— Говорят, что он был колдуном, — осторожно заметил Виллам.

Санглант с горечью усмехнулся:

— Это не слухи. Я сам был свидетелем… — Он запнулся, провел рукой по лицу, словно отгоняя что-то невидимое. — Не стоит говорить об этом. Не хочу вспоминать, что он со мной сделал.

Лиат увидела, как на мгновение смягчилось лицо Генриха. Но это было всего лишь одно мгновение, король снова дотронулся до своей повязки и упрямо сжал губы.

— Мне бы все же хотелось услышать объяснения.

Санглант повернулся, подхватил Лиат под локоть и поднял ее с колен. Она не могла сопротивляться, хотя ей казалось, что перед королем все-таки нужно стоять на коленях.

— Только человек, невосприимчивый к магии, мог убить Кровавое Сердце.

— Объяснись.

— Ты сам знаешь, что он мог сотворить иллюзию и показать людям то, чего нет на самом деле. Хотя ты, конечно, этого не видел. А вот мы видели. — Принц поморщился и посмотрел на Лиат. — Только она… О Господи! Если бы я послушал ее в Генте, мои «драконы» до сих пор были бы живы. Но мы впустили эйка, открыли ворота, думая, что к нам на помощь идут союзники.

— Юный Алан рассказывал о проклятии, — заметил Генрих. — Но я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Он защитился от смерти, — продолжал Санглант, словно не слыша слов отца. — Он держал свое сердце отдельно от тела, и поэтому его никто не мог убить. А чтобы никто не посягал на него, он держал в сундуке какую-то тварь, которая охраняла его сердце. Под конец Кровавое Сердце выкрикнул проклятие, но не знаю, освободил ли он ту тварь. Во всяком случае, больше я ее не видел. Что и говорить, Кровавое Сердце умел защитить себя. — Санглант повернулся и показал рукой на Лиат, так что все взгляды устремились теперь на нее. — Ни один человек — ни мужчина, ни женщина — не смог бы одолеть Кровавое Сердце. Но ей это удалось!

Все молча смотрели на Лиат, а она нервно уставилась на кушетку и рассматривала ее так, словно от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. На кушетке лежало тонкое покрывало кроваво-красного цвета, расшитое золотыми и серебряными нитями, — на нем изображалась сцена охоты. С того места, где стояла Лиат, виднелись лишь гончие, преследующие оленя, три всадника и куропатки, испуганно взмывающие к небу. Стоящий перед Лиат король Генрих закрывал широкой спиной часть искусной вышивки.

— Поэтому нужно обязательно послать вестника к графу Лавастину, — закончил Санглант. — Если проклятие Кровавого Сердца не коснется Лиат, если ее каким-то образом охраняет магия ее отца, то это проклятие падет на графа Лавастина. Кровавое Сердце — могущественный колдун…

— Он мертв, — отрезал Генрих.

— Не случится ничего дурного, если мы пошлем «орла», — неожиданно заговорила Хатуи. — Мы предупредим графа, а дальше он может поступить, как сочтет нужным, — прислушается к сказанному или не обратит на это внимания.

— И гончая, — задумчиво сказал Санглант. — Гончая умерла непонятно почему. Это слишком похоже на руку Кровавого Сердца.

— Что передать графу? — спросила Хатуи. — Как можно преодолеть проклятие?

Санглант беспомощно взглянул на Лиат, но та лишь пожала плечами. Честно говоря, она, как и Генрих, не совсем понимала, о чем говорил принц: может, несколько месяцев, проведенных в плену у Кровавого Сердца, лишили его разума? Или он и в самом деле прав? Может, действительно проклятие, от которого ее защитила магия отца, обрушится теперь на Лавастина?

— Пошли «орла», — приказал Генрих Хатуи, — пусть передаст все, о чем тут говорилось. И быстро возвращается.

Хатуи кивнула и тут же вышла.

Генрих дотронулся до раненой руки, поморщился и поймал взгляд Сангланта, который тоже поморщился — то ли от сочувствия, то ли от осознания собственной вины. Виллам помог королю сесть на кушетку. Генрих, казалось, о чем-то глубоко задумался.

— Ее заметили, — наконец произнес он, пристально изучая Лиат.

«Старайся быть незаметной», — вспомнились ей слова отца. Он был совершенно прав — только так можно было жить спокойно. Но назад дороги нет — что было, то было: она не поехала с Вулфером, не осталась с колдуном из народа Аои, теперь остается только ждать, чем все закончится.

Но даже сейчас она не жалела о своем выборе.

— Граф Лавастин хотел взять ее в свою свиту, а он не дурак. Даже сестра Росвита, которой я всецело доверяю, проявила интерес к этой женщине. Не сомневаюсь, что и другие заметили ее. — Виллам откашлялся, собираясь заговорить, но Генрих продолжал: — Церковь абсолютно права, что держит такие силы под контролем, хотя они по-прежнему существуют. А то, что ты видел, Санглант… — Король поднял руку, и к нему тотчас поспешил слуга с чашей вина. Король отпил глоток, а потом предложил вина дочерям, Росвите и Вилламу. — Возможно, женитьбу на женщине, связанной с колдовством, стоит предпочесть той, что, вероятно, принесет трон Аосты.

— С какой стати мне рассуждать о выгоде и преимуществах, которые даст брак с ней? Она спасла мне жизнь!

— Убив Кровавое Сердце. Ты сам видел силу, которой она обладает.

Санглант покраснел от гнева и выпалил:

— Я бы сошел с ума, сидя в цепях, если бы не думал о ней! — Он произнес это так быстро, словно боялся, что потом не решится выговорить такие неосторожные слова.

— А-а, — протянул Виллам. Таким голосом говорил бы, наверное, человек, на глазах которого только что произошло чудо. Он взглянул на Лиат, она вспыхнула, вспомнив то, что он предлагал ей несколько месяцев назад.

Генрих, казалось, испытал сильную боль при этих словах, он потер рукой висок, нахмурился, потом поднял глаза на сына:

— Санглант, люди нашего круга женятся не для удовольствия и не от избытка чувств. Для этого существуют любовницы. Мы женимся только ради того, чтобы заключить выгодную сделку, обрести союзников или укрепить границы.

— Мне едва ли не с рождения вдалбливали в голову, что я никогда не женюсь, что я просто не могу себе этого позволить. Почему я должен усмирять зов своего сердца? Именно на ней я женился и ей принес клятву верности перед Господом Богом. И ты этот союз оспорить не сможешь.

— Зато я могу судить, имеет ли она право выйти замуж, свободна ли она. Отец Хью был прав: она служит мне и прежде всего должна была получить мое разрешение на брак. Если же считать, что она не состоит на королевской службе, значит, она принадлежит Хью, она его рабыня, и тогда он может делать с ней все что пожелает.

Сапиентия тихонько застонала, словно терпела жестокие муки. Теофану шагнула было к ней, чтобы успокоить, но своенравная принцесса оттолкнула сестру. Тотчас к ней поспешила Росвита.

— Мы еще не говорили об отце Хью, — промолвила тихо Теофану. — И о тех обвинениях, которые я готова выдвинуть против него, отец. Кроме того, я привезла с собой свидетельство матушки Ротгард, написанное ее собственной рукой.

— У меня тоже есть письмо от нее, — добавила Росвита. Сапиентия тихонько всхлипывала на плече священницы. — Разве в вашей свите нет святой монахини, ваше высочество? — обратилась она к Теофану. — Ее зовут сестра Анна, и она приехала, чтобы расследовать это дело.

Теофану смущенно потупилась:

— Сестра Анна? Она ехала с нами из монастыря святой Валерии. Весьма мудрая женщина, набожная и неподкупная. Но она заболела по дороге и несколько дней была на грани жизни и смерти. Мы ухаживали за ней, но после выздоровления она все время носит вуаль — солнечный свет вреден для ее глаз. Я пошлю за ней.

— Откуда мы знаем, — раздраженно воскликнула Сапиентия, — что эта «орлица» не колдунья? А что если она околдовала Хью? — Но она и сама не верила своим словам. — Боже милосердный! Он так явно выказывал свою склонность к ней, простолюдинке, он тем самым унизил меня в глазах всех придворных!

— Тише, ваше высочество, — успокаивала ее Росвита. — Все будет в порядке.

— Я еще не разобрался с этой парочкой, — заметил Генрих. — Но будьте уверены, любое обвинение в колдовстве при моем дворе рассматривается строго и беспристрастно, в особенности если это обвинение окажется правдой. Санглант! — Генрих взмахом руки приказал Сангланту опуститься на колени. — «Орлица». — Лиат опустила голову. Король полностью пришел в себя, успокоился, и она почувствовала, насколько велика его власть. Да и кто бы не содрогнулся, почувствовав на своем челе кроткое дыхание Бога? Одного мановения руки, одного вздоха достаточно, чтобы отправить ее душу в преисподнюю. — Лиатано. Что ты можешь сказать?