозяин и его собственность спасены[27]». Это совпадает с содержанием письма Лорана от 7 ноября, в котором говорится о подмене дофина немым ребенком. Вместе с тем Кормье лишь через две недели сообщил эту новость де Фротте, при этом категорически отказавшись назвать имена своих агентов. Кормье добился того, что и Ш. Аткинс стала уклоняться от передачи де Фротте полученной информации, даже когда тот сам лично отправился на континент и его контакты с агентами Кормье могли бы, казалось, принести явную пользу. Кормье тем временем рассорился с группой эмигрантов, которых он, как честный человек, осуждал за предпринятую ими фабрикацию фальшивых французских ассигнаций. Враги сумели очернить Кормье в глазах английских властей и воспрепятствовать тому, чтобы ему была поручена какая-то важная миссия в Голландии. Тем не менее он в конце ноября 1794 г. по собственному почину отправился в эту страну. Момент был выбран очень неудачно, так как вскоре, в декабре и начале января, Голландия была занята французскими войсками. В течение месяца от Кормье не поступало никаких известий, пока не выяснилось, что бретонец как эмигрант успел каким-то образом ускользнуть от ареста или бежать из-под стражи и очутился в Гамбурге, откуда снова стал сообщать Ш. Аткинс о действиях их агентов.