***

Сантен отложила письмо, чтобы перечитать его позже, и послала за Лотаром. Он явился немедленно.

— Сестра Амелиана уверяет меня, что все хорошо, беременность протекает нормально, без всяких осложнений, роды уже близко.

Сантен молча кивнула, показав на стул напротив нее.

— Я еще не поздравил тебя с открытием, — произнес Лотар, опускаясь на стул. — Доктор Твентимен-Джонс определяет примерную стоимость шахт до начала разработок в 3 000 000 фунтов стерлингов. Это просто не укладывается в голове, Сантен.

Слегка наклонив голову, она обратилась к нему ровным, бесстрастным голосом:

— Поскольку вы работаете на меня и ввиду обстоятельств, касающихся наших личных отношений, мне кажется, что будет правильнее, если в будущем вы будете обращаться ко мне как к миссис Кортни. Любое другое обращение предполагает близость, которой больше между нами не существует.

На лице Лотара появилась болезненная улыбка, тут же слетевшая с его побелевших губ, но он ничего не сказал.

— Вы хотите, чтобы это произошло сейчас же, а не после рождения ребенка?

— Сейчас же, сэр, — резко проговорила Сантен. — Кроме того, хотела вам сказать, что я лично буду контролировать расчистку тоннеля, который ведет в долину, а это и будет нашим первым шагом. Мы начнем завтра ночью.

К сумеркам все было готово. Тропа, которая вела из долины ко входу в пещеру пчел, была расчищена и расширена. Люди из бригады Лотара подтащили доски, выпиленные из стволов мопани, и уложили их у самой пещеры.

Казалось, пчелы великого улья чувствовали угрозу, нависшую над ними. Когда солнце стало садиться, в его лучах замелькало неисчислимое количество золотистых точек — маленьких насекомых, передвигавшихся с необыкновенной скоростью. Раскаленный воздух в пространстве между утесами вибрировал от жужжания их крылышек, пока они роем кружили над головами измученных жарой рабочих. Если бы не защитные сетки, пчелы изжалили бы бедняг нещадно.

Однако с наступлением темноты растревоженные насекомые вновь исчезли в глубинах своей пещеры. Сантен велела переждать час-другой, пока улей не успокоится и не устроится на ночь, а затем сказала Лотару: — Теперь можете зажигать дымовые горшки. Четверо наиболее надежных людей Лотара принялись за дело, склонившись над странными сосудами из провяленных бычьих шкур вместимостью примерно пять фунтов с проделанными по бокам дырками. Внутри были древесный уголь и травы, которые велела набрать Сантен. Секрет трав передал ей О-хва. Когда разожгли дымовые горшки и от едкого запаха защипало в носу, Сантен опять вспомнила старого бушмена. Люди Лотара размахивали горшками, привязанными на коротких ремешках, раздувая угольки, чем живо напомнили ей священников с кадилами во время пасхальной процессии в соборе Арраса в страстную субботу.

Когда все сосуды ровно задымили, Лотар тихо отдал приказ рабочим, и те двинулись по направлению к пещере. В свете фонарей они были похожи на привидения. Нижняя часть тела была защищена тяжелыми сапогами из телячьей кожи и кожаными бриджами, а голова, грудь и спина до пояса закрыты белыми москитными сетками. Один за другим они переступали вход в пещеру, окутанные густым синим дымом, вырывавшимся из «кадил».

Сантен и Лотар прождали еще час и зашли в пещеру. Внутри едкий дым висел как густой туман, так что Сантен видела на расстоянии всего нескольких шагов. Кроме того, от этих голубых облаков у нее закружилась голова и тут же затошнило. Зато беспрерывное жужжание внутри великого улья от дыма утихло. Гигантские шары поблескивавших насекомых, одурманенных травяным запахом, свисали гирляндами с потолка и сот. По пещере разносился лишь неясный звук шелестящего шороха.

Сантен поспешила из пещеры, сорвав с залитого потом лица москитную сетку. Она буквально упивалась прохладным мощным воздухом долины и пыталась заглушить приступ тошноты. Придя в себя, сказала Лотару:

— Можете начинать укладывать лес, но предупредите рабочих, чтобы они не повредили соты, которые свисают со сводов очень низко.

И больше в темную пещеру не заходила, сидя в стороне и наблюдая, как люди Лотара вносили внутрь распиленные стволы мопани.

Вскоре после полуночи Лотар вышел с докладом:

— Все готово.

— В таком случае я хочу, чтобы вы увели своих людей к подножию долины и оставались бы там в течение двух часов, а потом вернулись.

— Я не понимаю…

— Я хочу на какое-то время остаться здесь одна.

Сантен опустилась на поваленный ствол, прислушиваясь, как голоса затихают в темном сердце долины. Когда ничто больше не нарушило ночной покой вокруг, она подняла глаза к небу и там, на черном небосклоне, нашла звезду О-хва.

— Дух великой Звезды Льва, — прошептала Сантен, — простишь ли ты мне творимое мною?

Она поднялась с колен и тяжело зашагала к стене утеса.

Высоко подняв над собой фонарь, вгляделась в рисунки древних бушменов, тускло поблескивавшие в желтом свете фонаря. Отбрасываемые им тени дрожали; казалось, что гигантские фигуры Канны и Богомола ожили на стене.

— Духи Канны и Богомола, простите меня, и все стражи этого места, «Где Ничто Не Должно Умирать», простите меня за эту бойню. Я делаю это не ради себя, но ради того, чтобы обеспечить хорошей водой ребенка, родившегося с вашим благословением и в вашем тайном месте.

Сантен вернулась к выходу в пещеру, едва переступая из-за тяжелого младенца, пригибавшего ее к земле, от чувства огромной вины и глубочайшего раскаяния.

— Духи О-хва и Х-ани, видите ли вы меня сейчас? И перестанете ли охранять меня, после того, что я сделаю? Будете ли вы по-прежнему любить и защищать меня, Нэм Чайлд, и Шаса после такого ужасного предательства?

Сантен повалилась на колени и молча молилась всем духам всех богов санов, даже не заметив, что два часа уже пролетели. Она услышала голоса мужчин, возвращавшихся из долины.

Лотар де ла Рей нес в каждой руке по канистре с бензином. У входа в пещеру он остановился рядом с Сантен.

— Можете начинать! — с силой проговорила она, и Лотар направился внутрь пещеры пчел.

До нее долетел звук металла — это он откупоривал канистры, а затем послышалось бульканье вытекающей жидкости. Из узкой темной расщелины в скале пошел запах бензина. В тот же миг слух уловил шорох миллионов пчел, пробужденных бензиновой вонью от сна, навеянного травяным дурманом.