Ей совсем не хотелось возвращаться домой, где хозяйничает незнакомая женщина, задумавшая стать её матерью. Максимкина мама посмотрела на Густю жалостливыми глазами.

— Ты, наверно, и не завтракала ещё? — спросила она.

Густя хотела соврать, что завтракала, но она никогда и никому не врала. Поэтому Максимкина мама догадалась, что Густя не завтракала.

— Садись за стол, — пригласила она Густю. — Пока позавтракаешь, Максимка прибежит, обрадуется…

Максимкина мама обняла Густю за плечи, повела к столу. От её доброты у Густи на глазах показались слёзы.

— Ты чего это? — спросила Максимкина мама. — Всё уладится, всё будет хорошо… Антонина Павловна тебя не обидит. Она с твоей мамой дружила…

Густе который уже раз было с чего подивиться. Оказывается, всё местечко знает о её мачехе, одна она ни про что не догадывалась. Максимкина мама поставила на стол картошку с кислым молоком, нарезала хлеба. Густя начала завтракать. А тут и Максимка появился.

— А ты чего тут? — с порога накинулся он на Густю. — Тебе тут нечего делать…

Густе стало не по себе, так неловко, что даже кусок хлеба застрял в горле. Никогда не ожидала, что Максимка поступит с ней вот так сурово.

— Сынок, как это ты разговариваешь с девочкой? — возмутилась Максимкина мама. — Ай-яй-яй, как же тебе не стыдно?!

Максимке действительно стало стыдно, но он не хотел признаваться в этом — не позволяла мальчишеская гордость.

— А чего её отец у немцев служит, — сказал Максимка, глядя себе под ноги.

— Так то ж отец, а не она, — напомнила мама. — А ты же с Густей дружил… Как же можно вот так сразу дружбу перечёркивать? Может быть, у девочки и без того на душе тяжело, а ты ещё её упрекаешь…

Максимка совсем растерялся. Он не хотел разрывать дружбу с Густей. Не хотел её обижать…

— Я что, — начал оправдываться он. — Я ничего… Это Данилка с Кешкой запретили мне знаться с Густей.

— У тебя своя голова на плечах, — сказала мать. — Чужим умом долго не проживёшь.

Мать рассудила как нельзя лучше. Максимка обрадовался. Теперь у, него нет вины ни перед Густей, ни перед Данилкой с Кешкой.

— Выйди во двор, когда позавтракаешь, — сказал он Густе.

— А я позавтракала, — ответила Густя и побежала во двор за Максимкой.

Они сели на бревно под хлевушком.

— Дай честное пионерское, самое-самое пионерское, что никому не выдашь тайну, которую я тебе открою, — шёпотом сказал Максимка.

— Самое-самое пионерское, самое-самое честное, — поклялась Густя.

— Тогда слушай, — зашептал Максимка. — Мы начинаем борьбу с фашистами. Но для этого нам нужен красный командир. Его мы освободим из лагеря пленных. Командиру понадобится лошадь. Без лошади командиру никак нельзя воевать. Лошадь мы уведём у коменданта. Операция под названием «Гром» начнётся через три дня…

3

Ночь была по-летнему тёплая и как осенью — тёмная. Под кручей, в малиновых кустах за кузницей, стрекотали кузнечики. Перечеркнув небо из чёрного бархата, мелькнул и потух над землёй метеор.

Данилка постоял, послушал — вокруг тишина. Тогда он осмелился, открыл дверь в кузницу. Она заскрипела, заголосила ржавыми петлями. Что-то чёрное сорвалось из-под крыши, захлопало, засвистело, описывая круги по кузнице, как тот гроб в повести Гоголя «Вий». Данилка оглянулся, надеясь на спасение — от порога на него таращились три синих огненных глаза.

Если бы такое случилось до войны, Данилка потерял бы сознание. Теперь он не мог, не имел права бояться. Какой же ты партизан, если не умеешь победить страх!..

Но как только Данилка преодолел страх, так сразу же ничего страшного не оказалось. Страшилище с тремя огненными глазами превратилось в гнилой пень, который кузнец дядя Спиридон притянул в кузницу, чтобы было на чём сидеть. А другое страшилище, что летало под крышей, оказалось летучей мышью. Летучая мышь, как только Данилка перестал бояться, сиганула в дыру над горном. А пень светился как и раньше. Данилка сел на него.

Первым прибежал Кешка. За ним появился Лёва. Одного Максимки не было. Посидели, подождали — нет. Вышли втроём во двор, прислушались — тишина. Возвратились в кузницу. Наверно, что-то случилось с Максимкой. До этого времени никогда не опаздывал…

Конечно, увести Грома у коменданта они могли и втроём. Но без Максимки идти на ипподром, где комендант держал Грома, было просто не по-товарищески. Вместе договаривались, вместе обсуждали операцию, так надо вместе и идти на неё.

— Что будем делать? — спросил Данилка.

— Предлагаю исключить его из нашей партизанской группы и без промедления идти на операцию, — решительно сказал Кешка.

Лёва запустил пятерню в густую чуприну, шмыгнул носом.

— С одной стороны, — начал он, — недисциплинированность Максимки мы должны строго осудить, с другой стороны, мы не знаем причин опоздания и поэтому не имеем права что-либо решать.

— Тогда подождём ещё немножко, — решил за всех Данилка.

За стеной кузницы вдруг послышались приглушённые голоса и осторожные шаги. Данилка первый юркнул через пролом в стене за горном. За ним сиганули и Лёва с Кешкой.

Кузница стояла над кручей. Склон кручи зарос малиной, крушиной и травой. Мальчики спрятались в кустах, прислушались. Было тихо.

— Может, нам показалось, — засомневался Данилка.

— Что показалось? — спросил Лёва.

— А чего мы убежали из кузницы? — спросил Данилка.

— Ты первый юркнул в дыру за горном, а мы — за тобой, — сказал Кешка.

— Значит, вы ничего не слышали? — опять спросил Данилка.

— Мне показалось, что кто-то разговаривал, — признался. Лёва.

— А вы говорите, — упрекнул их Данилка. — Мы все трое слышали, как кто-то разговаривал.

— Ну и что с того? — спросил Кешка.

— А то, что необходимо провести разведку. Я первый пойду, — сказал Данилка.

— Мы пойдём все вместе, — не согласился Кешка.

— Я могу и здесь посидеть, — сказал Лёва.

— Нет, мы пойдём все втроём, — решил Данилка. Они тихонько поползли вверх, где на светлом небе темнела кузница. Проползут немножко, прислушаются. Оттуда, из кузницы, долетало какое-то лёгкое шарканье, будто кто-то копал землю. Но это могло и показаться…

Наконец Данилка выглянул из-под кручи. Возле кузницы стояли две подводы, и какие-то люди усердствовали возле них. Потом они быстренько посели на подводы и разъехались в разные стороны.

— Ребята, это были партизаны, — высказал предположение Кешка.

— Партизаны не поехали бы в местечко, — возразил Данилка.

— А может, нам показалось и возле кузницы вообще никого не было, — засомневался Лёва.

— Ну, ты тоже скажешь, — улыбнулся Данилка. — Может, мы все трое спали?..

Лёва ущипнул себя за руку.

— Нет, не спали, потому что я чувствую боль, — сказал он.

— Тс-с-с, — засипел Кешка, — опять кто-то идёт. Все трое попадали на землю. Действительно, к кузнице кто-то шёл вдвоём. Данилка первый узнал их — Максимка с Густей!..

Ну и чудо!.. Кто давал такое право Максимке? Как он мог нарушить клятву: не дружить с бургомистровой дочерью…

— Ты зачем её привёл? — грозно спросил Данилка, держа руки в карманах.

— Потому что она знает кое-что важное, — ответил Максимка.

— Ты, может быть, забыл про наш уговор? — спросил Кешка. — Сначала ты должен был спросить разрешения привести её к нам.

— У меня не было времени, — ответил Максимка. — Вы могли пойти на ипподром…

Мало того, что Максимка привёл дочку предателя, так он ещё раскрыл перед ней самую большую тайну! Возмущению мальчиков не было границ. А Максимка ничего себе… Будто и невиноватый.

— Без Густи нам не вывести Грома, — сказал он.

— Ха! — воскликнул Лёва. — Я придумал гениальный план.

— Ха! — как эхо, отозвалась Густя. — Что твой гениальный план?! Грома на ипподроме нет.

— А где же он? — спросил Данилка.

— У нас в сарае стоит, вот где, — ответила Густя. — А ключ в сенях висит… Поэтому я предлагаю наш план…