— Я рассказывал вам, ваше высочество, — произнес Хью, и его голос гулко разнесся по всему залу, — как королева Альбы Ательтири рассердилась на одного из мятежных графов и превратила его в собаку. И из этой собаки получился прекрасный граф — помимо ошейника он носил на шее золотую цепь, знак своего положения, к тому же каждое третье слово он произносил по-человечески.

Высокое собрание засмеялось, но Генрих даже не улыбнулся, а через мгновение из-за дверей раздался предупреждающий лай собак.

— Дорогу! — крикнул кто-то снаружи. Ханна услышала топот лошадей, гул голосов, а через окно уловила смутное движение во дворе.

В зал вошли два «орла».

— Лиат! — Хью стремительно вскочил и уронил стул. На другом конце зала так же стремительно вскочил Ивар, но его успел удержать Болдуин.

Санглант шагнул вперед и замер, покраснев до корней волос. Лиат уставилась на него и отступила. Ханна подумала, что все присутствующие в зале видят эту сцену и понимают, что она означает. Он тянулся к ней, как подсолнух к солнцу. Хью что-то вполголоса бормотал, но Ханна не слышала его слов.

«Орлы» подошли к королю и опустились перед ним на колени.

— Вулфер, — произнес Генрих с такой ненавистью, что старый «орел» вздрогнул. Король махнул рукой, и ему тотчас подали бокал вина, Генрих протянул его Лиат, та отпила и передала бокал Вулферу.

— Ваше величество… — начал он.

Король сделал знак Лиат говорить первой, но, поймав ее взгляд, обращенный к Сангланту, понял, насколько трудно ей это сделать. Она бессмысленно промямлила что-то, в зале кто-то засмеялся, кто-то закашлял.

— Мы приехали из Вераусхаузена, ваше величество, — сказала она, приходя в себя. — У меня послание от епископа Моники: она присоединится к вам вместе со всей школой. Еще я везу бумаги, на которых нужно поставить вашу печать, и письма от матери Ротгард из монастыря святой Валерии для сестры Росвиты.

— Надеюсь, там есть новости о Теофану. — Наконец Генрих соизволил взглянуть на Вулфера, который терпеливо ждал своей очереди.

— Ваше величество, — произнес он. — Я несу вести с юга. Герцог Конрад шлет вам весть, что собирается предстать перед вашим величеством на Маттиасмасс.

— Почему он так медлит? После оскорбления, которое он нанес моему «орлу», он мог бы и поторопиться.

— Его жена леди Эдгифу умерла при родах, ваше величество.

По залу прокатился шепот, несколько женщин вскрикнули. Король сотворил знак Единства и сказал:

— Да будет милостив к ней Господь. — Затем наклонился вперед и спросил: — А что за послание вы доставили иерархам? Верно ли, что епископ Антония не умерла, как нам было сказано?

— Она не умерла, ваше величество.

— Ты видел ее?

— Нет, мне известно лишь, что она бежала, и никто не знает, где она теперь.

— Понятно. Продолжай.

— Ее высокопреосвященство епископ Клементия вынесла справедливый приговор по делу Антонии Карронской, бывшей епископа Майни, обвиненной в колдовстве. Приговор гласит: «Ни мужчина, ни женщина не должны давать ей убежища под страхом отлучения от Круга Единства. Никто не должен исповедовать ее и молиться с ней до тех пор, пока она сама не предстанет перед иерархами и не ответит за свои злодеяния. Она больше не может входить в церковь и участвовать в молитве. Тот, кто даст ей убежище или нарушит волю епископа, также будет отлучен от церкви». Таковы слова иерархов.

— Суровый приговор, — сказал Генрих задумчиво, но потом усмехнулся и добавил: — Но справедливый.

— Это еще не все, — сказал Вулфер, и король выжидающе посмотрел на него. Он казался довольным, по всей видимости, новости ему понравились.

— Продолжай.

— Королева Аосты Гертруда мертва, ваше величество, а король Деметриус лежит на смертном одре, и его уже исповедали.

Генрих помрачнел, в зале снова установилась тишина, и даже собаки опустили головы на лапы и затихли.

— Как вы сами знаете, ваше величество, у короля Деметриуса нет наследников. Все его наследники или те, кто мог бы претендовать на эту роль, давно погибли в разных войнах с джиннийцами на юге. Но у королевы Гертруды осталась дочь Адельхейд, она недавно овдовела.

— Овдовела, — повторил Генрих. Король, а вслед за ним и все остальные посмотрели на Сангланта. Принц по-прежнему не отрывал взгляда от Лиат. — И она законная наследница Аосты?

— Так и есть, ваше величество, — отозвался Вулфер, пожалуй, единственный, кто не смотрел на Сангланта. — Но ходят слухи, что у нее не осталось родственников и никто не может помочь ей в борьбе за трон.

Генрих вздохнул, а потом велел «орлам» подняться.

— Господь и Владычица услышали мои молитвы, — с чувством проговорил он.

Вулфер и Лиат вышли из зала, жонглеры продолжили прерванное представление.

Санглант осторожно прокрался к стене, а потом незаметно выскользнул за дверь. Через минуту Хью извинился перед Сапиентией и тоже вышел. Ивар попробовал подняться, но молодой муж Джудит притянул его к себе и что-то прошептал на ухо.

Ханна уже собралась уйти, но Сапиентия остановила ее:

— «Орлица»! Смотри! Как же та девочка ухитряется держаться на канате?

Ханне ничего не оставалось, как встать на свое место за спиной принцессы.

— Что это значит? — резко спросил Вулфер, когда они вышли из зала.

Служанка принесла им на подносе еду и вышла, чтобы королевские «орлы» могли спокойно поужинать. Лиат криво улыбнулась, когда Вулфер впился в нее взглядом. Да уж, спокойно. На небе загорались первые звезды, но на западе еще алела полоска заката.

— Что-то ты молчалива, — заметил Вулфер.

С самого утра у них не было и крошки во рту, утром им посчастливилось перекусить на ферме хлебом и сидром, и сейчас Лиат чувствовала, что готова съесть лошадь. Однако Вулфер не обращал внимания на аппетитный кусок поджаренной свинины, который исходил соком у него на тарелке.

Зато Лиат с удовольствием принялась уплетать угощение. Она съела уже половину своей порции, когда увидела идущего к ним мужчину. Она вытерла губы ладонью и смущенно встала. Вулфер подскочил от удивления при виде Сангланта.

— Что это значит? — повторил старый «орел».

— А тебе какое дело? Какое право ты имеешь вмешиваться? — сердито спросила Лиат, однако сердилась она больше на себя, чем на него, слишком уж сильно забилось у нее сердце. Сейчас, спустя двадцать дней после освобождения из плена, Санглант выглядел намного лучше — причесанный и одетый в чистую льняную рубашку, украшенную золотой и серебряной вышивкой, на его поясе в ножнах покоился великолепный меч, на пальцах сверкали прекрасные кольца. Лишь грубый железный ошейник на шее принца напоминал о недавнем рабстве. Санглант, казалось, не мог вымолвить ни слова, Лиат тоже молчала.

— Не забывай о клятве, которую ты принесла, став «орлицей», — напомнил Вулфер. — Ты помнишь, о чем я тебе рассказал, Лиат?

— Оставь нас, — произнес Санглант, не отрывая взгляд от Лиат.

Даже Вулфер не осмелился ослушаться приказа. Он недовольно что-то пробормотал и ушел, так и не прикоснувшись к ужину.

— Я сохранил твою книгу, как обещал, — хрипло произнес принц. — Я задал тебе вопрос… Теперь ты можешь на него ответить? — Со стороны зала раздался взрыв смеха и громкие голоса, Санглант обернулся и невнятно что-то прорычал.

— Вы сошли с ума. Вы знаете, о чем говорите?

Он рассмеялся, и она вспомнила дни осады Гента.

— О Владычица! Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, и давай с этим покончим!

Лиат подняла руку и погладила его по щеке. Они стояли так близко, что она чувствовала его запах: запах кожи, осевшей на сапогах пыли, свежеокрашенной ткани. Ничего больше не напоминало о заключении. Она почувствовала, как тает лед в ее Городе Памяти, в жилах словно потек жидкий огонь, а не кровь. Во дворе зажгли факелы, и Лиат сразу вспомнила пылающий дворец в Аугенсбурге.

Он взял ее за руку. Это прикосновение показалось ей успокаивающим и освежающим, как родниковая вода. Санглант прижал ее руку к своей груди, и Лиат почувствовала биение его сердца. Он волновался ничуть не меньше ее самой.