Обойдя очередную невнятную вспышку, развернулся, прошёл сквозь машинально и потому кое-как выставленную защиту и оказался совсем рядом с противником. Такую возможность, конечно, нельзя было упускать. И тут не требовалось особого мастерства, ведь я инертен, а у мага, похоже, больше ничего заковыристого в запасе не осталось. И времени пустить защиту в ход — тоже.

Как всегда в подобных ситуациях, действовал я осторожно. Хорошо ещё, что бить пришлось левой рукой — правая, пострадавшая, могла плохо послушаться. Но осторожность лишь давала чародею больше шансов выжить после удара в лицо — упал-то он как подкошенный. Я перехватил было его, но тут же выронил. По всему получалось, что ранен я серьёзнее, чем хотелось бы.

— Эй, вы!

Никто из телохранителей не отозвался, однако двое вскоре оказались рядом — я снова почувствовал это, а не увидел. Мага, потерявшего сознание, перехватили и поволокли, даже слегка оттолкнули меня. Или, может быть, не оттолкнули, просто потеребили, чтоб заставить шевелиться. Слава богу, эта проблема решена. Перехватив меч в левую руку, раз уж правая не хочет слушаться, я наконец повернулся, чтоб оценить следующую угрозу, какой бы она ни оказалась.

Мои телохранители довольно вяло заканчивали разбираться с охраной чародея. Один из фургонов опрокинуло — возможно, в результате какого-нибудь из задействованных заклятий, сработавших вхолостую. Кажется, телега придавила кого-то из бойцов. Остальные почему-то не сразу высунулись из-за своего укрытия, и мои ребята смогли выбрать время и место, чтоб сразиться с ними, а это уже много.

Но дело было даже не в охране мага, а в том, что к нам уже бежали бойцы регулярных частей. Заметно, что не единым строем, а разрозненными группками, а то и по одному — боятся они чего-то или как? Может, саламандр? Твари ведь только-только исчезли, и, наверное, не до всех бойцов дошло, что тут уже безопасно. Я вполне отдавал себе отчёт, насколько лично для меня замедляется время в тот период, когда принимаюсь действовать на полную.

«Отходим, отходим», — махнул своим и с большим запозданием осознал, что большинство моих жестов просто не увидят. А чужаки вряд ли уже изучили наш язык. Так что можно свободно орать всё, что понравится. Тем более что они и сами способны догадаться, чем именно мы сейчас займёмся.

— Отступаем! Всё! Живо! Давай, давай!

Я задержался, чтоб выяснить, все ли наши покинули опушку леса. А потому с самыми прыткими из вражеских бойцов всё-таки столкнулся. Дрались они, как выяснилось, не так чтобы очень. А может быть, их сбивало с толку то, что я орудовал левой рукой. Даже при этом я не собирался экономить силы или недооценивать их. В конце концов, показать класс и убить противника быстрее означает сэкономить драгоценные мгновения.

Даже сражаясь, я всё отступал и отступал. За спиной был лес, моё спасение, хоть, может, и не такое надёжное, как раньше, пока саламандры не уничтожили все укрепления первой полосы. Радовало хотя бы то, что за наседающими на меня бойцами можно было спрятаться от стрелков — не будут же они стрелять в своих же.

Я был уже почти на опушке, когда с той стороны, куда я так рвался, полетели стрелы. Разумеется, не в меня. Как магический смертоносный дождь, они окашивали землю вокруг моей особы, но не слишком близко, потому что при моей скорости попасть случайно — нефиг делать. Здесь уже были деревья, за которыми можно было спрятаться, и на один из стволов помощнее я буквально повалился, осознавая, что дальше пока просто не могу бежать. Вот чуть-чуть постою — и дальше поскачу. Чуть-чуть. А пока не могу.

Меня вдруг подхватили под локти, куда-то потащили, и я даже удивился, осознав, что мне всё равно — свои это или чужие. Волнами накатывала дурнота, и с нею приходило равнодушие: попасть ли в плен, стоять и дальше у дерева или без всяких усилий с моей стороны оказаться в полной безопасности — неважно. Только бы не требовали от меня, чтоб я решал и действовал…

Пришёл в себя в одном из закоулков сохранившегося лабиринта — значит, ребята оттащили мою особу на весьма приличное расстояние. Надо мной склонился обеспокоенный боец… Как его там… Хидхеб его зовут, вот как. Нахальный Нитшуф, кстати, тоже маячит в стороне с большим сундучком в руках. А ещё кто-то возится с рукавом — то ли пытается разрезать, то ли просто закатать. Потом короткая пронзительная боль в плече сменилась облегчением и успокоением. Значит, солдат вогнал мне в плоть одну из целебных булавок — кровь остановить, обезболить, предупредить воспаление.

Ишь ты, понимает…

— Эй, нужен медик!

— Нету тут медика. Надо ждать. Милорд не истечёт кровью?

— Истечь кровью в нынешней ситуации — довольно затруднительно, — пробормотал я. — Что там?

— Мы оторвались от преследования, милорд.

— Угу… Как мои?

— Двое погибших.

— Всего?

— Из числа телохранителей милорда. От дозора на наблюдательном пункте засеки осталось в живых не больше двух третей. Те, кто стоял дальше, почти все уцелели. Двоих подбили при отступлении. Отряд ведь выдвинулся прикрыть отступление милорда и его людей.

— Да, я так и понял. Пленники им не достались?

— Нет, милорд. А у нас двое. Маг, которого милорд оглушил, и ещё один боец.

— Хорошо. — Я поморщился, меняя позу. — Так… Где ещё меня зацепили? Не только ж рука.

— Ещё ногу, милорд.

— А-а… А где этот маг?

— Пришлось его усыпить, — хрипловато ответил Нитшуф. — В аптечке было средство.

— Поосторожнее со средствами. Они ведь родом из другого мира. Ихний маг может кони двинуть от дозы, которая для нашего вполне безопасна.

— Он ведь тоже человек. Как и мы все.

— Прочь отсюда, Нитшуф, — с трудом выговаривая слова, приказал Хидхеб. Понятное дело, ему ещё трудно приказывать своему вчерашнему начальнику. Но и одёрнуть его и тем самым, возможно, спасти от моего гнева за очередную дерзость он счёл для себя обязательным.

Это ведь хорошо, когда в отряде все так держатся друг за друга.

— В любом случае — следите. А второй пленник что?

— Он вряд ли маг, милорд. Мы его просто связали. И перевязали. Ранен слегка. Выживет.

— Ну и хорошо.

— Милорду нужно бы в наше убежище. Милорд сможет удержаться в седле?

— Откуда милорду знать, — проворчал я, щурясь. Солнце неприятно резало глаза, но по многим признакам уже стало понятно, что мне суждено выжить и оклематься. Тело как-то очень точно чувствует, на что оно способно в смысле выздоровления. — Ну давайте попробуем. А на пленников-то у вас хватит лошадей?

— У нас четыре коня. На всех хватит.

— Ладно. Вьючьте меня. Но имейте в виду — я могу и свалиться. До сих пор не научился прилично ездить в седле.

— Здесь недалеко. — Хидхеб взглянул мне в лицо с искренним беспокойством.

Залезать на коня было очень больно, я даже удивился. Но всё-таки вскарабкался, вцепился в луку, прикрыл глаза. Одна мысль — от слабости не вывалиться из седла — довольно скоро сменилась другой. Оказалось, что больше всего для меня опасна сонливость. Собственно, я почти не спал последние сутки, всё закономерно. Но если отключусь, точно брякнусь на землю.

Путешествие показалось мне очень долгим. Впервые пришлось пожалеть, что оказывавший мне первую помощь боец своевременно всё обезболил. Если бы сейчас тело терзала боль, сон бы в испуге бежал прочь. А так приходилось бодриться, а потом, когда перестало получаться — обратиться к одному из сопровождающих с поручением себя регулярно теребить.

Поэтому, когда мы всё-таки добрались до домишки в центре лабиринта, я решил, что давным-давно уже не испытывал такого счастья.

Однако быстро передумал. Аканш ждал, стоя у стены домишки. Он же и кинулся снимать меня с седла, как запутавшуюся в юбке барышню. При нём немыслимо было показать свою слабость — в глубине души я почему-то считал, что получу не слишком страшную головомойку, если покажется, будто мне досталось меньше, чем на самом деле.