В. Кожинов:Должен признаться, что все высказанное вами, Ксения Григорьевна, в общем и целом вызывает во мне самое глубокое сочувствие. Но в то же время я столь же глубоко сомневаюсь в осуществимости замысла о «собственно русской» государственности даже на нынешней территории Российской Федерации (РФ). Для этого потребовалось бы совсем иное отношение к правам народов — такое, какое господствует на Западе.
Нельзя не задуматься над следующими цифрами. Русские составляли в 1989 году 81,5 процента населения РФ (сейчас их доля, вероятно, растет, поскольку появились «беженцы»). По европейским меркам РФ не являет собой «многонациональное» государство, ибо, например, французы составляют также около 82 процентов населения Франции, англичане — 77 процентов населения Великобритании, испанцы — даже всего 70 процентов населения Испании, но никто не считает, что в этих странах есть какие-либо «суверенные нации», кроме французов, англичан, испанцев. Совсем иное отношение к делу в России. Иностранцы, внимая нашим толкованиям проблемы, полагают обычно, что русские составляют в РФ не 81,5 процента, а менее половины населения…
Правда, мне могут напомнить, что после 1917 года в РФ — в отличие от Запада — были созданы национальные республики, области, округа (созданы, в сущности, по принципу «нарисуем — будем жить»). Поэтому, мол, нечего сравнивать РФ с Западом, где этого нет. Однако более трети (36 %) нерусских в РФ принадлежат к народам из других республик (украинцы, белорусы, армяне и т. д.) либо вообще из других стран (немцы, греки, поляки и т. п.). Еще около трети (28,5 %) нерусских (татар, башкир, мордвы и т. д.) живут не в своих национальных образованиях и, следовательно, не несут в себе властного устремления к «суверенитету». То есть реальными носителями национальных устремлений могут считаться только немногим более трети (35,5 %) нерусских, живущих в РФ. А они составляют всего-навсего 6,6 % (!) от общего количества населения РФ. Да, именно такова доля людей соответствующих национальностей, живущих на территориях Татарстана, Башкортостана, Мордовии, Чечни, Саха и т. д. В любой западной стране правительство вообще не стало бы считаться с требованиями столь малой доли населения предоставить ей национальные суверенитеты и беспощадно подавляло бы направленные к этому действия, как это и происходит долгое время в Ольстере (Великобритании) или Стране басков (Испания), не говоря уж об индейцах США или Канады. Впрочем, что там индейцы! В США живут 5 миллионов людей, считающих себя немцами, а в РФ немцев 500 тысяч. Но никого, в общем, не изумляет, что немцы РФ требуют суверенитета; в США над таким требованием просто посмеялись бы…
Словом, в России другой, как модно теперь говорить, менталитет, и всего шесть с половиной процентов ее населения и ведут себя, и воспринимаются так, как будто они составляют по меньшей мере половину населения РФ. И от этого, я полагаю, никуда не денешься — это исторически сложившаяся судьба России…
Татьяна Глушкова: Я бы хотела поддержать Ксению Григорьевну по вопросу Евразии. Хотя не читала Ю. Ключникова: этот «наш молодой друг» для меня пока только «душа Тряпичкин», к которому обращался известный гоголевский герой… Но есть вещи, о которых можно судить вполне самостоятельно — и оценить сообразно здравому смыслу, тем более что «тема Евразии», «евразийства» звучит сейчас неотступно как в патриотической, так и в демократической прессе. Ксения Григорьевна говорит, что проблема Евразии никак не снимает проблемы русскости. Я бы заострила и даже перевернула этот тезис, сказав: проблема Евразии всецело упирается в проблему России и русских, зависит от них, а без них — совершенно надуманна, эфемерна. Потому что никакой, помимо чисто географической, Евразии, то есть весьма условного пространства на стыке двух частей света, без России и русских просто не существует. Без России и русских это понятие лишено реального содержания — культурологического ли, государственного, религиозно-духовного. Вне России и русских никакого «евразийского» единства (двуединства) нет. Оно было создано русскими, великой державо-строительной нацией, скрепившей обширные территории континента (обширные части этого континента), втянувшей в поле своей созидательной энергии, своего могущественного, открытого, национально терпимого духа множество народов и Восточной Европы, и Азии (Северо-Западной, Дальневосточной, Средней).
Это единство, созданное русскими, обеспечивавшееся ими, и исчерпывалось границами исторической России — Московской Руси, Российской империи, а затем СССР, — оставляя за пределами своего сложного, многосоставного и «по краям» подвижного корпуса значительные государственные, культурные, этнические массивы Азии и Европы, вполне суверенные относительно нашей страны и относительно друг друга. Кому-то из русских мыслителей, из государственных деятелей этот корпус казался «перегруженным», кому-то — недостаточным по имеющимся возможностям, недооформленным, — но во всех случаях ясно было, что крепление, что оформление его непредставимо без русской нации, русской вдохновляющей силы.
Если же сегодня, в условиях государственного, идеологического, культурного, национального «провала», образовавшегося на месте России-Евразии, вы, господа патриоты, конструируете некую «другую», новую «Евразию», мечтательно «присоединяя» к ней, например, все страны Тихоокеанского региона или вообще всю Азию, дабы «компенсировать» этим катастрофический российский «провал» («компенсировать» в пику, скажем, США или «атлантизму»), то это вряд ли соответствует традиционному русскому делу и явно идет «поверх» действительных российских интересов. За «географической фанфаронадой» (Вяземский) неоевразийцев забыт, принижен, пожалуй, и заживо похоронен русский субъект и слышен бывает какой-то троцкистский даже мотив, спетый, впрочем, на иной, «осовремененный» лад. Новая, обновляемая «Евразия» — это, в сущности, очередной из мондиалистских проектов, принципиально не отличающийся ни от «новой Европы: от Камчатки — до Камчатки или от Аляски до Аляски» (см. «Парижскую хартию» 1990 года), ни от тириаровской «Европы — от Дублина до Владивостока» (см. публикации Ж. Тириара в русской «патриотической прессе»).
Ясно, все эти мондиалистские проекты — «американоцентристские», «европоцентристские», «азиецентристские» или «неоевразийские», с шифрами «Атлантика» ли, «Континент» ли и пр. — направлены против России и русских (а собственно, против всех народов, входивших в Советский Союз).
Мондиалист не ставит вопроса о единстве — культурном, религиозном, историческом, национально-этническом, — намереваясь не сплотить, а, напротив, распылить, растолочь и смешать все несоединимые породы. Он имеет в виду не возможность (задачу) гармонии, а, напротив, возможности «энтропийного» хаоса. Культурные, национальные, духовные сущности разных народов для мондиалиста — «звук пустой». Звук пустой для него и сама география: ее-то «перечертить» легче всего, урвав при этом «биомассы» («рабсилы»), «геологии», природных богатств. И если «новая Европа» Буша — Коля — Горбачева охватывала вместе с натуральной Европой североамериканский континент, а также Сибирь с Камчаткой, то отчего ж бы новой «Евразии» не замахнуться на во всех отношениях отчужденные от Европы районы, на Центральную, на всю тихоокеанскую Азию, на Ближний Восток — да хоть бы на Африку — и не стать даже «Евроафроазией»?! Отчего ж бы не так, если есть на свете ЮАР, наложившая уже лапу на российские алмазы? И появятся у нас новые «русские патриоты» — «афророссы» или «евро-афроазийцы» — и, играя в геополитику (точно в кубики с рисунками материков), станут доказывать нам органичность и выгоду блока с любым экзотическим хищником и отыщут корни славянства, истоки вероучения русских хоть бы в самом аду. Как знать! Ведь идет, продолжается, нарастает широкий эксперимент над русским национальным сознанием, все ближе нащупывается тот вожделенный предел, за которым сознание выродится в условный рефлекс «биомассы», а русская интеллигенция порой выглядит то ли первой жертвой, то ли прямой соучастницей этого эксперимента: сразу не разберешь — так глубок социальный регресс!..
