Эту «дополнительную» цель, как сообщает М. Агурский, осуществить не удалось; со второй половины 1960-х годов (то есть как раз во время «поворота» в отношении к СССР) «стали, — по его словам, — исчезать старые сионистские идеалы физического труда, который в нарастающей мере стал исполняться арабами».

В этой связи мне невольно приходит на ум популярный сегодня в Израиле анекдот, который не так давно рассказал интервьюировавший меня сотрудник израильского журнала:

«Дедушка указывает юному внуку на старый дом и гордо заявляет:

— Когда я был молодым, внучек, я своими руками построил этот дом и насадил вокруг него сад!

— А что, дедушка, разве в молодости ты был арабом?..».

Но пойдем далее. М. Агурский говорит и о еще одной и, по его определению, «не менее важной» задаче сионизма:

«Сионизм был движением, направленным против сложившейся системы социальных отношений внутри еврейских общин диаспоры (то есть еврейского населения, живущего в различных странах мира. — В. К.), против неограниченной власти традиционных религиозных кругов и еврейской буржуазии».

Эта характеристика сионизма во многом противоречит основному содержанию большинства — или даже подавляющего большинства — книг и статей о мировом сионизме (ведь здесь М. Агурский говорит не об Израиле, а именно о всемирной еврейской диаспоре), изданных в СССР, ибо в них этот сионизм определяется обычно именно как идеология еврейской буржуазии (часто добавляется — «националистической») и «консервативных» иудаистских кругов. На мой взгляд, это определение, несмотря на всю его распространенность, неверно (об этом еще пойдет речь) и Агурский более прав, чем советские «сионистоведы».

Вместе с тем эта характеристика, если вдуматься, опять-таки вступает в противоречие с данным самим М. Агурским определением сионизма как национального движения, призванного воссоздать государство на исторической родине еврейского народа — словом, как движения, ставящего целью национальное возрождение. Если цель в самом деле такова, к чему же, спрашивается, эта направленность против «сложившейся системы» и власти «традиционных» религиозных кругов?

Противоречивость эта объясняется в конечном счете тем, что сионизм вовсе не есть единое и однородное явление. Напротив, это явление очень — и, пожалуй, даже предельно — сложное, многостороннее, разноликое.

Многое в современном сионизме имеет тесную связь с явлениями и событиями далекого или даже очень далекого прошлого. Но исторический аспект волей-неволей приходится исключить из рассмотрения, ибо в противном случае статья превратилась бы в книгу. Словом, речь пойдет только о современном сионизме и только в его самых общих — и потому неизбежно схематизированных — контурах.

Если оставить в стороне промежуточные, сложносоставные, ответвляющиеся явления и тенденции, можно разграничить два принципиально различных явления, которые (несмотря на все их различие) постоянно обозначают — притом как сторонники, так и противники — одним и тем же словом «сионизм».

Первое — это национальное (и в своих крайних, экстремистских выражениях — националистическое) движение, которое в наиболее чистом виде представлено в Израиле. Нет оснований сомневаться, что значительная или даже преобладающая часть израильтян и, добавим, евреев, стремящихся поселиться в Израиле, действительно ставит перед собой цель возрождения национального бытия и сознания.

Но есть и совсем иной сионизм, который, как я постараюсь показать, представляет собой по своей внутренней сути вовсе не собственно национальное, но международное политическое (и основывающееся на грандиозной экономической мощи) явление.

Итак, есть сионизм и сионизм. «Национальный» сионизм, к которому, как следует из его сочинений, принадлежит М. Агурский, исходит из того совершенно естественного факта, что евреи, как и любой народ, стремятся развивать свою собственную культуру и строить свою самостоятельную государственность. И пока Израиль в той или иной степени шел по этому пути, у него, например, — о чем с полной определенностью сказал в своей статье и М. Агурский, — не было существенных претензий к СССР. Точно так же относились к Израилю и в СССР. В тех крайне прискорбных фактах конца 1940-х — начала 1950-х годов, о которых упоминает (или не упоминает) М. Агурский, выражалась общая извращенность политики сталинских времен (вот ведь и сам Еврейский комитет хотел тогда поселить евреев на земле депортированных крымских татар!); репрессии и несправедливости в отношении евреев — только одна и к тому же, без сомнения, весьма малая часть тоталитарного насилия и террора 1920—1950-х годов.).

После смерти Сталина (март 1953 г.) все конфликты были сняты, и уже в июле 1953 года восстановились дипломатические отношения. Осталась только одна конфликтная проблема — проблема отношения Израиля и арабов. Но даже и эта проблема приобрела свою настоящую остроту и привела к разрыву дипломатических отношений с Израилем лишь в 1967 году, когда, как мы еще увидим, «международный» сионизм стал играть определяющую роль в политике Израиля.

В течение двух первых десятилетий существования государства Израиль шла достаточно серьезная борьба между двумя «сионизмами». Перипетии этой борьбы неплохо обрисованы, например, в работе одного из ведущих сотрудников Института США и Канады АН СССР С. М. Сергеева «Израиль в системе мирового сионизма».

Исследователь приводит существенное высказывание первого премьер-министра Израиля (с небольшими перерывами он находился на этом посту с 1948 по 1963 год), Давида Бен Гуриона: «Вызывает крайнее сожаление, что во время создания нашего государства возникла неразбериха и непонимание относительно отношений между Израилем и еврейскими общинами за рубежом, особенно в Соединенных Штатах… По моему мнению, положение совершенно ясно: евреи в США, как община, так и отдельные лица, имеют только одну политическую обязанность — перед Соединенными Штатами Америки. У них нет политических обязанностей перед Израилем. Мы, народ Израиля, не имеем ни желания, ни намерения вмешиваться во внутренние дела еврейских общин за рубежом». [9]

В другом своем выступлении Бен Гурион четко сформулировал: «Сионист — это человек, который переселился в Израиль» (цит. изд., с. 18).

Как показывает в своей работе С. М. Сергеев, Бен Гурион стремился не иметь никаких дел с находящимися вне Израиля людьми, считавшими себя «сионистами»; так, «прибыв в начале 1951 г. в США, израильский премьер-министр ограничил свои контакты «несионистами»… и… израильским сионистам удалось одержать победу над своими соперниками из американских сионистских организаций» (цит. изд., с. 18). Кстати сказать, эти «соперники» и в США, и в других странах, подчеркивает С. М. Сергеев, «отнюдь не собирались переселяться в «землю обетованную»…» (там же, с. 21).

Уже из этого видно, что с момента возникновения государства Израиль ясно обнаружилось противостояние принципиально различных «сионизмов» (хотя, конечно, две эти тенденции развивались и раньше), причем руководитель израильского, «национального» сионизма в какой-то момент или вообще отказывается сотрудничать с сионистами диаспоры, или даже ведет борьбу с ними.

Но борьба эта была заведомо неравной, и со второй половины 1960-х годов израильский сионизм оказался в подчинении (все более увеличивавшемся) у «международного» сионизма. Я полагаю, что значительная или даже очень значительная часть израильтян, подобно М. Агурскому, направляет все свои усилия на развитие самостоятельного еврейского общества и государства, но факты свидетельствуют о том, что положение Израиля зависит (и чем дальше, тем больше) от воли международного сионизма, имеющего, в частности, такую экономическую мощь, которой Израиль не способен хоть как-то противостоять.

По сведениям одной из важнейших израильских газет «Гаарец», только сионисты США к 1980-м годам располагали капиталом более полутора триллионов (!) долларов [10]; это превышало собственные экономические возможности Израиля по меньшей мере в сто раз! Таким образом, можно сказать, что с точки зрения экономической мощи израильский сионизм, если сопоставлять его с международным сионизмом, как бы даже вообще не существует…