Французская разведка сосредоточивала свои главные усилия на борьбе против основного противника — Германии. Однако в конце XIX в. контрразведывательная секция генерального штаба (и он в целом) оказалась сильно скомпрометированной участием в пресловутом «деле Дрейфуса», с помощью которого монархисты и клерикалы пытались вести подкоп под республику. Было неопровержимо доказано, что контрразведка фабриковала подложные документы, призванные засвидетельствовать мнимую «виновность» офицера генерального штаба Дрейфуса, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии. В целом французская разведка не могла похвастать особыми успехами. По ее данным, Германия могла в первые недели войны иметь армию в 2,5 млн. солдат. На деле немцы мобилизовали вдвое больше — 5 млн. человек.
Интересной особенностью японского шпионажа в конце XIX — начале XX в. было то обстоятельство, что им занимались не только государственные органы — военное и морское ведомства, но также частные «патриотические общества», основанные и финансируемые богатыми помещиками и буржуа.
Русская разведка сумела еще в 1904 г. добыть знаменитый «план Шлиффена». (Не исключено, что этот документ был ловким подлогом немцев, хотя и включал какие-то части подлинного плана). Он был передан французам, но там сочли его фальшивкой. Ведь план предусматривал нарушение нейтралитета Бельгии, что вызвало бы вмешательство Англии. А в Берлине любой ценой хотели бы не допустить присоединения Англии к Франции и России.
В Австро-Венгрии еще в 1843 г. был создан разведывательный отдел генерального штаба, имевший своих представителей в посольствах и консульствах. Потом их заменили военные атташе. Австрийский штаб в течение ряда лет командировал в Россию для стажировки специально отобранных офицеров. Они должны были изучать страну и русский язык. Русская разведка не возражала против этой посылки в Россию будущих руководителей австрийского шпионажа. Им, в частности, разрешалось проживать в Казани. Но в Вене не знали, с каким успехом удавалось спаивать австрийцев, вводить их в долги и перекупать, как говорится, на корню.
Это была история, вполне достойная детективного романа, история, в которой неполученное письмо до востребования, потерянный футляр от перочинного ножа и неудачный футбольный матч привели к раскрытию и обнародованию тайны…
26 мая 1913 г. газеты, выходившие в австро-венгерской монархии, опубликовали два сообщения, не имевшие никакой связи между собой. Одно из них — перепечатанное всеми газетами заявление Венского телеграфного агентства, извещавшее о неожиданном самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии. «Высокоталантливый офицер, которому предстояла блестящая карьера, — говорилось в этом заявлении, — находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия…» Далее сообщалось о предстоящих торжественных похоронах офицера, павшего жертвой нервного истощения, которое было вызвано многими неделями бессонницы.
Другая новость относилась к области спорта и касалась состязания двух любительских команд Праги. Неожиданное поражение, которое потерпела команда «Шторм-1» в воскресном матче, привлекло внимание лишь газеты «Прагер тагеблатт», выразившей свое горестное изумление по поводу проигрыша. И, однако, небольшому отчету о футбольном матче суждено было не только отменить уже назначенные торжественные похороны, но и раскрыть государственную тайну, которую отчаянно пыталось сохранить официальное агентство печати.
Горечь, с которой пражская газета сообщала о поражении «Шторма-1», нисколько не была наигранной. Ведь автор отчета — один из редакторов газеты — являлся одновременно капитаном этой команды. Он считал, что проигрыш был результатом отсутствия двух сильных игроков, и, отведя душу в заметке о матче, после обеда отправился к одному из них, Вагнеру, по профессии слесарю.
На упреки своего капитана Вагнер мог лишь ответить, что отсутствовал по вполне уважительной причине. К нему на квартиру приехали важные военные чины и увезли его в какой-то очень богатый пражский дом, принадлежавший одному крупному военному, который в этот день умер в Вене. В доме уже находились начальник пражского корпуса и другие господа, некоторые из них, по-видимому, прибыли из Вены. Вероятно, они искали завещание, так как Вагнеру приказано было взломать замки всех ящиков, шкафов и сейфов. Это была совсем нелегкая работа — хозяин предпочитал держать свои бумаги под очень надежными запорами. Было извлечено большое количество бумаг, военных планов, фотографий, а также большая сумма денег.
Часть этих бумаг была написана по-русски. Содержание найденных материалов буквально ошеломило офицеров, которые даже не пытались скрыть свой ужас.
Больше ничего Вагнер не знал, но и рассказанного было достаточно, чтобы в капитане футбольной команды проснулся газетчик. Еще недоумевая, он вернулся в редакцию, где ему на глаза попалось сообщение Венского телеграфного агентства о самоубийстве Редля. Все стало на свои места. Написанные по-русски бумаги, военные документы, поспешный обыск в присутствии командующего корпусом и прибывших из столицы офицеров… Объяснение могло быть только одно: Редль оказался шпионом царской России.
Конечно, нечего было и думать о том, чтобы опубликовать это известие. Полиция конфисковала бы весь тираж еще до того, как он вышел бы из типографии, а самой газете грозили бы штрафы и судебные преследования. Но австрийским журналистам было не занимать опыта владения эзоповским языком, умения иносказательно сообщить все, о чем не разрешалось помещать сведения в печати, передать новость под видом ее опровержения.
На другой день в «Праге тагеблатт» была помещена небольшая заметка, сразу превратившаяся в крупнейшую сенсацию. «Одно высокопоставленное лицо, — говорилось в заметке, — просит нас опровергнуть слухи, распространяемые преимущественно в военных кругах, относительно начальника штаба пражского корпуса полковника Редля, который, как уже сообщалось, покончил самоубийством в Вене в воскресенье утром. Согласно этим слухам, полковник будто бы обвиняется в том, что передавал одному государству, а именно России, военные секреты. На самом же деле комиссия высших офицеров, приехавшая в Прагу для того, чтобы произвести обыск в доме покойного полковника, преследовала совсем другую цель».
До напечатания заметки в тайну были посвящены лишь 10 высших офицеров Австро-Венгрии. Ее скрыли даже от императора Франца Иосифа. После выпуска во вторник очередного номера «Прагер тагеблатт» тайна стала известной всему миру. Однако многие важные подробности всплыли на свет только после распада в 1918 г. лоскутной австро-венгерской империи.
Разоблачение Редля, видимо, было делом случая. В начале 1913 г. на главный почтамт Вены прибыло письмо до воcтребования, посланное из небольшого городка Эйдкунена в Восточной Пруссии, близ русской границы. Никто долгое время не приходил за письмом, и его отправили обратно в Германию. Там, так как автор был неизвестен, пакет вскрыли, и о содержимом его германская полиция поспешила уведомить разведку Австро-Венгрии. Так по крайней мере излагает дело в своих мемуарах начальник австро-венгерской разведки и контрразведки Макс Ронге. Однако, вероятнее всего, письмо вовсе не отсылали в Германию и вся эта история была выдумана Ронге, чтобы скрыть существование в Австро-Венгрии «черного кабинета».
Каким бы то ни было путем, но содержимое пакета из Эйдкунена оказалось в распоряжении австрийской контрразведки. А оно было совсем необычным для простого письма: банкноты на сумму 6 тыс. австрийских крон и два адреса: один — в Женеве, другой — в Париже. Оба адреса были хорошо известны австрийской контрразведке как «почтовые ящики» для шпионов различных стран. Несомненно, что 6 тыс. крон представляли собой плату за шпионскую работу. Об этом говорили не только адреса, но самый факт посылки столь значительной суммы в письме. Ясно, что деньги нельзя было отправить открыто, общепринятым путем. Как же поймать шпиона, проживавшего, очевидно, в Австрии и по каким-то причинам (может быть, по болезни) не сумевшего получить посланное ему вознаграждение? Письмо было адресовано какому-то Никону Ницетасу. Это, как выяснилось, было вымышленное имя. Единственным возможным способом было наблюдение за почтой в надежде, что иностранный разведчик сам попадется в поставленную ему ловушку.
