— Не смейте приближаться! — заорала Анна. — Предупреждаю, я размозжу голову первому…

Они были окружены. Под прикрытием густых зарослей несколько мерзавцев подобрались к ним незамеченными.

— О, Господи, я знал, что это ловушка! — пробормотал Гарри. Таких жутких головорезов, как эти, ему в своей жизни видеть не приходилось. — Ни денег, ни ценностей, которые можно украсть, у нас нет!

Интересно, сколько их там всего? Трое? Нет, за деревом прячется еще один. Четверо отъявленных негодяев с внешностью настоящих убийц. Руководил ими, по всей видимости, вон тот черный вспотевший гигант, грудь которого крест-накрест перевязана патронташами, а в руке зажата винтовка «маузер». Густая растрепанная борода, обрамлявшая квадратное африканское лицо, больше смахивала на гриву льва-людоеда.

Остальные нападавшие были тоже вооружены. Среди них двое готтентотов из племени койсан и один негро-вамбо — все одеты в жуткие обноски, частью состоявшие из военной униформы, чиненной и перечиненной. Двое были босиком, а на одном красовались истертые до последней степени, разбитые в тяжелых походах сапоги. Только блестевшее от смазки, ухоженное оружие у всех было в полном порядке. Видно было, что о нем заботятся с неменьшей любовью, чем мать заботится о своем первенце.

В голове промелькнула мысль о пистолете, который был в кобуре под приборной доской «фиата», но ее тут же пришлось отбросить из-за очевидной нелепости.

— Не трогайте нас, — уговаривал Гарри грабителей, прячась за широкой спиной Анны. Но уже через мгновение с ужасом обнаружил, что покинут ею, ибо Анна ринулась в атаку.

Размахивая горящей веткой, словно боевым топором викинга, сразу накинулась на черного гиганта.

— Назад, свинья! — заорала она по-фламандски. — Убирайся отсюда, адское сучье отродье!

Застигнутые явно врасплох, негры с гвалтом разбежались по сторонам и старались увернуться от дымящейся головешки, которой им тыкали в лицо.

— Да как ты смеешь, ты, вонючий ублюдок подзаборной шлюхи!

Все еще дрожа от потрясения, разрываемый чувствами страха и восхищения своей возлюбленной, обнаружившей вдруг новые невиданные качества, Гарри неподвижно наблюдал за разбушевавшейся Анной. Что и говорить, а брани в своей жизни он наслушался достаточно. К примеру, во время восстания зулусов у них служил один майор, о котором ходили настоящие легенды. Люди проезжали десятки миль, лишь бы послушать его речи, обращенные к выстроившимся на парадном плацу солдатам. Сравнить майора ни с кем не решались, разве что с проповедником из соседней школы. А теперь Гарри поставил бы, пожалуй, на Анну. Ее «красноречие» и актерский пыл стоили того.

Она огрела горящей палкой одного из готтентотов, и тот умчался в кусты, сбивая с себя искры и визжа, словно побитый пес. Двое других, не дожидаясь, когда на них обрушится гнев Анны, кинулись с берега в реку и с громким всплеском скрылись под мутными потоками желтой воды. Остался один человек овамбо, и ему пришлось вынести всю тяжесть атаки. Для такого огромного мужчины он оказался на редкость проворным и уклонялся от неистовых нападок Анны, пританцовывая за ближайшим широким стволом верблюжьей колючки. Негр исхитрялся двигаться так, что между ним и женщиной постоянно возвышался ствол дерева. Эта пляска продолжалась до тех пор, пока, задыхаясь и покраснев от изнеможения, Анна не остановилась и не выкрикнула напоследок:

— Выходи из-за дерева, ты, черномазая образина, произведенная на свет благодаря синим яйцам павиана, вспрыснувшего свое семя в другую желтую образину! — Гарри с трепетным ужасом слушал эту цветистую метафору. — Выходи, чтобы я могла тебя прикончить!

Овамбо устало уклонился от очередного удара.

— Нет! Нет! Мы пришли не воевать с вами, мы пришли, чтобы отвести вас, — ответил он на африкаанс, и Анна тут же опустила головешку.

— Это ты написал письмо?

Негр покачал головой.

— Я пришел, чтобы отвести вас к человеку, который сделал это.

Оставив двоих присматривать за «фиатом», он повел Анну и Гарри вдоль каньона. Местами река широко разливалась меж ровных берегов, но были участки, где она ревела и грохотала, пойманная в тесном ущелье. Здесь тропинка у каменной стены была такой крутой и узкой, что пройти по ней можно было только по одному.

Все расщелины охранялись вооруженными людьми. Издалека Гарри были видны только их головы и поблескивавшие стволы ружей.

Площадку для встречи выбрали хитрее некуда. Незамеченными здесь пройти невозможно, из такой ловушки не спасет даже армия. В руках этих головорезов они были абсолютно беззащитны. Несмотря на удушающую жару, на дне каньона Гарри знобило от страха.

«Нам чертовски повезет, если мы выберемся из этой переделки живыми», — пробормотал он себе под нос, а вслух сказал:

— У меня нога разболелась. Нельзя ли отдохнуть?

Но никто даже не оглянулся, и Гарри продолжал безропотно хромать, стараясь держаться поближе к Анне.

Совершенно неожиданно, когда он полностью смирился с обрушившимся на них несчастьем, проводник завернул за гору желтого песчаника. И они увидели лагерь, разбитый прямо под скалой. Забыв про свою усталость и подавленность, Гарри успел рассмотреть, что сразу за ним начиналась тропа, поднимавшаяся вверх по крутому склону ущелья. По ней можно было легко уйти в случае внезапного нападения.

— Они продумали все до мелочей, — сказал он, коснувшись локтя Анны и показывая на тропу. Но все ее внимание было сосредоточено на человеке, который неторопливой походкой вышел им навстречу из глубокой тени под скалой.

Это был совсем молодой мужчина, вдвое моложе Гарри, но уже в первые мгновения встречи тот почувствовал себя крайне неловко, прямо сказать, глупо. Незнакомец не вымолвил ни единого слова. Просто молча стоял под солнцем, пристально глядя на них. За его загадочным молчанием ощущались мужество и внутренняя сила, напомнившие Гарри о качествах, которыми он сам никогда не обладал.

Отливавшие золотом волосы незнакомца ниспадали до самых плеч. Они выцвели на солнце, но не потеряли мягкого природного блеска и составляли необычайный контраст с загорелым до черноты лицом. Его черты можно было бы назвать красивыми, как у девушки, не будь на них отметин, оставленных жизнью. Оно было опалено не только африканским солнцем, но и жестокими жизненными бурями, которые стерли присущую от рождения мягкость, закалив, как закаляют металл.