– Ты считаешь, что ее столкнул Лайон?

– Причин у него было вполне достаточно. Из всех, кто был там в тот день, он единственный, кто чувствовал себя самым несчастным. Терпением он никогда не отличался. Было видно, что Эмма довела его до белого каления. – Дэвид перевернулся на спину и уставился в потолок. – Разве то, что Лайон был не в состоянии разговаривать после несчастного случая, не подкрепляет мою версию?

– Он был тяжело ранен, – хрипло произнесла Гвинет. – Ведь он твой брат. Тебе следовало бы отнестись к нему с большим вниманием.

– Знаю, что заслужил твое осуждение, – вздохнул Дэвид. – Сейчас я понимаю это, но тогда я знал только одно – мне надо быть как можно дальше от Баронсфорда, от Эммы и от воспоминаний о ней. Я порвал узы, соединявшие нас, и не хотел их восстанавливать. Я не мог ни о чем думать. Я ни на кого не возлагал вину за случившееся и только хотел все забыть.

Гвинет внимательно посмотрела на него, когда он замолчал. Дэвид догадался, что она сейчас переживает и что ее мучает. Он сказал себе, что это еще одна причина, почему он так любит ее. Гвинет никогда не умела скрывать свои чувства. Этим она очень отличалась от Эммы. Ему не надо было выискивать подлинную причину того, что она говорила или что делала.

– А теперь ты забыл ее? – наконец спросила она, положив руку на его плечо.

– Эмму? Да.

Дэвид прижался щекой к ладони Гвинет:

– Но я не мог забыть о Лайоне и о том, что случилось с моей семьей. – Он покачал головой. – Мне так не хватало известий о моих родных. Беспокойство за Лайона и за его здоровье никогда не покидало меня. А затем вдруг стали приходить известия, но совсем другого рода. Лайон женился и чудесным образом выздоровел! Потом вернулся Пирс и тоже женился. То же самое происходило и тогда, когда мы были детьми. Мои старшие братья всегда шли на шаг впереди меня, поэтому я должен был стараться от них не отставать. Они шли в ногу со временем, и я не мог плестись в хвосте. Мне хотелось, чтобы моя жизнь ничем не отличалась от их жизни.

– Сейчас ты снова со своими близкими. И что ты думаешь теперь о смерти Эммы?

Дэвид опять взглянул на портрет.

– Лайон заверил меня, что не убивал жену, и я ему верю.

Я даже сказал ему об этом. Но я же понимаю, что мои слова не слишком много значат для него, особенно если учесть, что я сбежал из Баронсфорда именно в то время, когда был ему так нужен.

– И что ты собираешься делать?

– Найти убийцу Эммы.

Гвинет напряглась.

– Это задача не из легких.

– Если мы возьмемся за нее вместе, то у нас все получится.

Он дотронулся до ее колена.

– Эмма ушла из замка за несколько минут до Лайона. Она вышла на тропинку, идущую вдоль скал. Но почему она пошла туда в столь ранний час и сразу после бурного скандала с мужем?

– Для того, чтобы успокоить нервы?

– Но она могла бы пройтись по саду, или побродить по Оленьему парку, или даже проехаться верхом. Эмма в тот день легко могла найти себе более соответствующий погоде способ развеяться. С какой целью она решила прогуляться именно вдоль скал?

– Возможно, у нее там была назначена встреча? – предположила Гвинет.

Дэвид, нахмурившись, посмотрел на нее:

– Сейчас нам известно об Эмме гораздо больше. Ты полагаешь, она направилась туда, чтобы встретиться со своим любовником?

В комнате повисла тишина. Гвинет сжалась в комочек и уставилась в пространство неподвижным взглядом.

– Нам надо найти ответ на этот вопрос, – произнес Дэвид твердо. – Нам известно, кто из гостей был в замке в тот день, когда погибла Эмма. Я надеюсь, что большая часть слуг все еще находится здесь. Нам надо только задать им несколько вопросов, выяснить, каковы были планы Эммы и кто затаил такую злобу против нее, что решил сбросить со скалы.

– Я не уверена, что мне нравится, когда ты говоришь «мы».

Дэвид схватил ее за талию и посадил к себе на колени.

– Тогда мне придется почаще это повторять, чтобы ты привыкла.

– Ты не был единственным, кто пробовал все забыть. Думаю, что твои расспросы обеспокоят и расстроят многих людей. Я не считаю это хорошей идеей…

– А на мой взгляд, это прекрасная мысль, если мы примемся задело вместе.

Дэвид откинул ее юбку и погладил стройные ноги. Но рука Гвинет перехватила его ладонь.

– Тебе следует все объяснить Лайону. Он поймет. Ты убедил меня, значит, сможешь убедить и его.

– Нет, любовь моя! – рассмеялся Дэвид. – У меня нет никакого желания делать с ним то, что мы делаем с тобой.

– Ты просто невыносим! Я говорю не о том…

Она замолчала от неожиданности, когда он положил свою ладонь на источник ее наслаждения. Дэвид ухмыльнулся, увидев, как она зарделась. Он даже услышал ее учащенное дыхание.

Она попыталась отпрянуть от него, но он резко, почти до конца, расстегнул на ней платье и, припав к ее груди, жадно осыпал ее поцелуями, одновременно введя пальцы внутрь ее лона.

– Дэвид…

Ее крик наслаждения чуть не свел его с ума. Дэвид едва не разорвал ее платье, нетерпеливо освобождая Гвинет от одежды, мешавшей ему наслаждаться ее телом. Он почувствовал, как Гвинет стаскивает с него одежду здоровой рукой.

– Как тебе удается вызывать у меня такие чувства? – Гвинет губами впилась в его губы. – Как ты умеешь заставить меня так сильно тебя хотеть?

– Потому что нас двое, любовь моя.

Он приподнял ее, и через мгновение Гвинет с широко раскинутыми ногами уже сидела на нем верхом. Дэвид ощутил, как она оседлала его пенис, и наконец целиком погрузился в нее.

– Мы с тобой делаем это ради друг друга. Это значит, что нам нельзя расставаться.

Она не возражала, а он улыбнулся, когда вместо ответа почувствовал, как она всем телом подчинилась ритму любовного танца.

* * *

Об отдыхе ей неустанно напоминали почти все живущие в замке, но Миллисент просто не могла отдыхать. Шевеление младенца, который должен был скоро появиться на свет; постоянная забота Лайона; неуемная энергия Джозефины. Жизнь была такой яркой и насыщенной, что Миллисент не желала терять даром ни одного мгновения. Тем более теперь, когда она узнала, что с Вайолет все разрешилось благополучно, что она в безопасности. Все было так замечательно! Миллисент очень хотелось увидеть Вайолет и обо всем расспросить.

Это был ее первый визит в Гринбрей-Холл. Внешний вид поместья соответствовал описанию Траскотта: величественное кирпичное здание в три этажа. Вокруг располагались сад и парк с дубовой аллеей, ведущей прямо к парадному входу. Позади одного крыла Миллисент разглядела тянувшийся вдоль берега Твида Олений парк. Отсюда был даже виден Баронсфорд. Его высокие стены сияли в лучах утреннего солнца.

Ее поразило и внутреннее убранство дома. Например, в холле был высокий потолок и выложенный мраморными плитками пол, где на постаменте из белого мрамора возле стены мерно тикали старинные часы. На противоположной стороне мраморные колонны обозначали коридоры, ведущие внутрь дома. Эти коридоры представляли собой открытые галереи, которые соединяли внутренние покои с холлом. Везде чувствовался хороший вкус, правда, несколько холодноватый, поэтому Миллисент приятно удивилась, когда ее провели в гостиную, обшитую дубовыми панелями, которые освещало солнце, создавая ощущение тепла и комфорта.

Миллисент мерила шагами гостиную, пытаясь успокоиться. Она приехала сюда из-за Вайолет, а также чтобы узнать о здоровье Гвинет. Ей нет никакого дела до Эммы, первой жены Лайона, уговаривала она себя. Она не допустит, чтобы тени прошлого отравили ей этот визит.

Миллисент остановилась перед двумя большими картинами над камином, решив, что, должно быть, это портреты лорда и леди Кэверс. Она пристально рассматривала их и вдруг отметила некоторое сходство в овале лица и разрезе глаз леди Кэверс с ее дочерью, но сама леди Кэверс казалась значительнее, крупнее. Миллисент пришло в голову, что графиня выглядела так, словно сама указывала живописцу, что и как ему рисовать.