Среди желтых трав то там, то сям пробивались тонкие нежные побеги свежей зелени. И словно по мановению палочки доброго волшебника, на земле появились целые полянки диких цветов — голубых маргариток и белых ландышей, ярких гладиолусов и десятков других, большинство из которых Сантен даже не узнавала, ошеломленно восторгаясь их красками и хрупкой красотой, заставившей ее вновь поразиться невероятной плодоносности Африки. Насобирав цветов, она сплела из них два венка, один из которых надела Х-ани на шею, и старая бушменка со счастливым видом стала прихорашиваться, будто невеста.

— Ах, Х-ани, как жаль, что у меня нет зеркала, чтобы показать тебе, как ты чудесно выглядишь! — воскликнула Сантен, обняв маленькую женщину.

Все, что могло лететь в небе Африки, свидетельствовало о ее изобилии. Над головой кружил целый осиный рой, осы были толстыми, как пчелы, несущие драгоценный мед в улей, в зарослях кустов сверкали ярко-рубиновые грудки сорокопутов, ловивших насекомых, там же прятались фазаны и цесарки, жирные, как домашние куры, возле водоемов кричали дикие утки, длинноногие ходулочники и стройные худые цапли.

— Здесь так хорошо! — восторженно воскликнула Сантен.

Каждый день путешествия приносил радость. После тягот перехода через безводные пустыни запада оно стало легким и беззаботным, а когда они теперь разбивали лагерь, то могли наслаждаться питьем драгоценной воды в неограниченных количествах и пировали, поедая горы диких фруктов и орехов и дичь, которую добывал О-хва при помощи своих ловушек и стрел.

Однажды вечером он взобрался на набухшие, мясистые ветки чудовищного по своим размерам баобаба и выкурил пчел из улья, устроенного в дупле дерева со времен прапрапрадедов О-хва и даже еще раньше. Бушмен спустился с тыквой, полной восковых сот, из которых вытекал густой темный мед, благоухавший ароматом желтых гроздьев акации.

Теперь каждый день им встречались новые виды диких животных. Однажды это была серноантилопа, черная как ночь, с длинными рогами, похожими на ятаган, вытянувшимися над спиной животного почти до задних ног; встретились и южно-африканские буйволы, скорбно опускавшие головы под тяжестью рогов и, к удивлению Сантен, пахнувшие совершенно так же, как и стадо домашнего рогатого скота.

— Они пришли с большой реки и болот, — объяснил О-хва. — Буйволы идут туда, где вода, а когда вода высыхает, они возвращаются на север.

А ночью Сантен разбудил совсем новый звук, бесконечно страшнее, чем тявканье черного шакала или непрекращающиеся вой и рыдание гиен. Этот громоподобный звук наполнил ночную тьму, поднявшись до фантастического крещендо, и замер вдали серией низких рыков. Девушка кинулась к старой бушменке.

— Что это было, мудрая Х-ани? От этого звука все внутри обрывается! — дрожа всем телом, прошептала она.

— Даже храбрейшие из мужчин дрожат от страха, когда впервые слышат рычание льва, — обняв Сантен, успокоила ее Х-ани. — Не бойся, Нэм Чайлд, О-хва знает заклинание, которое защитит нас. Сегодня ночью лев найдет другую дичь.

Однако до конца ночи они жались поближе к костру, подбрасывая толстые ветки, и было совершенно ясно, что Х-ани верит в волшебные заклинания мужа так же мало, как и Сантен.

Группа львов кружила возле их стоянки, держась у самой границы света костра, так что в темных зарослях можно было уловить только какое-то едва заметное движение. С наступлением рассвета наводящее ужас рычание львиного хора стихло, звери ушли на восток. Когда О-хва показывал Сантен огромные отпечатки кошачьих лап на мягкой земле, он болтал, не смолкая и не скрывая облегчения.

На девятый день, с тех пор как покинули котловину, подошли еще к одному водоему, который был виден сквозь редкий лес мопани. Впереди вдруг раздался треск, похожий на пушечный выстрел, все трое замерли на месте.

— Что это, Х-ани? — Бушменка лишь махнула рукой, чтобы Сантен замолчала, и тут же послышалось потрескивание в зарослях, а за ним призывно-звенящий ясный звук, похожий на звук трубы.

О-хва мгновенно завертел носом, принюхиваясь, как он делал это каждый раз перед охотой. Потом, осторожно кружа по лесу, словно запутывая следы, повел их сквозь заросли, пока не остановился под раскидистой блестящей кроной зеленой мопани, возле которой бросил свое оружие и поклажу.

— Идем! — подал знак Сантен и, словно обезьяна, проворно вскарабкался вверх по стволу. Забыв про свой тяжелый живот, она последовала за ним на дерево. Усевшись на суку повыше, бросила взгляд вниз, на зеленую долину, простиравшуюся за водоемом в низине.

— Слоны! — воскликнула девушка, узнав этих огромных серых животных. Стадо слонов спускалось по дальнему склону долины к водопою, быстро переступая своими грузными ногами и покачивая головами. Огромные уши болтались из стороны в сторону, а длинные хоботы вздрагивали, почуяв запах воды.

В стаде были высоченные старые слонихи с истрепанными морщинистыми ушами, такие худые, что на спинах проступали костяшки позвонков, и молодые слоны с торчавшими желтоватыми бивнями. За ними следовали слоны помоложе, у которых бивни пока не выросли; здесь же семенили шумливые слонята, цеплявшиеся за матерей. Во главе стада широким шагом величественно шествовал вожак.

Седой слон был более трех метров ростом, весь покрытый шрамами, толстая кожа мешками свисала у него на коленях и между задними ногами. Вожак расставил уши, словно паруса, а его бивни были в два раза длиннее и толще, чем у любого из молодых слонов в стаде.

Животное казалось очень старым и одновременно не имевшим возраста. Огромное, изрезанное глубокими морщинами, оно обладало величием и тайной, которые, подумала Сантен, составляли суть этой земли.