— Град, ранние заморозки или дождливый месяц аогост легко могут погубить весь урожай.

— Зато река всегда дает рыбу. Никогда не мог понять, для чего дворяне охотятся.

— Просто тебе не нравится охота. Но придется научиться этому и многому другому. Ты должен понимать, к какой партии лучше примкнуть, какая выиграет, а какая проиграет. Ты нравишься принцу.

— А принцессе — нет.

— Только из-за того, что принц к тебе благоволит.

— Потому что я бастард, как и он.

— Был бастардом, — сурово поправил его Лавастин. В его голосе слышалось предупреждение. — Теперь тебя признают моим законным сыном и чтят как моего наследника.

— Да, отец, — послушно отозвался Алан. — Но когда принцесса Сапиентия видит меня, а потом лорда Жоффрея, она вспоминает, что, когда придет время, король может назначить другого наследника, в обход нее.

Собаки уселись погреться на солнышке. Все они были здесь: Страх, Ярость, Горе, Ужас, Ревность… Ужас плюхнулся на землю и развалился, блаженно вытянув лапы. Только Стойкость продолжала что-то вынюхивать в кустах, уловив запах, который не заинтересовал остальных. Отсюда было видно, как король показал рукой на опушку леса, за которой начинались сады и поля местных жителей.

— Мне никогда не хотелось стать приближенным короля, — наконец произнес Лавастин. Он тоже смотрел на деревья. В воздухе разнесся звук охотничьего рога.

— Тебе не нравится король? — осмелился спросить Алан. Ведь они были одни, и их не мог услышать никто, кроме собак.

Лавастин повернулся и пронзительно посмотрел на своего наследника.

— Король стоит выше наших симпатий и антипатий, Алан, — строго заметил он. — Я уважаю его, как он того заслуживает. Я не имею ничего против него и его правления до тех пор, пока он признает мои права на владение графством Лавас и всеми поместьями, которые я получил. Которые мы с тобой получили за Гент. Думаю, при дворе найдется немало молодых мужчин и женщин, которые с удовольствием стали бы твоей свитой, Алан, если бы ты только показал им свое расположение. Ты быстро научился манерам и держишься ничуть не хуже, а порой и лучше многих молодых людей здесь, при дворе короля. Ты поступил мудро, оставаясь в стороне от их глупых игр и мелких интриг. Но теперь тебе пора обзаводиться собственной свитой.

Алан вздохнул:

— Мои приемные родители приучили меня к работе и воспитали в уважении к труду. А здесь мне остается только слушать сплетни, или охотиться, или веселиться на пирах. По правде сказать, отец, я чувствую себя неловко в этой компании. Но если я не буду участвовать в этих развлечениях, боюсь, они сочтут меня ни на что не годным.

Лавастин слегка улыбнулся:

— Тебе неинтересны их увлечения, но это совершенно естественно. Ты стяжал славу, участвуя в войне. К тому же ты усердно учишься — эти знания помогут тебе управлять графством Лавас, как в свое время они помогли мне. А твоя серьезность свидетельствует лишь о том, что ты отлит из благородного металла.

Алан смутился. Он вовсе не чувствовал, что заслуживает всех этих похвал. А внизу рыбаки вытащили наконец свои сети на отмель и принялись вытряхивать рыбу на камни. Они громко радовались, как могут радоваться только молодые здоровые люди, которым нет дела до королевского двора с его интригами, лестью и сплетнями. Для них самое главное — набить корзину серебристой трепещущей рыбой и отнести ее домой. Несколько рыбешек выпрыгнули из сетей и упали обратно в реку, но рыбаков это нисколько не расстроило — корзины уже были набиты доверху. И парни что-то весело закричали вслед улизнувшим пленницам.

Снова раздался звук рога, теперь он звучал намного ближе. Из леса выскочил здоровенный кабан и помчался через поляну. Королевские загонщики дружно заулюлюкали, охотники схватились за короткие копья. Гончие Лавастина тут же устремились в погоню, но резкий окрик хозяина заставил их послушно вернуться на место. Они лаяли и повизгивали, наблюдая, как уходит от них добыча.

В эту минуту из леса показались два отряда: один с юга, другой с севера. Первый отряд возглавляла принцесса Сапиентия. За ней следовал слуга, на копье которого развевался штандарт ее королевского высочества — белый с голубым. Свита принцессы была разряжена в яркие и пестрые одежды, что казалось несколько неуместным для охоты. Впрочем, эта охота была всего лишь развлечением, чем-то вроде бала или праздничного обеда. Некоторые придворные так хотели загнать кабана прежде, чем до него доберется другой отряд, что, не разбирая дороги, мчались прямо по вспаханным и засеянным полям.

Второй отряд выехал из леса гораздо ближе к тому месту, где спрятался кабан, но поскольку они пробирались осторожно, стараясь не помять посевов и объезжая поля, то к кабану они подобрались с севера и как раз в тот момент, когда принцесса Сапиентия подъехала с юга. В какое-то мгновение оба отряда оказались друг против друга, словно армии противников на войне: маленькая, разгоряченная погоней принцесса на громадном жеребце и ее сводный брат, который одной рукой держал охотничье копье, а другой — поводья прекрасного серого коня.

Король поднял руку, его спутники затихли и придержали лошадей. Все смотрели только на Генриха. И тут кабан помчался к реке, ему осталось пересечь лишь небольшую открытую поляну, и он окажется на свободе.

Принц Санглант тотчас поскакал за ним, оставив свой отряд далеко позади. Сапиентия ринулась за братом.

Он успел первым и отрезал кабану путь, а затем отступил в сторону, предоставив Сапиентии нанести решающий Удар, словно это была ее прерогатива. Он как будто не хотел получать то, что само шло в руки.

Сапиентия заметила лишь то, что Санглант отступил в сторону. Затравленный зверь повернулся и бросился на врага. Принцесса метнула копье, но кабан увернулся, и, вместо того чтобы вонзиться прямо в сердце, копье застряло у него в плече. Разъяренный зверь поднырнул под брюхо лошади. Та взвилась на дыбы, и принцессе пришлось вцепиться в седло, чтобы не упасть под копыта.

К поляне уже подбегали ловчие, впереди них неслись гончие. Санглант направил своего коня к раненому кабану. Тот заметил это движение, поросячьи глазки налились кровью, и зверь метнулся к принцу. Алан слышал, как закричал король Генрих. Но Санглант не обратил на это ни малейшего внимания, он нисколько не боялся предстоящей схватки. Принц занес оружие, и кабан прыгнул вперед, буквально нанизав себя на копье, как на вертел. Принц спрыгнул с коня и вонзил кинжал в основание черепа зверя.

Сапиентия успокоила лошадь и подъехала ближе. Гончие, почуяв кровь, бесновались. Они с лаем бросились к убитому кабану, но тут же отпрянули назад, оскалив зубы и поджав хвосты, — принц Санглант, сидя на корточках возле туши, огрызался, как самый настоящий пес.

Только когда подъехали остальные всадники, он встряхнулся, как собака, только что выбравшаяся из воды, и выпрямился, снова превратившись в высокого стройного мужчину. На шее у него, как ни странно, был грубый металлический ошейник вместо широкого золотого ожерелья, украшенного бирюзой, — знака принадлежности к королевскому роду. Кроме того, в нем прежде всего поражали совершенно собачья манера принюхиваться к носящимся в воздухе запахам и странный пристальный взгляд, которым он встречал каждого, кто пытался приблизиться к нему незамеченным.

Сапиентия хотела спешиться и поговорить с братом, но ее остановил советник — отец Хью. Он учтиво подхватил ее под руку и увел прочь, туда, где собралась вся свита, желающая поздравить свою госпожу.

— Ну вот, есть по меньшей мере один человек, — тихо произнес Лавастин, который наблюдал за этой сценой, сощурив глаза, — который не хочет, чтобы между братом и сестрой наладились отношения.

За двадцать дней совместного путешествия Алан так и не смог заставить себя доверять или хотя бы уважать неизменно любезного и учтивого отца Хью. Но сейчас Алан попытался быть объективным:

— Об отце Хью при дворе говорят только хорошее. Все в один голос утверждают, что он благотворно влияет на принцессу.