— Подойди ближе, Иван… Вот так… Посмотри, Иван, в глаза… Будешь ты мне служить верой и правдой? Не переметнешься, как Курбский, к врагам моим?..

Глаза царя жгли Федорова, но он выдержал этот взгляд. Не было за ним вины.

— По закону нашему не можешь ты, вдовый, не приняв пострига монашеского, книги священные печатать… Может, в другое время взял бы я этот грех на себя, да врагов у тебя много. Самостоятелен, на язык остер… А книги твои государству нашему нужны, ох как нужны сейчас… Вот почему решил я послать тебя, холопа нашего, в Литву, к гетману Ходкевичу…

— Великий государь, не мыслил я…

— Молчи, раб. Поедешь и там будешь печатать русские книги. Пусть знают в Литве о милосердии русского царя. Только я, просвещенный и справедливый русский царь, могу принести им мир, покой и спасение от ереси. Народ литовский так должен думать, и ты поможешь мне в этом. Ступай и готовься к отъезду. Указ наш получишь завтра.

Уже у самых дверей его вернул голос царя:

— Помни, верный раб мой, клятву дал мне служить верой и правдой…

— Великий государь, ради братий своих, ради народа своего…

И вдруг царь встал и на цыпочках начал подкрадываться к жужжащей на оконнице мухе. Быстрый, короткий взмах руки — и мертвая муха упала на пол.

— Вот, — он ткнул носком сапога в сторону упавшей мухи, — мои враги, а это, — Иван Васильевич поднял руку, — моя сила, моя власть, моя опричнина. Запомни это… — он засмеялся. — А сейчас ступай… Пора к вечерне. Пойдем покаемся во грехах наших и помолимся…

Назавтра, вручая Федорову царский указ, молодой опричник передал еще и государево повеление — поспешать в отъезд без промедлений.

Летописи подробно сообщают о походах царя, его поездках на богомолье, о строительстве новых храмов, об изменах и казнях. А началу книгопечатания в России посвящена всего одна строка. Так откуда же мы знаем об Иване Федорове, его друзьях, помощниках, о его работе?

Из позднейших летописных записей, из заметок иностранцев, служивших в Москве уже после отъезда Федорова, из письма Барберини. Но в первую очередь от самого Федорова.

Начиная с «Апостола», первый экземпляр которого, поднесенный царю, хранится сейчас в Историческом музее, Федоров пишет для каждого издания особое послесловие — своеобразное послание читателям и потомкам.

Вот, например, что рассказывает первопечатник в своем первом послании на страницах с 532 по 534 «Апостола»:

«…По повелению благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всея великия России самодержца и по благословению преосвященного Макария Митрополита всея Руси многие церкви воздвигались в царствующем граде Москве и по окрестным местам и по всем городам царства его, особенно же в новокрещенном месте, в городе Казани и в пределах ее. И все эти святые храмы благоверный царь украшал чтимыми иконами и святыми книгам… И потому благочестивый царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси повелел покупать святые книги на торгу и полагать их во святых церквах — псалтыри, евангелия, апостолы и прочие святые книги. Но из них мало оказалось годных, остальные же все искажены несведущими и неразумными переписчиками, а иные оттого, что пишущие оставляли их без исправления. И это стало известно царю, и он начал размышлять, как бы издать печатные книги, как у Греков в Венеции, и в Италии, и у прочих народов… И так возвещает мысль свою преосвященному Макарию, Митрополиту всея Руси. Святитель же, услыхав, весьма обрадовался… И так, по велению благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и по благословению преосвященного Макария Митрополита начинали изыскивать мастерство печатных книг в год 61-й восьмой тысячи (1553); в 30-й год (1563) царствования его благоверный царь повелел устроить на средства своей царской казны дом, где производить печатное дело.

И, не жалея, давал он своих царских сокровищ делателям диакону церкви Николы Гостунского Ивану Федорову да Петру Тимофееву Мстиславцу на устройство печатного дела и на их обеспечение до тех пор, пока дело их не пришло к завершению. И начали печатать впервые эту святую книгу… в год 7070 первый (1563) апреля 19-го… Окончены же были в год 7070 второй (1564) марта в первый день при архиепископе Афанасии, Митрополите всея Руси, в первый год святительства его…»

Второе послание — к «Часовнику» — короче, но столь же конкретно: «…Напечатана эта книга… подвигом и прилежанием, трудами и изысканием диакона Николы чудотворца Гастунского, Ивана Федорова да Петра Тимофеева Мстиславца…»

К сожалению, «Часовник» до наших дней сохранился всего в пяти экземплярах. Говорят, что еще один экземпляр был в библиотеке известного деятеля русской культуры С. Дягилева, но где он сейчас — так никто и не знает.

Сам по себе этот грустный факт тоже может поведать о многом. Несомненно, что «Часовника» было напечатано больше, чем «Апостола» (ведь как-никак было два издания), а сохранилось намного меньше. Значит, «Часовник» приходил в негодность быстрее «Апостола». Это могло быть только потому, что им часто и подолгу пользовались. По нему учились грамоте. А если экземпляры двух изданий исчезли почти без следа, значит и тяга к знаниям, к грамоте была велика.

О своих последних месяцах жизни в Москве печатник поведал значительно позже, в послесловии к книге 1574 года: «…По причине великих преследований, часто испытанных нами, не от самого государя, но от многих начальников и духовных властей и учителей, которые по зависти возводили на нас многие обвинения в ереси, желая добро обратить во зло и дело божие вконец погубить, как это обычно для злонравных, невежественных и неразвитых людей, которые ни в грамматических тонкостях навыка не имеют и духовным разумом не наделены, но без основания и напрасно распространили злое слово. Ибо такова зависть и ненависть, сама измышляющая клевету и не понимающая, куда идет и на чем основывается. Эти обстоятельства привели нас к изгнанию из нашей земли и отечества и от нашего рода и заставили переселиться в иные незнаемые страны».

Эти горькие сетования Федорова на свою судьбу, а также очень путаные рассказы иноземцев, побывавших в Москве в 70-е и 80-е годы XVI столетия, породили увлекательную, но ничем не оправданную легенду: будто тайные враги однажды ночью подожгли Печатный двор, и Федоров вместе с Тимофеевым, чтобы спастись от неминуемой смерти, вынуждены были бежать из России. Легенда эта бытовала довольно долго, и лишь в последнее десятилетие была доказана ее полная несостоятельность.

Уезжая, печатник захватил с собой шрифты и резные доски с заставками и концовками. Такой груз требовал не менее двух-трех подвод. Пересечь же с обозом границу в дни, когда Россия вела войну с Ливонией и повсюду, на каждом проселке стояли многочисленные заставы, было попросту невозможно. Для этого требовалось разрешение царя Ивана IV. А царю как раз и был выгоден переезд Ивана Федорова в Литву. Вот как пишет об этом академик М. Н. Тихомиров: «В Литовском великом княжестве шли споры по поводу задуманной некоторыми магнатами унии Литовского княжества с Польским королевством. К противникам унии принадлежали многие православные белорусские и украинские магнаты.

Одним из средств борьбы против надвигавшейся унии было распространение книжного просвещения и усиление православной пропаганды на Украине и в Белоруссии.

В этих условиях и состоялся переезд первопечатников… О добровольном переселении Ивана Федорова… рассказывает одно свидетельство XVIII века. По словам этого документа, Иван Федоров приехал в Заблудов по приглашению гетмана Ходкевича. Таким образом, не было никакого бегства первопечатников, они переехали… с согласия царя Ивана Васильевича».

Сегодня мы можем предположить, что Федоров уехал из Москвы в Литву с определенной задачей — помочь своей работой и печатным словом сторонникам русского государя. Ведь не случайно, что накануне отъезда Федорова из Москвы послом к Ивану IV прибыл Юрий Александрович Ходкевич, ближний родственник Григория Александровича Ходкевича, в имении которого печатники продолжат свою работу.